Cтраница новостей Ближний Восток

Ближний Восток

Ближний Восток на пути к стратегической самостоятельности?

В течение многих десятилетий развитие, в частности, политическое, Ближнего Востока было «производной» от мировых трендов. Немного упрощая, можно сказать, что мир и война здесь зависели от решений и действий прежде всего внешних игроков, будь то «державы» 19-го века или «великие державы» века 20-го. Однако сейчас можно видеть все больше свидетельств «суверенизации» региона: внутренняя динамика ближневосточных политических процессов начинает превалировать, и теперь уже внешние игроки оказываются вынужденными подстраиваться под нее. Во всяком случае, такое впечатление складывается при взгляде на ситуацию с точки зрения нашей базовой гипотезы, согласно которой основу региональной архитектуры составляет система отношений между тремя неарабскими странами – Ираном, Израилем и Турцией, – а также неоднородным «арабским Машриком» (Востоком), внутри которого доминирует свой треугольник – КСА, ОАЭ, АРЕ, дополняемый Катаром. В рамках такой схемы мы видели некоторое время назад, как целенаправленно повышался статус Ирана – практически до уровня «ответственного регионального игрока» и ядерной державы de facto. Это поставило Тегеран на одну доску с Тель-Авивом и Анкарой. В этом своем новом – признанном – качестве Иран повел дело к нормализации отношений с арабами (прежде всего, КСА). То есть, по сути, он пошел тем же курсом, на который чуть-чуть ранее встал Израиль и по которому так же движется Турция. Ирано-арабская нормализация велась на трех основных площадках – в Ираке, Ливане и Йемене; главным ее содержанием было балансирование интересов Тегерана и Эр-Рияда. И, судя по всему, процесс этот шел и идет, в целом, продуктивно. Судите сами: в Ираке парламент наконец-то смог избрать президента и назначить новое правительство – и это несмотря на волну беспорядков, потрясших страну в конце лета – начале осени. В тот момент казалось, что никакого компромисса не будет, однако оказалось, что, напротив, компромисс родился как результат «мятежа» сторонников Муктады ас-Садра. В Ливане также был достигнут компромисс: там Хизболла одобрила соглашение с Израилем о морских границах. Не вдаваясь в толкование всех тонкостей региональной политики, все-таки можно сделать вывод: этот факт – сигнал о том, что Тегеран не станет стеной на пути израильско-ливанского примирения (или, говоря в местном контексте, «нормализации»). А это, в свою очередь, можно понимать как обеспечение иранцами себе более выгодных позиций в торге с КСА по вопросу о новом ливанском президенте. Ведь теперь, если Эр-Рияд не сумеет договориться с Тегераном по этому вопросу, под ударом окажется судьба морского соглашения. То есть, тем самым саудовцы окажутся в оппозиции не только иранцам, но и израильтянам и американцам (основным спонсорам и авторам ливано-израильской сделки по морским границам). Наконец, в Йемене, несмотря на то, что сроки договоренностей о прекращении огня между хуситами и правительством (а по факту – просаудовской коалицией) истекли, тем не менее масштабные боевые действия не возобновились. Стороны явно стремятся не нарушить равновесия. Конечно, на этом фоне весьма грозно прозвучали публикации в американской прессе «откровений» саудовской разведки о якобы «неминуемых» атаках Ирана на его арабских соседей и прежде всего на саму КСА. В ответ на этот «призыв» Вашингтон даже направил «в сторону Ирана» свои боевые самолеты с баз в Заливе. Наконец, Эр-Рияд заявил, что прекращает контакты с Тегераном, что, видимо, означало закрытие переговоров в Багдаде, которые стороны вели в течение достаточно долгого времени с целью восстановления дипотношений. Вся эта бутафория, особенно в условиях непрекращающихся беспорядков в ИРИ, казалось бы, должна была свидетельствовать о срыве попыток арабо-иранской нормализации. И если так, то за этим должна последовать очередная волна эскалации, которая неизбежно вернет регион под полный контроль внешних сил во главе с США, а значит, говорить о «суверенизации» Ближнего Востока не приходится. Однако представляется, что дело обстоит несколько иначе. И ключом к пониманию ситуации служит смена правительства в Израиле, вернее, первые заявления нового-старого премьера Нетаньяху, в которых он обрисовал приоритеты своей региональной стратегии. Номером один там числится вовлечение в нормализацию с Израилем новых арабских стран. И только номером вторым – противодействие Ирану. То, что Иран отошел на второй план – уже само по себе новость. Но главный вопрос, который хотелось бы прояснить: с какими именно арабскими странами Биби намерен «нормализоваться»? Ведь если посмотреть внимательно, то весь потенциальный резерв на этом направлении исчерпан: Израиль уже имеет отношения с Египтом, Иорданией, ОАЭ, Бахрейном, Марокко, отчасти – с Суданом. Вне процесса «нормализации» остались либо «непримиримые» - такие как Алжир, Ирак, Тунис, Сирия, Ливан; либо «ненужные» (потому что полуразваленные) вроде Ливии, Йемена; либо те, кто уже по факту сотрудничает с Тель-Авивом, но не хочет делать это официально – Оман, Катар. Эти последние, кстати, могут представлять немалый интерес, наряду, например, с Кувейтом. Но все-таки главная цель «нормализации» - это Саудовская Аравия. Не может быть сомнений в том, что именно ее вожделеет заполучить Тель-Авив – равно как и Тегеран, и Анкара. Если оценить события последних недель с этой точки зрения, то можно предположить, что суть происходящего, в частности, в Иране, а также в ирано-саудовских отношениях – это «ревность» израильтян. Они не могут допустить, чтобы ИРИ нормализовала свои отношения с КСА первой. Это значит, что между Израилем и Ираном разгорается борьба за Саудовское королевство – совсем как за сердце прекрасной (и сказочно богатой) царевны. До недавнего времени инициатива была в руках иранцев, и дело почти дошло до восстановления дипотношений с саудитами. Но взрыв широкомасштабных беспорядков в Иране сорвал этот процесс, и теперь инициативу готов перехватить Нетаньяху. При этом и Анкара не стоит в стороне, она так же хочет быть первой, кто заполучит Эр-Рияд в свои объятия. Турки давят на экономику: в ходе визита наследного принца КСА Мухаммеда бен Салмана в Турцию несколько месяцев назад были подписаны миллиардные контракты, и это – козырь, которым не могут похвастаться ни Израиль, ни Иран. Кроме того, турки, в отличие от двух своих соперников, наладили отличные отношения с ближайшими и весьма влиятельными соседями КСА – Эмиратами и Катаром. А еще они могут выступить в качестве союзника саудитов в Сирии (и Ливане), балансируя там влияние Ирана и Израиля. Оценивая ситуацию взаимодействия в рамках треугольника нужно всегда иметь в виду, что каждый из «углов» стремится не допустить союза против него двух других. То есть для Ирана страшен не Израиль или Турция как таковые, но их тандем. И это же касается всех других: Тель-Авив заботится о том, чтобы Тегеран и Анкара не стакнулись, а Анкара – чтобы этого не произошло между Тегераном и Тель-Авивом, каким бы невозможным этот вариант ни казался. Если исходить из того, что на данный момент главная борьба разворачивается между Израилем и Ираном за право «нормализации» с Саудовской Аравией, решающая роль может оказаться у Турции: именно она способна качнуть чашу весов в ту или иную сторону. Поэтому, прежде чем завоевать сердце саудитов, соперникам придется побороться за симпатии турок. У израильтян дело пошло споро: восстановление дипотношений, визит президента в Анкару, возобновление военно-технического сотрудничества и т.д. Иранцы вроде бы отстают. Но у них – свой набор предложений наследникам османов: тут главное блюдо – совместная борьба с курдскими боевиками в Иракском Курдистане. И, как можно видеть, на этом поле ИРИ и ТР вполне способны к совместным действиям: массированные удары иранского КСИР по курдским базам в Ираке фактически совпали с аналогичной турецкой операцией. Да и на сирийской почве у Ирана, наверное, есть, что предложить туркам. Особенно учитывая проект турецкого газового хаба, который смог бы вывести иранский газ на мировые рынки. Словом, возможность ирано-турецкого тандема, способного сделать Эр-Рияду предложение, от которого будет крайне трудно отказаться, не может не волновать (если не пугать) Тель-Авив. Здесь понимают, что удержать Анкару в израильской орбите очень непросто; она в любой момент может выскользнуть из рук. Поэтому не удивительно, что израильтяне втягивают в свою игру «родного брата» Турции – Азербайджан, при этом планомерно стравливая Баку и Тегеран. Расчет несложен: взаимная неприязнь между Азербайджаном и Ираном, их взаимные провокации (благо, есть Армения) заставят Анкару встать на сторону Баку и против Тегерана. Это – дополнительная страховка… Можно разбирать ситуацию и дальше, постепенно расширяя географию и/или углубляясь в местные проблемы. Однако представляется, что приведенного анализа достаточно, чтобы убедиться: политические процессы в ближневосточном регионе обретают собственную динамику, собственное содержание. Игра, которая ведется внутри описанных нами контуров, - не производная от развития внешнего, глобального окружения. И это – главная характеристика нового этапа регионального развития.

Турция: как долго продержится многовекторность?

Государственные банки Турции вслед за частными отказались от российской платежной системы «МИР». Крупнейшие частные банки республики Isbank и Denizbank, а вслед за ними и государственные Halkbank, VakifBank и Ziraat Bank больше не принимают российские карты «МИР», что вызвало немалое удивление у туристов, которые уже находятся в Турции. Причина – заявление Управления по контролю за иностранными активами Министерства финансов США (OFAC, правительственное учреждение США, которое осуществляет надзор за политикой санкций). Недавно оно предостерегло финансовые учреждения третьих стран от заключения новых соглашений или расширения существующих с российской платежной системой, в противном случае организации попадут под вторичные санкции. Напомним: 15 сентября OFAC ясно дало понять, что расценивает недавние усилия России по расширению использования сети платежных карт «Мир» как попытку обойти санкции. Таким образом, те, кто, по мнению США, поддерживает такие усилия, могут столкнуться с ограничениями в соответствии с американским законодательством о санкциях против «вредной российской внешней политики». Пора бы, думается, уже и России ввести запреты на поставки в США и другие недружественные страны жизненно важных для них товаров (например, титана и ядерного топлива) и принять аналогичный закон. Но это так, лирическое отступление. Справедливости ради Турция – не единственная, кто отказывается от работы с системой «Мир». Казахстан, Вьетнам также приостановили прием российских карт. Аналитики считают, что в обозримом будущем этот список государств лишь будет расти. На официальном сайте «Мира» в разделе «География» с 21 сентября значится лишь Россия. Тогда как ранее там упоминались помимо уже названных стран также Абхазия, Белоруссия, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Южная Осетия, Южная Корея и, конечно, Турция. Турки были бы не турками, если бы не имели «план Б». В Анкаре уже разрабатывают «билетную карту» для туристов из России. Ее можно будет использовать в ресторанах, магазинах, музеях и т.д. Деньги при этом будут списываться с туристического оператора, а не путешественников. Впрочем, пока не уточняется, будут ли «билеты» предоплаченными или, напротив, оплачиваться туристами постфактум. Возможно, необходимые суммы будут сразу списываться оператором с российских счетов туристов. Вопрос комиссий и стоимости подобных услуг пока также не раскрывается. Многовекторность политики Анкары уже давно стала поводом для насмешек. Кто-то, напротив, ей восхищается. Так, Турция заявила, что рассматривает покупку российских военных самолетов, если США откажут им в продаже F-16. Ранее были разговоры о покупке Су-57 вместо F-35. В Анкаре заявили, что не поддержат и не признают референдумы в ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях. Но, тем не менее, турки готовы стоить у себя российскую атомную станцию, осуществлять транзит российского газа в Европу. В данном контексте эксперты британского аналитического центра Economist Intelligence Unit (EIU) подчеркивают, что США и ЕС продолжат усиливать давление на Турцию с целью принятия санкций против России в ближайшие месяцы. Однако в Брюсселе опасаются, что Анкара может использовать и свои рычаги для «ответного удара». Речь, само собой, про управление миграционными потоками. Сегодня более 40 тысяч беженцев из Сирии продолжают свой поход в европейские страны, в первую очередь – Германию. Сами участники «конвоя свободы» и вовсе говорят, что их не менее 100 тысяч. Они намерены прорваться через турецко-греческую границу и искать лучшей жизни в государствах-членах ЕС, а также Великобритании. Несомненно, Анкара постарается максимально использовать данный факт в переговорах с европейцами, как она уже неоднократно делала ранее. Особенно учитывая тот факт, что в Брюсселе сегодня не могут обеспечить своих граждан теплом и светом… Во всяком случае, по адекватным ценам… Впрочем, и у европейцев, и у американцев также есть способы надавить на Анкару. Главным образом – в экономической сфере, которая на фоне приближения президентских и парламентских выборов в 2023 году становится все более актуальной. Санкции, которые были введены против Турции после ее действий в Ливии и Средиземном море, сильно ударили не только по военно-промышленному комплексу, который лишился поставок большого числа запчастей и деталей. Ограничения затрагивают и турецких бизнесменов, чиновников, компаний. Как итог этих мер, экономика республики переживает едва ли не худшие времена в своей истории. Рост потребительских цен в среднем значительно превысил целевой показатель инфляции Центробанка Турции (CBRT) в 5,0%: 15,5% в годовом исчислении. Потребительское доверие близко к рекордным минимумам, а доверие к реальной экономике пошатнулось. Центральный банк отметил в протоколе заседания, что «опережающие показатели за третий квартал продолжают указывать на потерю импульса в экономической активности из-за снижения внешнего спроса». Инфляция в стране, как сообщил в августе Институт статистики страны, перевалила за 80% в годовом исчислении, и эксперты ожидают, что рост продолжится. Турецкие банки продолжают взимать с домохозяйств значительные спреды по кредитам, при этом последние данные CBRT (8 сентября) показывают: домохозяйства платили процентные ставки в среднем на уровне 30,8%. Это привело к тому, что ставки по потребительским кредитам лишь незначительно отреагировали на снижение ставки в августе. Аналогичная динамика сохранялась и с коммерческими кредитами. Однако 20 августа Центробанк ввел правила, касающиеся банковского кредитования фирм. Теперь банки должны держать ценные бумаги, деноминированные в лирах, на сумму 20% от суммы кредита в CBRT, если ставка по кредиту превышает базовую ставку х1,4 и 90%, если она превышает базовую ставку х1,8. Данные показывают, что это немедленно снизило средние ставки, согласованные по коммерческим кредитам, примерно с 26% (на 21 августа) до 21% (на 8 сентября). Таким образом, как отмечают в EIU, снижение процентной ставки должно снизить стоимость кредитования для фирм. Тем не менее, аналитики скептически относятся к возможности новых стимулов помочь банкам кредитовать фирмы по этим ставкам. В перспективе это может привести к кредитным проблемам во всей экономике. Аналитики Business Monitor International (BMI), структурного подразделения Fitch Solutions, считают, что до выборов 2023 года турецкие власти продолжат ведение неортодоксальной денежно-кредитной политики, а после Центральный банк вернется к ортодоксальным методам и начнет повышать ставки. Эксперты также отмечают, что в ближайшей перспективе CBRT может пойти на цикл значительных повышений ключевой ставки, что потребует от банков увеличения стоимости заимствований. Турецкую лиру также ждут непростые времена. Впрочем, она давно уже бьет один антирекорд за другим. Средний обменный курс в 2023 году по прогнозам составит около 21,50 TRY/USD. Несмотря на определенный рост турецкого экспорта – до 13,1% в годовом исчислении –, дефицит торгового баланса продолжает расти, в том числе за счет подорожания энергоносителей. В августе цены на них увеличились на 162%. Экономика Турции – одна из главных проблем Эрдогана и Партии справедливости и развития (ПСР) на фоне приближающихся выборов. Никакие внешние победы не перекроют социальные проблемы населения, расслоение общества и падение доходов. Особенно если это напрямую бьет по кошелькам простых турок. Это понимают и в США, и в государствах ЕС, которым все сложнее вести дела с Турцией, стремящейся «усидеть на двух стульях» – получать выгоду и от Вашингтона, и от Берлина, Лондона, Парижа, а также от Москвы. Мир стремительно меняется и Анкаре рано или поздно придется сделать выбор между Западом и условным Востоком. В противном случае Турция в 2023 году рискует повторить судьбу многих государств, попытавшихся вести собственную игру в обход Соединенных Штатов. К тому же американцев уже давно раздражает турецкий лидер.    Особенно после того, как Анкара все же купила российские системы ПВО С-400. С другой стороны, на Востоке также назрела определенная усталость от маневров Анкары. Так, на недавнем саммите Шанхайской Организации Сотрудничества Эрдогану открыто намекнули: чтобы вступить в объединение, придется выйти из НАТО. «У нас есть положения о приеме новых членов, которые предусматривают ряд критериев, среди которых принадлежность Евроазиатскому региону, активное поддержание активных дипломатических и торгово-экономических отношений и культурных связей с государствами – членами ШОС, отсутствие конфликтов как с государствами ШОС, так и невовлеченность во внешние конфликты, отсутствие санкций Совбеза ООН, но и неучастие в деятельности и блоках, враждебных или направленных против членов ШОС», – заявил спецпредставитель Президента РФ по делам ШОС, посол по особым поручениям МИД России Бахтиер Хакимов. В сложившихся условиях у Эрдогана и ПСР остается все меньше пространства для маневра. И какой бы выбор власти страны не сделали, будь то Вашингтон или Москва, часть избирателей сочтет это если не предательством, то как минимум ошибкой. Есть ли у Эрдогана «план Б» и на этот случай – вопрос пока открытый…

Иран – de facto ядерная держава

События в Газе, а также ситуация вокруг восстановления СВПД свидетельствуют: Иран превратился в «ответственного игрока» на Ближнем и Среднем Востоке. Начнем с венских переговоров по СВПД. Главный их итог – наделение ИРИ статусом ядерной державы de facto. И официальный Тегеран, и американская сторона выступили с заявлениями о том, что для создания атомной бомбы иранцам требуется «несколько недель», но они в этом не заинтересованы. В переводе на русский это означает: Иран уже обладает ядерным оружием, и это – новая реальность. Однако входить в клуб ядерных держав de jure Иран не намерен, он желает оставаться в таком же положении, что и Израиль, то есть быть ядерной державой «по умолчанию». Это означает, что отныне за Тегераном признана его доля ответственности за состояние дел в регионе от Средиземного моря до Афганистана и от Кавказа и Каспия до Йемена. Наиболее явно эта новая роль ИРИ была продемонстрирована в Газе и Ираке. В событиях в Газе обращает на себя внимание прежде всего тот факт, что с палестинской стороны главную скрипку играл Исламский джихад (ИД) - иранский клиент. Но не менее важно, что ХАМАС – доминирующая сила в секторе и клиент Катара, ближайшего союзника Ирана в Заливе – не принимал никакого видимого участия в боевых действиях. Это может служить явным доказательством того факта, что Иран теперь полностью контролирует Газу, имея здесь двух наиболее мощных представителей. При этом каждый из них вполне способен наносить по Израилю весьма чувствительные удары. И только Аллаху известно, что будет, если силы ИД и ХАМАС объединятся и ударят вместе… А поскольку за их спинами стоит Иран, то Израилю придется обеспечивать свою безопасность на южном направлении в диалоге с ним. Если же обратить внимание на тот факт, что ИД действует не только в Газе, но и на Западном берегу реки Иордан (ЗБРИ), то получается, что и на восточном направлении безопасность Израиля зависит от Ирана. Ведь позиции ИД здесь укрепляются, и он вполне в состоянии вступить в борьбу за контроль над Палестинской администрацией и за наследство престарелого Махмуда Аббаса. По сути, на ЗБРИ Израилю Ираном предложен выбор: либо продолжать делать ставку на раздробленность палестинцев, либо – ставить на ИД как представителя Тегерана. В первом случае Тель-Авив остается в привычной роли манипулятора, имея дело с огромным числом разношерстных палестинских группировок, каждая из которых ориентирована на своего «патрона» из числа арабских столиц: Эр-Рияд, Абу-Даби, Каир, Доха, Алжир… Но надо иметь в виду, что Тегеран намерен бороться с этим разноголосием, будет всеми силами укреплять своего клиента – Исламский джихад – и добиваться его доминирования, имея при этом в союзниках, как минимум, Катар. Это означает дестабилизацию Западного берега. И Израилю надо решить, нужна ли она ему. Если же Израиль уже сейчас согласится на то, чтобы ИД стал лидером, Иран готов взять на себя ответственное управление всеми палестинскими силами и в Газе, и на ЗБРИ. Более того, он же гарантирует управляемость и на северном, ливанском направлении. Ведь Хизбалла воздержалась от ударов по Израилю во время его столкновения с ИД в Газе. Но могла и ударить… Однако ограничилась лишь предупреждением: если вы не прекратите операцию в газе, мы атакуем ваши газовые месторождения в Средиземном море. Что Хизбалла в состоянии это сделать, она уже продемонстрировала. Так что в серьезности угроз сомнений в Тель-Авиве не было. И по информации некоторых арабских СМИ, именно они заставили израильтян остановить операцию «Рассвет». Так ли это на самом деле, не столь важно. По-настоящему важно, что Хизбалла (вкупе с ИД и ХАМАС) выступила в качестве полностью управляемого инструмента иранской политики, цель которой – доказать способность Тегерана контролировать ситуацию вокруг границ Израиля. И тем самым убедить израильтян в том, что их безопасность зависит от стратегического диалога с Тегераном. Добавьте сюда еще особые отношения Тегерана с Дамаском, и получится совершенно однозначная картина: Иран вышел к границам Израиля почти по всему их периметру, за исключением египетского и иорданского направлений. Но и здесь есть уязвимое место – Красное море, в котором уже обосновался иранский военный флот. Во всяком случае, Тегеран объявил, что его боевые корабли отбили там атаку неких «пиратов». Серьезность ситуации заключается в том, что отмахнуться от Ирана, отказаться от диалога с ним для Израиля невозможно. Ибо Иран – такая же ядерная держава, ровня Израилю. Это – явная победа ИРИ, которая переиграла не только израильтян, но и арабских соперников: ОАЭ, Саудовскую Аравию и Египет. Логика «соглашений Авраама» лишила их пространства для маневра. Абу-Даби и Эр-Рияд вынуждены были отказаться от значимой поддержки своих клиентов среди группировок палестинского сопротивления. Поэтому их влияние на ситуацию в Палестине будет сокращаться. Можно ожидать, что и в Ливане тоже. Что же до Каира, то он, взяв на себя роль посредника между Исламским джихадом и Тель-Авивом, попытался сыграть на стороне Израиля: как утверждают в ИД, египтяне дезинформировали движение относительно истинных намерений израильской армии начать военную операцию. Едва ли после этого к ним сохранится прежнее доверие. Таким образом, после августовских событий в Газе палестинцы убедились, что их бывшие арабские «патроны» фактически отвернулись от них и теперь полагаться можно только на Иран.

Байден все-таки едет

Необычное впечатление складывается при взгляде на Ближний Восток в преддверии визита туда президента США Джо Байдена. Событие, что и говорить, важное. Ведь это – первый его визит в регион, и до сих пор нынешняя администрация Белого дома не предъявила собственной региональной доктрины. Всем ужасно интересно, что же это такое – ближневосточная политика Байдена. Традиционно от направления и содержания ближневосточной стратегии США зависит практически всё в регионе. Это та тема, вокруг которой разыгрываются все комбинации, создаются коалиции, возникают конфликты и т.п. Однако за полтора года, прошедшие с начала президентства Байдена, генеральная американская тема так и не задана. За это время на Ближнем Востоке накопилось множество проблем, каждой из которых американцы так или иначе занимаются, но целостной картины из такой мозаики не складывается. Поэтому неудивительно, что байденовского визита ждут с нетерпением все. Тем более, что его сроки переносились. Словом, можно было бы сказать, что «весь мир (или хотя бы весь регион) замер в ожидании приезда Байдена»… Но все оказывается не так. Регион отнюдь не замер. Напротив, активность местных политиков, королей, президентов, глав правительств, дипломатов, наверное, никогда не была столь высока. Все повидались и провели переговоры со всеми, и не по одному разу. И что замечательно: эту активность нельзя сравнить с лихорадкой перед большим событием, когда в спешке «сверяют часы», допечатывают документы, расставляют столы и стулья, прилаживают флаги, проверяют работу микрофонов и кондиционеров, наличие воды в кулерах… Такая ажитация накануне приезда «хозяина» осталась в прошлом. Теперь же все выглядит по-иному. А именно: президента США ждут не как «директора», который информирует о стратегических целях, дает ценные указания, обязательные к исполнению, и распределяет роли. Его ждут как партнера, которому будут предложены варианты взаимодействия и условия сотрудничества. В этом и заключается главная особенность «исторического» визита Байдена: Америка утратила инициативу. Не она предлагает и располагает. Не она формирует повестку. И глава Белого дома едет на Ближний Восток, не зная заранее результатов своих переговоров там. Такое, действительно, происходит впервые за многие и многие годы, если не десятки лет. Видимо, чтобы снять это ощущение, Байден в преддверии своей поездки опубликовал статью, в которой сделал попытку изложить собственную повестку. Ее тезисы уже много раз цитировались, поэтому нет необходимости на них останавливаться подробно. Однако несколько замечаний сделать все-таки будет уместным. Байден настаивает на том, что нынешнее состояние ближневосточного региона гораздо более спокойно и мирно, нежели ранее. При этом он указывает на снижение террористической активности в Ираке, восстановление единства арабских стран Залива, перемирие в Йемене, изоляцию Ирана, предотвращение крупномасштабной войны в Газе и возобновление прямого диалога между высшим руководством Палестины и Израиля. Все это, по уверению Байдена, есть заслуга США. Для американской публики такое описание ситуации, может быть, и приемлемо. Однако любой более или менее серьезный анализ меняет картину. Дело в том, что практически все перечисленные президентом США позиции в значительной степени завязаны на Иран. И ни на одном из этих треков не могло и не может быть никаких существенных изменений без согласия на то со стороны Тегерана. И прежде всего в Ираке и Йемене. Неужели в Вашингтоне и впрямь полагают, что уход Муктады ас-Садра из иракского парламента – это результат американской дипломатии? Или что йеменские хуситы пошли на перемирие в благодарность за удаление их из американского списка террористов? Или что Хамас в Газе неожиданно согласился на американские уговоры не продолжать ракетные обстрелы израильских городов? Думается, что все это было бы невозможно, если бы на то не было воли Ирана. Но ведь он же «в изоляции», утверждает Байден. О какой изоляции может идти речь, если президент Ирана посещает Оман, обменивается визитами с эмиром Катара, а в Багдаде вовсю идет подготовка к встрече министров иностранных дел ИРИ и КСА с целью восстановления полномасштабных отношений? И если сразу после визита американского лидера в Залив в Тегеран намерен прибыть президент Турции Реждеп Эрдоган? Нет никакой «изоляции» Ирана. Более того, если согласиться с мнением Байдена и признать все перечисленные им американские успехи и достижения, то логика потребует признать также, что всего этого США могли добиться исключительно опираясь на весьма тесное и доверительное сотрудничество с Тегераном. Ибо, повторим – на сегодняшнем Ближнем Востоке ничего подобного невозможно получить без согласия Ирана. И это прекрасно знают и из этого исходят все региональные игроки. И вокруг этого непреложного факта выстраивается вся региональная конструкция – а не вокруг той или иной американской доктрины, как то было раньше. Усилиями сменяющих друг друга американских администраций Иран стал не только «пороговой» ядерной державой и обзавелся собственными ракетами, но сумел создать крепкие плацдармы в арабском мире (Ирак, Ливан, Сирия, Йемен), наладить прочные торговые и политические отношения (Катар, Оман, Сирия, Газа, отчасти – ОАЭ и ПНА на Западном берегу Иордана). Иранские военные корабли уже вышли за пределы Персидского залива и освоились в Красном море. А в скором времени выйдут на просторы Мирового океана (объявлено об учениях в Венесуэле, где иранцы будут участвовать вместе с Россией и Китаем). Словом, Иран, как фактор влияния, сравнялся в регионе с США. И это перевело Ближний Восток в совершенно новое качество. Он более не пассивный объект американской (или любой другой) политики, но некий коллективный субъект. Он приобрел внутреннюю, самостоятельную динамику развития, управлять которой Белый дом (во всяком случае, при нынешнем хозяине) не в состоянии. Это значит, что здесь Байдена будут не только и не столько слушать, сколько требовать от него встроить Америку в складывающуюся региональную архитектуру. А она, как мы уже предполагали, складывается вокруг нескольких центров силы: трех неарабских (Тель-Авив – Тегеран – Анкара) и одного арабского, который, по-видимому, будет неоднородным. Ему еще предстоит сформироваться на основе конкуренции Эр-Рияда и Абу-Даби с участием Каира и Багдада. В этих условиях единственное, на что США действительно могут влиять – это как раз конкуренция в арабском лагере. Но и тут никаких единоличных решений Вашингтон принимать уже не может: ему не позволят это ни Тель-Авив, ни Анкара, ни сами арабы. Поскольку все они отлично понимают: Америке сейчас не до тонкостей ближневосточных раскладов. Она в них вникать не станет. А значит неизбежно наделает ошибок, последствия которых придется расхлебывать не один год. Авантюры в Ираке, Сирии, Ливии, Афганистане тому классические примеры. Повторения не хочет никто. Поэтому можно полагать, что основным содержанием ближневосточного визита Байдена станет, во-первых, попытка вернуть доверие арабов, прежде всего, Эр-Рияда. При этом следует учитывать, что главное требование, сформулированное арабскими странами Залива – это их полноправное участие в работе над «ядерной сделкой» с ИРИ. А реализация этого требования логически влечет за собой вытеснение США из процесса – хотя бы потому, что Тегеран последовательно настаивает на том, что вопросы безопасности Залива касаются только прибрежных государств и никакие внерегиональные силы сюда допущены быть не должны. Этот тезис, настойчиво повторяемый Ираном, как представляется, встречает понимание и молчаливое согласие арабов. И можно с достаточной долей уверенности утверждать, что именно таково их видение «ближневосточного НАТО», о котором в преддверии визита Байдена упомянул иорданский монарх Абдулла II. В США этот проект видят как формализованный американо-израильско-суннитский союз против Ирана. Но арабским странам Залива региональный блок нужен прежде всего для закрепления, институционализации арабского центра силы в регионе, а отнюдь не для того, чтобы легитимировать присутствие здесь США и Израиля и дать им право вето при решении региональных проблем. Это, кстати, понимают в Тель-Авиве, где совсем не мечтают связать себя союзными обязательствами ни с арабами (какими бы дружественными они ни были), ни с Вашингтоном. Так что на этом направлении Байдену предстоит очень непростой диалог. Не меньше сложностей, по-видимому, ожидает его и при обсуждении другой проблемы – «стабилизации» мирового энергорынка на фоне последствий российской спецопераций на Украине. Речь тут идет о том, чтобы убедить арабов (в основном КСА) нарастить нефтедобычу, чтобы «наказать» Москву. Технически эта задача не представляется невыполнимой. Несмотря на растиражированное мнение французского президента Макрона, саудовские мощности едва ли работают «на пределе». Вопрос не в том, чтобы быстро нарастить добычу. Для арабов вопрос заключается в гарантиях долгосрочного спроса. Ведь «зеленую повестку» еще никто не отменял, а она, будучи принята на самом высоком международном уровне, ориентирует нефтедобывающие страны на неуклонное снижение спроса на «черное золото». Если перспективы остаются прежними, и спрос будет сокращаться, то у арабов нет никаких оснований открывать свои краны. Им нужны долгосрочные контракты, а не разовые «гешефты». Так вот, в этих условиях вполне можно предположить, что в ответ на пожелания Байдена ему предложат выйти из парижских соглашений (как это сделал его предшественник Дональд Трамп). Такой шаг говорил бы о серьезности Вашингтона восстановить мировой рынок нефти и дал бы арабским экспортерам резон приступить к наращиванию добычи. Но пойдет ли Байден на такое? Возьмет ли он на себя ответственность за полный отказ от основ своей политической программы? Исключать такого нельзя, учитывая, что ответственность можно свалить на Путина: мол, это из-за него приходится отказываться от самого дорогого… Такой финт вероятен. И тут крайне важно, дадут ли арабы убедить себя. Ведь сам же Байден уже продемонстрировал, с какой легкостью вновь избранный президент США перечеркивает решения предшественника. Трамп вывел США из Парижских соглашений, а Байден вернул все назад. Но если Байден повторит действия Трампа – где гарантии, что его сменщик не повторит действия самого Байдена? Так что, с какой стороны ни посмотреть, на Ближнем Востоке президенту США предстоит весьма щекотливая миссия: вернуть хотя бы отчасти доверие со стороны стран региона и смириться с утратой роли всемогущего гегемона.

Газ или тормоз – что выберут Ливан и Израиль?

Газовая тема остается одной из наиболее актуальных на Ближнем Востоке. На этот раз внимание к ней привлек лидер ливанской Хезболлы шейх Хасан Насралла, который назвал газовые запасы на ливанском шельфе основой для развития страны и призвал ливанцев объединиться для их освоения ради будущего. С шейхом не поспоришь, но есть проблема: газовые месторождения расположены в районе, который оспаривают Ливан и Израиль. Две страны формально находятся в состоянии войны с 1948 года, и морские границы между ними не определены. Суть заключается в разнице определения линии прекращения огня от 1949 года. На картах двух стран они не совпадают. По израильскому варианту, линия морской границы с Ливаном упирается в границу кипрских экономических вод на 15 километров севернее точки, на которой настаивает Ливан. Изначально, когда газовые месторождения на левантийском шельфе только были открыты, Бейрут выступил против их разработки без согласования морских границ. Однако его усилия, в частности, обращение в ООН, остались тщетными. И до сих пор для Ливана «начать освоение месторождений» значит прежде всего заключить договор о морской границе. Что же касается Израиля, то он с самого начала попросту игнорирует проблему: Тель-Авив без каких-либо сомнений давно и успешно развивает добычу на «Левиафане» и «Тамаре». Такой же подход был им продемонстрирован и теперь. Вскоре после заявлений Хасана Насраллы израильтяне подогнали газодобывающую платформу в район месторождения «Кариш» в аккурат на спорном участке границы. В ответ на это Хезболла заявила, что не оставит без реакции «нарушение Израилем ливанского суверенитета» и будет действовать, в том числе, силой. Однако при этом была сделана примечательная оговорка: «если Израиль и Ливан не достигнут соглашения о границе». То есть во главу угла был поставлен именно вопрос о границе, а не вообще о праве непризнанного Ливаном «сионисткого образования» распоряжаться природными ресурсами шельфа. А ведь от Хезболлы вполне можно было ожидать такого радикального подхода. Но нет, ведущая проиранская сила в Ливане продемонстрировала готовность к конструктивному диалогу. Единственное условие – формальное согласование границ. Спорный участок акватории составляет 860 кв. км. Предметные переговоры между Бейрутом и Тель-Авивом по этой теме начались в 2020 году при посредничестве США. Однако на них ливанская сторона заявила о новых претензиях на 2,3 тыс. кв. км., включая месторождение «Кариш» и еще один перспективный блок. Естественно, что они были отвергнуты, а переговоры свернуты. Но в середине июня текущего года стороны к ним вернулись. В регионе появился американский посредник Амос Хохштейн. Бейрут решил отказаться от дополнительных претензий: мол, предыдущее правительство выдвинуло их не подумав. А израильский премьер (уже бывший) Нафтали Беннет призвал ливанское правительство начать разрабатывать шельф «в пределах своей исключительной экономической зоны», «воспользоваться возможностью улучшить свою экономику» и построить «лучшее будущее для ливанского народа». Слова – заметим – очень схожие с риторикой шейха Насраллы… На этом фоне позиция Хезболлы выглядит вполне конструктивной, переговорной. Ведь она сводится к тому, что «главное – это согласовать границы, без детализации, какие именно границы: с учетом ливанских претензий на «Кариш» или без них. При этом, как представляется, перспективы переговоров зависят прежде всего от того, готов ли будет Иран следовать в прежней логике «нормализации» с Саудовской Аравией на ливанской площадке. Если да, то прогресс на израильско-ливанской границе возможен, что откроет перед Бейрутом возможности для оживления полумертвой экономики и постепенного возрождения страны. Если же нет, то Хезболла восстанет против «предательской уступчивости» власти и превратит морскую границу в новый очаг напряженности.

Турция: виды на урожай, экономику и выборы-2023

Избирательная кампания уже началась и обещает быть весьма жесткой. Председатель «Партии будущего» Ахмет Давутоглу (в 2009-2014 годах министр иностранных дел Турции) на днях призвал провести в стране досрочные выборы, мотивируя это продолжающим обострятся экономическим кризисом. Политик также предрек нарастание социальной напряженности в обществе – как второй ключевой фактор развития ситуации в стране. Весьма вероятно, что, предлагая провести досрочные выборы, лидер «Партии будущего» исходит из того, что обострение двух упомянутых выше факторов даст руководству республики шанс на введение чрезвычайного положения и отмену выборов как таковых. При этом экономика Турции действительно находится в плачевном состоянии. Турецкая лира продолжает падать, за 1 доллар США уже дают более 17 турецких лир. Годовая инфляция, согласно данным Турецкого статистического института (TUIK), по состоянию на май 2022 года, разогналась до 73,5%, став рекордной за последние 24 года, а рост цен – максимальным со времени кризиса 1998 года. По сравнению с 2021 годом стоимость транспортных услуг и продуктов питания взлетела на 107,62 и 91,63 процента соответственно. Высокий рост был также зафиксирован в категории товаров для дома и мебели – 82,08%. Не такой галопирующий, но все же двухзначный рост отмечен в сферах телекоммуникаций (плюс 19,81 процента), образования (плюс 27,48%), существенно выросли цены на одежду и обувь (плюс 29,8%). Валовые валютные резервы Центрального банка Турции (CBT) упали с 66,0 млрд долларов (на 3 июня) до 61,5 млрд долларов по состоянию на 6 мая. Напомним, что на конец 2021 года они составляли 72,6 млрд долларов. Аналитики Business Monitor International (BMI), структурного подразделения Fitch Solutions, констатируют: в 2022 году падение номинального ВВП может составить более 20%. Если в 2021 году этот показатель составил более 814,5 млрд долларов, то по итогам текущего прогнозируется всего 614 млрд долларов. Британские эксперты Economist Intelligence Unit (EIU) в свою очередь подчеркивают, что, несмотря на слабую лиру, снижение спроса и восстановление доходов от туризма, высокие цены на товары первой необходимости приведут к тому, что дефицит платежного баланса превысит уровень 2021 года. Вероятным прогнозом на 2022 год называют дефицит в размере около 26 млрд долларов США, или 4,2% ВВП. Но вернёмся к выборам, президентским и парламентским, которые «по расписанию» должны состояться 18 июня 2023 года, однако слухи и разговоры об их переносе ходят уже достаточно давно.  Называют даже конкретные сроки – то ноябрь 2022 года, то весна 2023 года. Ряд политиков, настроенных оппозиционно по отношению к действующей власти, сегодня констатируют, что именно досрочные выборы не позволят Эрдогану и его Партии справедливости и развития (ПСР) набрать необходимое число голосов для победы. Тем не менее, согласно опросам исследовательской компании Optimar, ПСР сегодня набирает 35,9% голосов, а ее союзник по коалиции «Народный альянс» – Партия националистического движения (ПНД) – 10,4% голосов. За саму коалицию готовы проголосовать 39,2% избирателей. При подобном раскладе случись в Турции выборы хоть бы даже в августе 2022 года, победу на парламентских выборах одержал бы Эрдоган и «Народный альянс». Единственное, что может этому помешать – это 20% избирателей, которые либо не определились, либо и вовсе не планируют голосовать. Как отмечают в Институте Ближнего Востока (ИБВ), для такой политизированной страны, как Турция, это крайне высокий показатель. Среди основных претендентов на кресло президента страны называют мэров Анкары и Стамбула Мансура Яваша и Экрема Имамоглу, лидера «Хорошей партии» Мераля Ашкенера, а также главу Народно-республиканской партии (НРП) Кемаля Кылычдароглу. Аналитики ИБВ отмечают, что свою кандидатуру намерен выставить и живущий во Франции бизнесмен Джем Узан. В свое время он владел 28% турецких СМИ, а также GSM-оператором Telsim. Тем не менее, в 2000 году его партия на выборах заняла лишь пятое место и не прошла в парламент, а сам Узан был обвинен в финансовых махинациях и в результате потерял значительную часть своих активов. Недавний опрос Avrasya показал, что и Кылычдароглу, и Имамоглу, и Яваш опережают в рейтингах турецкого президента на 21,4%, 13,8% и 13,4% соответственно. Тем не менее, сегодня стоит рассматривать лишь как показатель того, что Эрдогану не удастся победить в первом туре. А если сторонники оппозиции объединятся, у действующего главы государства есть вполне реальный шанс покинуть свой кабинет. Противопоставить этому Эрдоган может административный ресурс, а также пустить в ход подконтрольных ему силовиков и суды. Так в отношении Имамоглу уже инициированы расследования по обвинению в клевете и оскорблении представителей Центробанка страны, а также неуважении к святыням после того, как во время церемонии поминовения в гробнице Мехмеда Завоевателя (Мехмеда II) в 567-ю годовщину завоевания Стамбула он обошёл святыню, заложив руки за спину. При этом важно отметить, что НРП, Хорошая партия, Партия будущего, Deva, Saadet и Демократическая партия образуют объединенную коалицию, целью которой является победа над Эрдоганом. Помимо этого, в их планах – возвращение к парламентской республике. Партия справедливости и развития, в свою очередь, сегодня теряет голоса, равно как и Партия националистического движения. По данным опросов ПСР набирает от 34,8% до 44,2%, значит, она не сможет получить большинство в парламенте. В ИБВ приводят результаты и другого опроса, проведенного 13 июня исследовательским центром Gezici.  44,7% респондентов верят, что решить проблемы в экономике сможет провластный «Народный альянс», тогда как 51,6% респондентов убеждены: победить экономический кризис способен оппозиционный «Национальный альянс». Более того, 56,8% ответивших считают, что лидер от оппозиционных партий сможет лучше управлять страной. На этом фоне глава Центра Gezici, специалист по международным исследованиям в области безопасности и стратегических исследований Мурат Гезичи заявил: «Люди, которые определяют экономику как самую большую проблему в стране, превратят свой гнев в голоса реакции против правительства, которое не слушает его, смотрит на него свысока и игнорирует проблемы. По этой причине можно сказать, что правительство сейчас более шатко, чем когда-либо прежде. Это абсолютно ясно» Уже очевидно, что поднимать свой рейтинг Реджеп Тайип Эрдоган намерен в том числе за счет побед во внешней политике. Это, несомненно, и миротворческие инициативы в рамках украинского кризиса, в том числе попытки наладить экспорт украинского зерна, о чем недавно вроде бы удалось договориться, но Киев как всегда против. Неспроста турецкие власти вновь начали оказывать давление на НАТО, отказываясь принять в альянс Швецию и Финляндию. Позиция Анкары, если рассматривать ее в контексте выборов, достаточно выгодная. В случае, если в Вашингтоне и Брюсселе пойдут на снятие санкций, поставку вооружений и комплектующих, Эрдоган сможет сказать, что он продавил Запад. Ну, а если нет – турки не согласятся на очередное расширение НАТО и заявят, что альянс вынужден считаться с ними. Подробнее о турецкой реакции на решение включить в союз Швецию и Финляндию читайте в нашем материале. Неспроста за последние месяцы резко ужесточилась и риторика Анкары в адрес Греции. Все это представляется очередной попыткой сплотить общество вокруг правящей элиты перед угрозой внешнего давления. При этом для России среди оппозиции нет кандидата, который мог бы быть выгоднее, чем Эрдоган и ПСР. К примеру, Кылычдароглу резко критикует не только турецкие власти, но и Москву после того, как сирийское правительство нанесло авиаудар по 36 турецким солдатам два года назад. «Любой, кто стреляет по моим солдатам, является моим врагом», – цитировала в 2020 году газета «Sözcü» слова Кылычдароглу, который подразумевал не только Башара Асада, но и лично Владимира Путина. Тогда же однопартиец лидера Народно-республиканской партии Энгин Озко назвал Эрдогана «предателем», одобрившим массовую расправу над миллионами мусульман в охваченной войной Сирии, что спровоцировало драку в парламенте, а сам Озко за оскорбление президента был осужден и посажен в тюрьму. Но это так, к слову, – об административном ресурсе и демократии в Турции… Подводя итог, добавим, что сегодня аналитики сходятся во мнении: досрочно избирать президента и парламент турки, вероятнее всего, не будут. Напротив, Эрдоган и ПСР постараются потратить оставшийся год на наращивание своих позиций и дискредитацию, а то и устранение конкурентов. Избирательная компания в Турции уже началась и противостояние обещает быть жестоким и бескомпромиссным. Впрочем, в этой ближневосточной республике по-другому и не бывает.

Байден не прилетел

Президент США Джо Байден принял решение отложить свой давно анонсированный визит на Ближний Восток. Ранее предполагалось, что он посетит регион в конце июня, теперь же называется срок – июль. Официальной причиной названа большая загруженность графика хозяина Белого дома в его поездке по Европе. Однако есть основания полагать, что проблема не только в этом. Вполне вероятно, что Байдену попросту нет смысла ехать: программа, заготовленная его дипломатией, не была принята партнерами. Насколько можно судить, стратегический замысел визита заключался в создании коалиции арабских государств и Израиля. Цель – оформление суннитско-израильского союза против Ирана, а также вовлечение арабского мира в антироссийскую тотальную санкционную войну. Но умелые действия Москвы и Тегерана, с одной стороны, и все углубляющееся недоверие ближневосточных стран к США, с другой, расстроили этот план. Нетрудно заметить, что центральная идея визита является логическим продолжением стратегии «соглашений Авраама», инициатором и промоутером которых был предыдущий президент Дональд Трамп. Он позиционировал эти соглашения как «сделку века», творцом которой он себя вполне по праву ощущал. При этом важно, что одной из основ ближневосточной политики Трампа было укрепление тесных связей с Саудовской Аравией. С Эр-Риядом был подписан целый ряд соглашений о поставках современного оружия на миллиарды долларов. Думается, что вершиной стратегии «Авраама» должно было стать согласие КСА – лидера арабского и исламского мира – на признание Израиля. Если бы это удалось, Трамп вполне мог претендовать на место в Истории и на Нобелевскую премию мира. Байден же, ставший символом полного отказа от «трампизма», первым делом разрушил американо-саудовские отношения. Он обвинил наследного принца Мухаммеда бен Салмана в убийстве Кашогги (Хашукджи), прекратил (официальную) поддержку действиям КСА и саудовской коалиции в Йемене, заморозил оружейные контракты с Эр-Риядом, вывел из королевства системы ПВО. А главное – взял курс на восстановление расторгнутой Трампом «ядерной сделки» с Ираном. Можно полагать, что это было сделано в рамках той стратегии, которая была предложена Генри Киссинджером: превратить Иран из врага номер один в «ответственного» участника ближневосточного баланса сил. Неудивительно, что саудитам это не понравилось, и в результате саудовско-американские отношения оказались в наихудшем состоянии за всю историю. Перед лицом непоследовательности и недоговороспособности Вашингтона Эр-Рияд начал самостоятельно устанавливать собственные связи с Тегераном, по сути, включившись в работу по формированию динамического баланса сил в регионе. Последовательно укрепляются отношения и с Москвой, и особенно – с Пекином. Все это стало явным признаком потери Вашингтоном контроля над развитием региональной ситуации. Данное обстоятельство стало еще более очевидным, а главное – неприемлемым – в новых глобальных условиях, заданных украинским кризисом. Америке срочно потребовались союзники на Ближнем Востоке, причем союзники дисциплинированные, готовые исполнять приказы, исходящие из Белого дома. Собственно, срочным сколачиванием такой группы союзников американская дипломатия и занялась. Так, в марте была организована конференция с участием глав внешнеполитических ведомств США, Израиля, ОАЭ, Бахрейна, Египта и Марокко. И вполне вероятно, что тогда Вашингтон обнаружил, что у него нет никаких новых предложений, никаких новых перспектив, которыми он мог бы увлечь арабов, а точнее – КСА. У него в запасе – только план «регионального динамического равновесия» Кисинджера и «соглашения Авраама». Но первый морально устарел в условиях, когда нужна дисциплина. А вторые устарели, как «наследие Трампа». Все же ставка, по-видимому, была сделана на «Авраама»: в печати появилась информация, что Байден готовит очередную «историческую сделку» с участием Эр-Рияда, Тель-Авива и Каира. Ее предмет – передача двух островков (Тиран и Санафир) на выходе из Акабского залива в Красное море под суверенитет КСА, для чего нужно согласие Израиля и Египта. А смысл сделки – признание еврейского государства со стороны Хранителя Двух Святынь Ислама. В дополнение к этому планировалась новая конференция, на сей раз в верхах, между США, Израилем и девятью арабскими странами: шестерка ССАГПЗ, плюс Иордания, Ирак, Египет. В случае успеха это могла бы быть действительно внушительная победа американской дипломатии. Но она не состоялась. По крайней мере, она отложена. И, честно говоря, нет серьезных оснований верить в то, что она состоится. Почему? Во-первых, потому что по Тирану и Санафиру даже в Израиле намекнули американцам, чтобы они не суетились. Мол, мы сами тут разберемся, у нас достаточно компетенций для этого, а вы только воду мутите. А во-вторых, расширение «соглашений Авраама» на КСА представляется теперь уже почти невозможным. Дело в том, что для Тегерана это станет свидетельством отказа Эр-Рияда от курса на нормализацию отношений с ИРИ и даст иранцам карт-бланш на развертывание антисаудовской, антиамериканской, антиизраильской активности на всех фронтах. Эр-Рияд уже слишком далеко продвинулся на пути налаживания диалога с Тегераном. Повернуть назад можно, но цена едва ли будет приемлемой. Придется рушить уже достигнутые негласные договоренности по Ираку, Йемену, Ливану. Но от положения на этих направлениях КСА зависит куда больше, чем от состояния (вполне стабильного и предсказуемого) своих отношений с Израилем или даже от отношений с США (которые так импульсивны и вероломны и которых, как оказалось, вполне можно заменить – отчасти – Китаем). О том, с какими угрозами может столкнуться Саудовская Аравия в случае согласия на «Авраама», можно судить по следующим фактам. Иракский парламент принял закон, согласно которому признание Израиля карается пожизненным заключением или смертной казнью. Он был инициирован Муктадой ас-Садром, основным иранским ставленником в Багдаде, и принят единогласно (!) – притом, что депутаты вот уже восьмой месяц не в состоянии сформировать правительство и избрать президента страны. Такое единодушие свидетельствует о том, что Иран (через ас-Садра и других своих клиентов) полностью контролирует ситуацию в Ираке. Так что любое неверное движение со стороны Эр-Рияда приведет к взрыву. Аналогичный закон сейчас готовится к принятию парламентом хуситов в Йемене. Это значит, что присоединение КСА к «соглашениям Авраама» взорвет перемирие и здесь. Примерно та же ситуация в Ливане. Там «антиавраамовский» закон пока не обсуждают, но проиранская Хизбалла способна взорвать и эту страну. Для полноты картины: с резким и недвусмысленным осуждением «соглашений Авраама» выступило правительство Омана. Любопытно, что это произошло буквально по следам визита в Маскат президента Ирана Эбрахима Раиси. Все это означает, что для Саудовской Аравии любые шаги навстречу требованиям США нормализовать отношения с Израилем связаны с огромными и неоправданными рисками. Купировать их Вашингтон не в состоянии. Именно поэтому представляется крайне маловероятным, что ближневосточная затея Байдена увенчается успехом. Ведь без участия КСА она окажется попросту выхолощенной. На этом фоне весьма примечательным выглядит визит в Залив министра иностранных дел России Сергея Лаврова, который посетил Бахрейн и КСА, где участвовал в пятой сессии стратегического диалога РФ – ССАГПЗ на министерском уровне. Судя по скупости комментариев к этим переговорам, на них не было достигнуто каких-то «прорывов». Да они едва ли и планировались. Главное – удалось не допустить «разрыва», то есть сохранить сами отношения и положительную динамику их развития. А с «прорывами» торопиться не стоит. Нужно дать время американцам запутаться еще больше и еще больше потерять.

Ливан и очередной ближневосточный треугольник

Его образуют Саудовская Аравия – Иран – Израиль. В середине мая в Ливане прошли долгожданные выборы в местный парламент. Их итоги, безусловно, будут иметь важнейшее значение не только для этой многострадальной страны, но и для всего Ближнего Востока. Ливан является одной из площадок противостояния двух мощных игроков – Саудовской Аравии и Ирана. Их соперничество и лежит, по большому счету, в основе всех бед, конфликтов, кризисов, раздирающих Ливан. Если исходить из этого обстоятельства, то можно сделать вывод: сам факт проведения выборов свидетельствует об обоюдном желании Эр-Рияда и Тегерана найти выход из ливанского тупика. На фоне контактов, установленных ими в Багдаде, и перемирия в Йемене это выглядит совершенно логичным: КСА и ИРИ ищут возможности для нормализации своих отношений в кардинально изменившихся глобальных и региональных условиях. Итоги ливанских выборов известны: между двумя ведущими лагерями установлен новый баланс. Он неустойчив и неокончателен; его будущее зависит от поведения «независимых» депутатов, число которых значительно возросло. Такой результат был достигнут за счет отступления проиранских сил во главе с Хизбаллой, которая утратила контроль над большинством в парламенте. Данное отступление было явно согласованным и организованным. Иначе лидер Хизбаллы шейх Насралла не пошел бы на быстрое и бесконфликтное признание итогов голосования. При этом принципиально важно понимать: такое было бы немыслимым без предварительных договоренностей между Тегераном и Эр-Риядом и без соответствующих взаимных гарантий. Их вероятное содержание: Иран воздерживается от агрессивных действий, не использует сохраняющееся силовое преимущество Хизбаллы и дает ей бОльшую свободу маневра; Саудовская Аравия не стремится к дальнейшему ослаблению Хизбаллы или ее разгрому ради установления собственной гегемонии. Обмен подобными гарантиями возможен лишь при условии наличия общих, вполне конкретных интересов. И шейх Насралла сделал на днях первый намек на возможное содержание этих интересов. Он призвал ливанцев к единству и совместной работе по возрождению и развитию государства. Источником ресурсов для развития он назвал нефтегазовые месторождения на ливанском шельфе. Это чрезвычайно важно, ибо шельф Восточного Средиземноморья превращается в одну из центральных геополитических проблем, вокруг которой будет развиваться вся региональная ситуация. Решение этой неимоверно сложной проблемы потребует фактически полной перестройки всей региональной структуры. Одна из наиболее «новаторских» черт такой новой структуры – статус средиземноморской державы, который должен получить Иран в рамках реализации идеи шейха Насраллы. Причем – при поддержке КСА. Развитие ситуации в этом направлении едва ли устраивает Израиль. Выход Ирана на Средиземное море – это истинный «ночной кошмар» для Израиля, не менее (если не более) страшный, чем иранская ракетно-ядерная угроза. Поэтому стремление Тель-Авива не допустить реализации этого сценария и противодействие ирано-саудовской координации в Ливане могут стать одной из главных тенденций, определяющих развитие региональной ситуации. Однако, что может сделать Тель-Авив? Нанести удар по ирано-саудовскому балансу в Ливане? Но это в очередной раз выставит его «злостным агрессором» и втянет в очередную широкомасштабную и опасную военную кампанию, ибо Хизбалла – отнюдь не бумажный тигр. К тому же очередная ливанская война Израиля сорвет процесс, начатый «соглашениями Авраама» по «нормализации» с арабскими странами, поставит под вопрос налаживание стратегически значимых отношений с Турцией. Подобная авантюра вновь поставит Израиль «вне закона» в регионе, лишит его возможности предложить Ближнему Востоку свое видение совместного будущего. Это будет означать стратегическое поражение, даже если в моменте получится сорвать иранские планы. В условиях, когда поддержка со стороны Вашингтона Израилю отнюдь не гарантирована, подобный ход выглядит опрометчивым. В Тель-Авиве не могут не понимать этого, и там, по-видимому, делают выбор в пользу более тонких действий, нацеленных на расстройство намечающегося ирано-саудовского баланса. Речь идет об активизации усилий, направленных на вовлечение Эр-Рияда в процесс израильско-арабской «нормализации». Так возник вопрос о двух островах в Красном море – Тиране и Санафире. Они принадлежат КСА и контролируют выход израильского флота из Акабского залива. Тель-Авив настаивает на том, чтобы по ним был заключен особый трехсторонний договор между Израилем, Саудовской Аравией и Египтом. Его подписание будет означать фактическое и юридическое признание Израиля Эр-Риядом, к чему израильтяне и стремятся. Можно не сомневаться, что и сами израильтяне, и их новые друзья в Заливе (ОАЭ) всячески рекламируют выгоды, которые КСА может получить в случае присоединения к «соглашениям Авраама»: доступ к израильским технологиям, возможность создания совместной системы ПВО-ПРО, перспективы инвестиций в разработку средиземноморского шельфа… В то же время не менее вероятно, что на саудитов оказывается давление и иного характера: демонстративные «ликвидации», проведенные спецслужбами Израиля в Иране, не могут оставаться без внимания в Эр-Рияде. Там, наверное, понимают, что ни один саудовский политик, бизнесмен или офицер не может чувствовать себя в безопасности: Моссад способен ликвидировать любого. Тем более, если этот «любой» связан с Ираном. Со своей стороны на Эр-Рияд давит и Тегеран. По-видимому, сохраняя верность неким договоренностям, он не идет на обострение ни в Ираке, ни в Йемене, ни (как мы видели) в Ливане. Но он недвусмысленно дает понять, что Саудовская Аравия – не единственная страна в Заливе, с которой Иран может вести дела. Альтернатива – Катар, эмир которого провел весьма плодотворные переговоры в иранской столице. Да и последовавший за этим визит президента ИРИ Эбрахима Раиси в султанат Оман стал наглядной демонстрацией того, что иранцы прорвали блокаду в Заливе и что «нормализация» с Ираном пользуется не меньшей, а то и большей популярностью в кругу местных монархов. В этом контексте особый интерес имеют, конечно же, ирано-катарские отношения, поскольку Доха вполне способна «перекупить» саудовских клиентов, заняв место Эр-Рияда, например, в том же Ливане. Можно даже предположить, что подобные попытки уже предпринимались и ради их пресечения и был устроен скандал с ливанским министром Кордахи: с его помощью саудовцы навели порядок в кругах, ориентированных на разные столицы Залива, и привели их к присяге на верность исключительно Эр-Рияду. Но если Доха предложит более выгодные условия, дисциплина и присяга не сработают. Но не только в Ливане саудовским интересам может угрожать дуэт Ирана и Катара. Такое возможно и в Сирии, где Тегеран способен укрепить свои позиции на фоне сокращения российского военного присутствия, что уже фиксируется арабами. Катар способен сыграть роль посредника между Ираном и Турцией и вместе с ними свести саудовское влияние здесь на нет. Если учесть, что в последние годы Эр-Рияд практически лишился традиционной поддержки со стороны Вашингтона и надежд на быстрое улучшение тут нет, то становится очевидным: КСА оказывается сейчас в весьма непростой ситуации. С одной стороны, королевство сильно заинтересовано в «нормализации» с ИРИ, чтобы освободиться от непосильной ноши соперничества с ним. Иначе придется существовать в кольце конфликтов (Йемен, Ирак, Ливан), не имея сил ни для управления ими, ни для их разрешения. С другой стороны, необходимо как-то выстроить свои отношения с Израилем: либо идти на «номализацию» с ним – но тогда придется забыть об Иране и фактически превратиться в арабского вассала Тель-Авива. Либо отказаться от открытой «нормализации» с еврейским государством и вести двойную игру, балансируя между ним и иранскими шиитами. Эта роль и не к лицу и не по плечу Саудовской Аравии, но тем не менее она, по-видимому, будет вынуждена ее играть, по крайней мере, в ближайшее время. Шансы на успех могут появиться, если Эр-Рияд сумеет убедить израильтян в своей способности контролировать активность Ирана, в частности, в Ливане (а равно в Ираке, Йемене и Сирии), а при необходимости – сдерживать ее. Так что саудовским стратегам и дипломатам придется доказать, что они не хуже эмиратских и катарских коллег. Фото: iz.ru

Доха не хочет уступать

12-13 мая эмир Катара шейх Тамим бин Хамад Аль Тани посетил две важнейшие ближневосточные столицы – Тегеран и Анкару. Эти визиты вполне можно расценивать как свидетельство вступления Дохи в Большую ближневосточную игру, за развитием которой мы стараемся следить. С начала «арабской весны», то есть уже более десяти лет назад, Катар начал активно проводить собственный региональный курс, стремясь конвертировать свое газовое богатство в политическое влияние. Достаточно быстро Доха превратилась в конкурента таким авторитетным и признанным центрам арабского мира, как Эр-Рияд и Абу-Даби, бросая им вызов в Дамаске и Каире, Ливии и Палестине. Но самое главное – Катар, в отличие от своих арабских соседей по Заливу, отказался от жесткого противостояния с Ираном и Турцией. С Тегераном он сохранил достаточно тесные дипломатические и деловые связи, а с Анкарой и вовсе стал развивать самое широкое сотрудничество, согласившись на открытие на своей территории турецкой военной базы, первой и пока единственной в Персидском заливе. Это, как известно, не осталось без последствий и в 2014 году вокруг Эр-Рияда сформировался «антикатарский фронт» в составе Эмиратов, Египта и Бахрейна. Они отозвали своих послов из Дохи, а затем ввели нечто вроде санкционного режима против «мятежного брата». Эта затея с самого начала была ущербной, в частности потому, что к ней не присоединились ни Оман, ни Кувейт. Этот факт довольно красноречиво свидетельствовал о том, что способность Саудовской Аравии и ОАЭ вести за собой хотя бы ближайших союзников крайне ограничена. А значит, претензии Катара на стратегическую самостоятельность (в рамках региона) вполне обоснованны. Данный факт его противники были вынуждены признать в начале 2021 года. Тогда в аравийской Эль-Уле собрался саммит Совета сотрудничества стран Персидского залива (ССАГПЗ), на котором произошло «историческое примирение», и Катар был вновь принят в «семью». Причем ему не пришлось для этого идти ни на какие уступки. Дело, вероятно, заключалось не столько в «стойкости» Дохи, сколько в коренных изменениях на региональной и мировой арене. Так, стало вполне очевидным кардинальное ослабление американских позиций, что потребовало создания принципиально новой региональной архитектуры, опирающейся не на гарантии глобальных игроков, а на систему взаимодействия трех неарабских стран – Израиля, Турции и Ирана – и довольно аморфного (пока) арабского мира с центром в Заливе. Первые шаги по встраиванию арабов в новую складывающуюся систему предприняли Эмираты, подписав «соглашения Авраама» с Израилем и параллельно начав диалог с Ираном и Турцией. С некоторым опозданием к работе на этом направлении подключилась Саудовская Аравия. Теперь пришла очередь Катара. Доха, по-видимому, решила не торопиться, а сперва прояснить особенности намерений и действий Абу-Даби и Эр-Рияда, посмотреть на ответную реакцию других игроков, а затем уже начинать собственную партию. И, судя по стремительности действий, катарские стратеги все подготовили тщательно и обстоятельно. В феврале 2022 года в Доху был приглашен президент Ирана Эбрахим Раиси. Он принял участие в работе Форума стран – экспортеров газа, а главное – провел переговоры с эмиром Катара шейхом Тамимом. Таким образом было положено начало серьезного диалога двух стран, которые, собственно, никогда не прерывали контакты. Но в условиях начала текущего года встреча вновь избранного президента ИРИ с сильным и независимым лидером арабского государства, фактически вышедшего победителем из противостояния с КСА, имела совершенно особое значение. Тогда стороны сделали основной акцент на безальтернативности «регионального диалога» как единственного способа урегулировать все проблемы и противоречия между «двумя берегами Залива». Этот подход контрастировал с теми тезисами, что звучали из Эр-Рияда там продолжали обвинять Тегеран в поддержке йеменских хуситов и стремлении подорвать стабильность и безопасность арабских соседей ИРИ. Нельзя исключать, что начало прямого диалога на высшем уровне между Дохой и Тегераном стало одной из причин, подтолкнувших саудовцев на активизацию поисков и расширения контактов с Ираном. В конце концов, Эр-Рияд рисковал оказаться в некомфортной ситуации, когда двое из его соседей – ОАЭ и Катар – имеют возможность работать с иранцами, а он сам остается в стороне, сохраняя верность неким «принципам». Как бы там ни было, но за время, прошедшее после визита Раиси в Доху, КСА предприняла целый ряд шагов, направленных на «нормализацию» отношений с Ираном. Хотя до «регионального диалога» дело пока не дошло. А вот катаро-иранский диалог развивался крайне успешно. И визит шейха Тамима в Тегеран - тому яркое свидетельство. И дело не только в том, что стороны заключили множество соглашений и договорились развивать контакты в самых различных областях, хотя и это – большая новость, ведь до сих пор арабские страны, тем более страны Залива, отказывались от сколь-нибудь широкого сотрудничества с Ираном. Дело в том, что в ходе визита была уточнена формула «регионального диалога» теперь предполагается, что он должен исключать иностранное вмешательство. Эта формулировка была озвучена иранской стороной, но не встретила возражений со стороны катарцев. Что означает, что Иран на официальном уровне закрепил – а Катар поддержал – тезис о неучастии США в будущих переговорах между арабскими странами Залива и ИРИ. Это представляется значительной победой не только (и не столько) иранской дипломатии (от нее вряд ли кто-то ожидал иного подхода), сколько дипломатии катарской. Ведь формула «региональный диалог без внешнего вмешательства» означает прежде всего ослабление КСА теперь, чтобы стать участником такого диалога, саудовцы будут вынуждены доказывать, что за их спиной не маячат американцы. В противном случае «диалог» обойдется и без них. Заметим, что этот хитрый прием пришелся как нельзя вовремя саудовско-американские отношения сейчас находятся в наихудшем состоянии за всю историю. Это, конечно же, не может устраивать Эр-Рияд. Ибо без «особых» отношений с Вашингтоном КСА обречена быть просто «одной из аравийских монархий», мало чем превосходя тот же Катар или ОАЭ, а в чем-то и уступая им. Поэтому затягивание нынешней ненормальной ситуации в американо-саудовских отношениях не в интересах саудовцев. Однако теперь любые активные действия по восстановлению качества связей с Белым домом (неизбежно сопряженные с теми или иными уступками со стороны КСА) будут расценены в Тегеране и Дохе как желание «протащить контрабандой» американское влияние и стать проводником «иностранного вмешательства» в «региональный диалог». Все это означает, что политическая инициатива в Заливе, ранее прочно удерживавшаяся Эр-Риядом, во многом перехвачена Дохой. В этом контексте весьма любопытно замечание, высказанное в Тегеране министром иностранных дел Катара Мухаммедом бин Абдеррахманом Аль Тани. Говоря о сложностях, с которыми столкнулись венские переговоры о возобновлении действия соглашения по «иранской ядерной сделке», он заявил «Нас с Америкой связывают крепкие отношения, и мы призываем обе стороны (ИРИ и США) к более позитивному участию в диалоге». Иными словами, Доха предложила Тегерану свои услуги по налаживанию контактов с Вашингтоном, при этом, как мы видели, стремясь не допустить улучшения отношений США с Саудовской Аравией. Конечная цель здесь очевидна Катар позиционирует себя как идеального посредника, способного обеспечить в современных условиях взаимодействие всех заинтересованных сторон. И моментальным доказательством этого стал визит шейха Тамима в Анкару – сразу после посещения им Тегерана. Не станем останавливаться на деталях этого визита и рассмотрении катаро-турецких отношений. Отметим лишь, что отношения эти находятся в отличном состоянии и активно развиваются. Сейчас для нас важно, что эмир Катара сумел создать образ своей страны как арабского лидера, способного поддерживать и развивать связи с неарабскими региональными державами – шиитскими и суннитскими. Это – лидерство нового типа, свободное от заскорузлых традиций (в которых запуталась КСА) и не нуждающееся в одобрении со стороны Израиля (как в случае с ОАЭ). Это последнее обстоятельство чрезвычайно важно, поскольку арабы привыкли оценивать себя через сравнение с Израилем, и «нормализация», на которую пошли Эмираты (а за ними и ряд других государств арабского мира), является лишь подтверждением этого. Катар же воспользовался ситуацией, при которой Израилем заняты другие, и фактически заложил перспективную основу для формирования в регионе новой конфигурации – мусульманского треугольника арабы (в лице Дохи) – Тегеран (шииты) – Анкара (сунниты). Если к этому добавить очень сильную заявку на лидерство в деле организации «регионального диалога без внешнего вмешательства» в Персидском заливе, то можно констатировать, что в большой ближневосточной игре Катар занял весьма и весьма сильные начальные позиции. Остается один вопрос кто стоит за этими успехами? Фото: vsolinger-tageblatt.de

Турция торгуется в НАТО как на базаре

Восточный «пазар», а именно так звучит «базар» на турецком, - место поистине замечательное. Торговаться там – не норма, а скорее правило. И не ошибусь, если замечу: правила рынка в Турции зачастую применимы и к некоторым методам внешней политики, что-что, а торговаться эти ребята не только любят, но и умеют. Именно это мы сегодня и наблюдаем, когда в новостях появляется все больше сообщений о том, что Анкара намерена требовать от НАТО ряд уступок в обмен на согласие о присоединении Финляндии и Швеции к Североатлантическому альянсу. Впрочем, начнем с самого начала. О вероятности присоединения этих двух стран говорили давно, мы писали об этом еще 26 января. Показателем тому служили не только постоянные военные учения НАТО, где принимали участие скандинавские страны, но и, к примеру, настроения политических элит той же Швеции. Потом началась российская специальная военная операция на Украине, и из категории гипотетической вопрос о присоединении Финляндии и Швеции к Североатлантическому альянсу перешел в практическую плоскость. По сути действия Москвы просто ускорили то, что и так было неизбежно. Казалось бы, все уже готово, скандинавские политики не против, армии и так уже соответствуют всем требованиям НАТО, но свой «вклад» в развитие ситуации, неожиданно для многих, внесла Анкара, выступив против подобного расширения военного блока. «Турция не может говорить «да» каждому предложению внутри НАТО, хотя всегда поддерживает альянс», – заявил президент Эрдоган 18 мая. А ранее министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу сказал: «неприемлемо и возмутительно», что Стокгольм и Хельсинки оказывают поддержку Рабочей партии Курдистана (РПК), «Проблема в том, что эти две страны открыто поддерживают и взаимодействуют с РПК и YPG [Отряды народной самообороны]. Это террористические организации, которые каждый день нападают на наши войска. Подавляющее большинство турецкого народа против членства в этих странах… и просят нас заблокировать это членство». Забыл, правда, Чавушоглу, что в последнее время на турецкие войска в основном нападают за пределами Турции – в Сирии, ну и в последнее время в Ираке, где Анкара решила провести очередную военную операцию, которая ожидаемо не находится в фокусе мировых ведущих СМИ. Несколько дней в Анкаре выдерживали паузу, лишь констатируя, что категорически против принятия в альянс Швеции и Финляндии, а эксперты гадали, что же потребует Турция в обмен на свою благосклонность, понимая, что в данном случае вопрос лишь «в цене». Долго ждать не пришлось. 17 мая стало известно, что Анкара намерена требовать возвращения в программу поставок истребителей F-35, а также снятия санкций за покупку российских систем ПВО С-400. Судя по всему, первый пункт подразумевает не только поставки самих самолетов, но и возвращение Турции в статус партнера третьего уровня и возвращение на её предприятия производства ряда комплектующих F-35. Напомним, Анкара работала над частью ракет SOM-J, входящих в программу Joint Strike Fighter, являлась европейским центром технического обслуживания и ремонта истребителей. Впрочем, второй пункт имеет куда большее значение. После покупки у Москвы С-400 Анкара в конце 2021 года попала под санкции Вашингтона, соответствующие закону «О противодействии противникам Америки посредством санкций»» (CAATSA). Ограничения также подразумевали запрет на все американские экспортные лицензии и разрешения турецкому Агентству оборонных закупок, Президентству в оборонной промышленности (SSB), а также замораживание активов и визовые ограничения в отношении высокопоставленных должностных лиц SSB, включая президента организации. В IHS Global Insight тогда прогнозировали, что санкции хоть и не сразу, но окажут серьезное воздействие на оборонную промышленность Турции. И они были правы, Анкаре пришлось сильно постараться, чтобы решить проблемы с поставками современной оптики, авионики, видеокамер и иного оборудования, которое необходимо для установки в первую очередь на летательных аппаратах, включая беспилотники Bayraktar TB-2. Санкции также ударили и по продолжающейся модернизации истребителей F-16 и производству турецких ударных и транспортных вертолетов T-129 ATAK и T-70, а также корветов класса MILGEM, истребителей TF-X и учебных самолетов Hurkus. Все это время турецкие политики искали достаточно весомый аргумент, который можно было бы использовать если не для шантажа, то для жестких переговоров с партнерами по НАТО. Одной из таких попыток и были заявления о покупке новых партий С-400 у Москвы, и даже разговоры о покупке российских истребителей пятого поколения Су-57 вместо американских F-35. И вот, судя по всему, турки, наконец, дождались более весомого козыря, который, очевидно, встревожил членов Североатлантического альянса. И не только их. В Европарламенте, который, казалось бы, имеет опосредованное отношение к альянсу, и вовсе перешли к угрозам, заявляя, что Анкару может ожидать изоляция в рамках НАТО. Несмотря на то, что у каждого члена альянса есть право вето в вопросах принятия в организацию новых членов, мы не были бы столь категоричными. Тем более, что не только проблемы военного сотрудничества беспокоят Анкару. Другим вопросом, который беспокоит Турцию, несомненно, является экономика. Так, согласно данным Турецкого статистического института (Turkstat), инфляция потребительских цен в Турции выросла в апреле до 70,0% в годовом исчислении (г/г), ускорившись с мартовского уровня, который составлял 61,1%. Турецкая лира также продолжает свое ралли, ставя рекорд за рекордом. Дополнительное давление возникло из-за нетрадиционной денежно-кредитной политики, принятой Центральным банком Турции, который решил снизить стоимость заимствований в попытке стимулировать экономику. После больших изменений в 2021 -ом базовая ставка с начала года оставалась стабильной на уровне 14,0%. Более того, аналитики Fitch отмечают, что номинальный ВВП Турции в 2022 году может сократиться почти на 200 млрд долларов, с 810,5 млрд до 620,6 млрд. В данном контексте помощь экономике страны, новые инвестиции и другие способы стимулирования могли бы также стать одним из условий Анкары в переговорах по принятию Швеции и Финляндии в НАТО. Еще один аспект, который представляет интерес для Турции, – это ее амбиции на Ближнем Востоке. В первую очередь, претензии в Сирии, где турки по-прежнему заинтересованы как в территориях, так и экспорте нефти. Интересно, что США недавно сняли широкомасштабные санкции с сирийских территорий, которые находятся под контролем курдского ополчения Силы народной самозащиты (YPG). Подобное решение министерства финансов США позволило компаниям заниматься сельским хозяйством, телекоммуникациями, инфраструктурой электросетей, строительством, производством, торговлей, финансами и чистой энергией. Также становятся возможными определенные инвестиции в районы, расположенные от провинции Алеппо на северо-западе до провинции Хасеке на северо-востоке. Виктория Нуланд в этой связи заявила, что «Соединенные Штаты намерены в ближайшие несколько дней выдать генеральную лицензию для содействия частной экономической инвестиционной деятельности в районах, не удерживаемых режимом, освобожденных от ИГ (запрещенная в России террористическая организация) в Сирии». Таким образом, нефть из этих районов, по сути, выведена из-под американских санкций при условии, что правительство Башара Асада не сможет извлекать прибыль из сделок по продаже углеводородов. Сегодня можно констатировать, что турецкие власти наконец нашли действительно хороший козырь, помимо вопроса беженцев, для давления на США и ЕС. Как отмечают эксперты Института Ближнего Востока (ИБВ), в Анкаре для подкрепления серьезности своих намерений не гнушаются и шантажом. А точнее – прослушкой западных посольств на своей территории. Для тех, кому это утверждение кажется нонсенсом, напомним: первый раз турки использовали данные «прослушки» во время «дела Хашогги» для давления на Эр-Рияд. А недавно, 11 мая, подобную деятельность спецслужб подтвердил министр внутренних дел Сулейман Сойлу. Выступая перед группой сторонников в провинции Айдын, он привел выдержки из стенограммы закрытой встречи в одном из западных посольств. Вопреки многим заявлениям, звучащим сегодня, о том, что Анкара может ограничиться высылкой или экстрадицией курдов из скандинавских стран в Турцию, думается, что указанные выше факторы являются куда более значимыми для Анкары. Тем более, что экономическое положение турецкого население должно стать одним из ключевых вопросов на предстоящих выборах президента страны осенью 2023 года. Впрочем, курдский фактор также нельзя сбрасывать со счетов. Как минимум для удовлетворения запроса населения Турции в преддверии тех же выборов. Среди других, как представляется, странных заявлений сегодня можно слышать сообщения о том, что Анкару чуть ли не исключат из НАТО в обмен на Стокгольм и Хельсинки. Об этом даже заявила CNN. Думается, что вероятность развития событий по такому сценарию относится к разряду теоретических. Роль Турции для альянса сегодня крайне важна. Несмотря на то, что с логистической точки зрения значение Анкары после вывода США своих войск из Афганистана снизилось, Турция по-прежнему является форпостом НАТО на Ближнем Востоке. Более того, Анкара позволяет контролировать ключевой для мира пролив – Босфор. Так что идея исключения турок из альянса представляется сегодня крайне маловероятной. А вот введение новых санкций, в том числе чтобы еще больше надавить на экономику Турции, а также на ее ВПК – это куда более вероятный сценарий развития событий. Тем не менее, в современном мире исключать нельзя даже теоретические сценарии. Тем более, что в обмен на Босфор НАТО получит Балтийское море. Вот только «политика открытых дверей» альянса в таком случае, как справедливо заметил старший научный сотрудник ИМЭМО РАН им. Е. Примакова Владимир Аватков, «останется только для согласных и покорных». Подводя итог, отметим: куда более вероятно, что Брюссель, Вашингтон и Анкара сумеют договориться. В сегодняшней мировой реальности послабления в вопросе покупки Турцией российских систем ПВО С-400 вряд ли последуют. Но экономическое сотрудничество, ослабление давления на ВПК страны и возобновление работы по программе F-35 – это те пункты переговоров, которые могут устроить все стороны. А тот факт, что администрация США направила в Конгресс разрешение на продажу Турции самолетов F-16, лишь подтверждает вышесказанное. Ну, а в противном случае, как мы уже отметили, маловероятном, давление на Анкару возрастет в разы, так как в настоящее время вопрос принятия Швеции и Финляндии в НАТО является, без сомнения, одним из приоритетных как в Европе, так и в США. Впрочем, 18 мая договориться, видимо, не удалось. Немецкое агентство DPA со ссылкой на свои источники в Североатлантическом альянсе сообщило, что Турция заблокировала рассмотрение заявок Финляндии и Швеции на вступление в НАТО… Фото: news2.ru

Большая игра затягивает Саудовскую Аравию и Йемен

На днях в Адене к присяге был приведен Президентский совет (ПС), сформированный по итогам межйеменских переговоров, прошедших в первой половине апреля в Саудовской Аравии (КСА). Этот орган пришел на смену президенту Абд Раббо Мансуру Хади, который последние лет пять жил в Эр-Рияде и не появлялся на родине. Совет состоит из восьми представителей различных военно-политических и племенных группировок, среди которых, однако, нет Ансар Аллах (хуситов). Они отказались от участия в переговорах, поскольку те были организованы в Саудовской Аравии – стране, напрямую вовлеченной в войну в Йемене. Хуситы настаивали на проведении конференции на нейтральной территории, но понимания не встретили. Таким образом, усилиями Эр-Рияда конфликт в Йемене переводится в качественно новую фазу: вместо войны всех против всех формируется прообраз двуполярной структуры: с одной стороны – хуситы (с Ираном за спиной), с другой – все остальные (при саудовской и эмиратской поддержке). Что это может означать и кому и зачем это может быть нужно? Думается, что первоочередной задачей, которую ставил перед собой Эр-Рияд, был выход на прямое взаимодействие с Тегераном. Это, по-видимому, единственный путь для Саудовского королевства включиться на равных в Большую ближневосточную игру, которую начали Израиль, Эмираты, Иран и Турция. Суть этой игры заключается в формировании новой региональной архитектуры, выстраивающейся во взаимодействии трех неарабских центров силы – Тель-Авива, Тегерана и Анкары – при активном участии единственного арабского игрока – Абу-Даби. На нынешнем этапе главные события развиваются в рамках складывания израильско-суннитского (Израиль – ОАЭ) союза, призванного противостоять Ирану и уравновешивать его влияние. Этот союз постепенно набирает вес (к нему в той или иной степени тяготеют Бахрейн, Египет, Иордания, Судан, Марокко), однако этого мало. Чтобы из израильско-эмиратского проекта, спонсируемого США, он превратился в действительный фактор политического влияния в масштабах всего Ближнего Востока, необходимо участие в нем Саудовской Аравии. Без ее авторитета (политического и духовного, религиозного), без ее ресурсов, в конце концов, без ее обширной территории и геополитического положения этот проект будет неполноценным и шатким. Эр-Рияд до сих пор воздерживался и воздерживается от участия в нем. Возможно, не в последнюю очередь из-за того, что ему не была гарантирована роль первого плана: все-таки инициаторами проекта выступали Израиль и Эмираты; быть «вторыми», «приглашенными» саудовцы не желают. Но игра уже началась, и оставаться вне ее недопустимо; с другой стороны, и выстроить собственную, альтернативную игру уже не получится. Для полноценного участия саудитам нужны козыри (помимо нефти, денег и Двух святынь – Мекки и Медины). Таким козырем должен стать контроль над важнейшей несущей конструкцией региональной архитектуры – отношениями с Ираном, точнее – отношениями именно арабского (суннитского) мира с Ираном. Эмираты для этого не очень подходят: при всех их амбициях, они не смогут убедительно выглядеть в качестве полновесного и достойного партнера по диалогу с Тегераном. Такая роль по плечу только Эр-Рияду. Именно он способен выступить как полномочный представитель арабов-суннитов перед лицом персов-шиитов. Сложность заключалась в том, что саудовцы уже много лет как разорвали отношения с Тегераном и тем самым утратили возможность ведения серьезного стратегического диалога с ним. Их взаимодействие сводилось к конфликтам на трех крупных площадках: в Ираке, Ливане и Йемене. Но примерно год назад начались попытки наведения мостов. Так, в апреле 2021 года в Багдаде стартовали саудовско-иранские консультации по вопросу возобновления дипотношений (на прошлой неделе прошел их пятый раунд). При этом следует обратить внимание и на то, что по итогам последних парламентских выборов в Ираке позиции проиранских сил существенно сузились. На этом фоне многие в регионе и за его пределами заговорили о вероятной саудовско-иранской сделке по перераспределению влияния двух держав на иракский политический ландшафт. Нечто подобное может произойти и в Ливане, где в условиях острого правительственного кризиса и объявленного банкротства страны развернута подготовка к парламентским выборам в конце мая. Ни для кого не секрет, что одним из факторов, питающих перманентную нестабильность в Стране кедров, является саудовско-иранское противостояние. Так что по результатам майских выборов можно будет судить о том, насколько Саудовская Аравия и Иран готовы и способны перейти к балансировке своих интересов в Ливане. При этом небезынтересно обратить внимание на одну деталь: нынешний ливанский правительственный кризис был спровоцирован критикой действий просаудовской коалиции в Йемене со стороны бывшего (теперь уже) министра Жоржа Кордахи. Реакцией на его слова стал отказ Эр-Рияда и Абу-Даби от какой-либо помощи Бейруту. И представляется симптоматичным, что такое их «самоустранение» и, соответственно, ослабление их ливанских союзников не привело к симметричному усилению проиранских партий. Это может служить косвенным подтверждением предположения о стремлении Тегерана и Эр-Рияда к достижению некой сделки и на ливанской почве. Схожая логика развития ситуации просматривается и в Йемене. Здесь также сделаны решительные шаги в сторону упрощения ситуации до двуполярной структуры: Эр-Рияд vs Тегеран, также открыто поле для торга и согласования параметров взаимоприемлемой сделки по разделу влияния. Ведь одной из главных задач, поставленных перед вновь созданным Президентским советом, является подготовка к выборам. Конечно, на данный момент нет даже их даты, но тем не менее можно с достаточной долей уверенности полагать, что йеменский конфликт будут переводить из фазы вооруженного противоборства в фазу политического торга. И торг этот будет вестись между КСА и ИРИ. Если Иран действительно готов поддержать этот курс саудитов, то Эр-Рияд получит весомый аргумент в пользу своего полноправного участия в Большой ближневосточной игре в качестве одного из ведущих игроков. Однако это зависит, как минимум, от еще одного фактора, а именно от позиции ОАЭ. Дело в том, что Абу-Даби в последние годы демонстрирует независимый курс, во многом отличный от курса Эр-Рияда. Это в полной мере относится к Йемену. Здесь Эмираты, начав совместные с КСА военные действия против проиранских хуситов, ставили перед собой собственные задачи. Их не столько интересовало поражение Ансар Аллах, сколько создание сети опорных пунктов и баз, прежде всего по йеменскому побережью, а также формирование и вооружение лояльных себе группировок. Добившись этого, эмиратцы пару лет назад фактически прекратили свое участие в войне против хуситов. Можно строить множество предположений относительно стратегических целей, которые преследовали при этом ОАЭ. Не исключено, что в Абу-Даби планировали занять выгодную позицию балансира или посредника между КСА и ИРИ. Если так, то во многом это удалась, поскольку значительная часть состава Президентского совета Йемена сформирована из представителей проэмиратских сил. И теперь без учета мнения ОАЭ Эр-Рияд не сможет сделать в Йемене ни шагу. В этом контексте нелишне вспомнить о недавних «странных» атаках, неожиданно нанесенных по Эмиратам хуситами, которые буквально вынудили ОАЭ вернуться на поле боя и вместе с саудовцами совершить серию мощных ударов по йеменской столице Сане, контролируемой Ансар Аллах. Кто стоял за этим, сказать трудно, но приходится признать, что налеты хуситских ракет и дронов на объекты в Эмиратах сильно упростили Эр-Рияду задачу подготовки межйеменских переговоров и формирования единой платформы Президентского совета. Отсюда следует вывод, что по-настоящему первостепенной проблемой для Саудовской Аравии становятся не столько отношения с Ираном, сколько вопрос о характере взаимоотношений с ОАЭ. Об их гармоничности говорить вряд ли приходится. Однако до сих пор двум аравийским монархиям удавалось более или менее успешно скрывать свои разногласия. Но теперь, по мере того как йеменская площадка превращается в одну из арен Большой ближневосточной игры, это делать будет все сложнее. Фото: eremnews.com

Вашингтон запутался в санкциях

Похоже, что российская спецоперация на Украине спутала американские карты не только в Европе, но и на Ближнем Востоке. В нынешних условиях США оказались не в состоянии дать ответ на одну из ключевых проблем региона – иранскую. Нерешительность и крайняя непоследовательность действий Вашингтона доказывают, что он утратил стратегическую инициативу. Несколько недель назад казалось, что США и Иран вот-вот достигнут соглашения о восстановлении «ядерной сделки». Это открывало перед американцами весьма широкие перспективы для перестройки их ближневосточной стратегии в условиях, когда вся система региональной стабильности опиралась бы на три неарабские страны (Иран, Израиль, Турцию) и саудовско-эмиратский дуэт в качестве нового общеарабского центра влияния. Внутри этой полицентричной конструкции поддержание подвижного равновесия зависело бы от американских манипуляций, что исключало бы необходимость недопустимо затратных методов прямого военного вмешательства. Первая часть работы была проделана администрацией Дональда Трампа: он добился подписания «Соглашений Авраама» между ОАЭ и Израилем, которые превратили Абу-Даби в ведущего арабского игрока и заложили основу для суннитско-израильской коалиции, ориентированной на противостояние Ирану. Чтобы сделать это, Трамп вывел США из «ядерной сделки», заключенной президентом Бараком Обамой в 2015 году. Если бы она сохранилась, арабы, вполне возможно, предпочли бы обратную конфигурацию – коалицию с Ираном, которая неизбежно носила бы антиизраильский характер. О том, насколько такое развитие событий было реальным, можно судить по действиям Катара и Омана: оба эти государства Залива начали активно налаживать связи с Тегераном. Не был против этого и Кувейт. На фоне усиления иранских позиций в Сирии, Ираке, Йемене, Ливане все это могло привести к возникновению устойчивой региональной динамики, неподконтрольной Тель-Авиву и Вашингтону, а значит и нежелательной. После разрыва «ядерной сделки» и подписания «Соглашений Авраама» эта опасность была купирована, и администрация Джо Байдена имела все основания вернуться к игре с Тегераном. Цель, судя по всему, заключалась в том, чтобы создать в лице Ирана, получившего статус «околоядерной» или de facto ядерной державы, противовес суннитско-израильскому союзу. Дополняла бы всю эту региональную систему Турция, за чьей поддержкой вынуждены были бы обращаться и Тегеран, и Тель-Авив, и Абу-Даби. Столь нетривиальная инженерия должна была бы позволить США управлять региональной ситуацией из-за спин главных игроков и сохранить свое решающее влияние в регионе, имеющем принципиально важное значение и для Европы, и для России, и, что особенно ценно, для Китая и его проекта «Пояса и пути». Для достижения этой цели на нынешнем этапе ключевое условие - возвращение к «ядерной сделке» с ИРИ. И это было почти достигнуто на переговорах в Вене. Но грянули спецоперация на Украине и тотальная санкционная война Запада против России – и все изменилось в одночасье. Сильный удар по планам Вашингтона нанесла Москва, потребовав гарантий того, что введенные против нее ограничения не повлияют на развитие российско-иранских отношений. На это американцы не нашлись, что ответить. Белый дом вдруг обнаружил, что запутался в хитросплетениях антироссийского и антииранского санкционных режимов. Эта путаница стала очевидной на фоне базового условия, которое Иран изначально обозначил на венских переговорах – снятие с него абсолютно всех западных рестрикций (а не только тех, что были введены против его ядерной программы). Американцы были готовы согласиться. Конечно, это не устраивало арабов и израильтян, но у Белого дома были возможности «продать» им такое решение, пообещав, например, ужесточение мер противодействия Ирану в Йемене и Ираке или согласившись возобновить поставки оружия Эмиратам или Саудовской Аравии. Но это было до Украины. После начала санкционной войны против России ситуация в корне изменилась, и теперь Вашингтон не может внятно объяснить своим ближневосточным клиентам, зачем нужно снимать санкции с Ирана и накладывать их на Россию. Ведь для арабов и израильтян, в отличие от американцев, важнейшей проблемой является не российская политика в отношении Украины, а иранская угроза в регионе. И им не понятно, почему интересы их безопасности должны быть принесены в жертву ненависти Запада к России. А главное – как и чем США смогут гарантировать безопасность региона перед лицом ИРИ. Слабая попытка договориться была предпринята в начале позапрошлой недели, когда американский госсекретарь Энтони Блинкен провел переговоры со своими коллегами из Израиля, ОАЭ, Бахрейна, Египта, Марокко. Их лейтмотивом было утверждение, что «никто не хочет, чтобы Иран получил в руки ядерное оружие, но каждый по-разному видит пути достижения этой цели». Кроме того, американская сторона уверяла, что готова работать над тем, чтобы «изменить поведение Ирана в регионе», однако без возобновления «ядерной сделки» это будет затруднительно. Арабы и израильтяне не восприняли эти тезисы всерьез и, судя по всему, потребовали от Вашингтона найти предлог для того, чтобы остановить венские переговоры. Белый дом, по-видимому, и сам ломал голову, как бы избавиться от перспективы этой ставшей такой неуместной сделки. В частности, администрация Байдена отказалась вычеркнуть Корпус стражей Исламской революции из «черного списка» террористических организаций. Это означает, что под санкциями остается не только военная часть Корпуса, но и значительная часть всей иранской экономики, связанная со стражами. Более того, на днях США ввели новые рестрикции против ряда иранских лиц и организаций. Все это говорит о том, что Вашингтон, скорее всего, ведет дело к срыву переговоров в Вене. Формально этого пока не произошло, но иранцы уже обвинили США в затягивании и потребовали объяснений. Это – признак потери Байденом инициативы. Он вынужден либо что-то отвечать (но что?), либо заявить об очередном отказе от сделки (признать правоту Трампа?). Но в любом случае инициативу Белый дом вернуть себе уже не сможет. А Иран получит долгожданную свободу рук: он будет волен распоряжаться своей ядерной программой по своему усмотрению. При этом следует учитывать, что угроза удара со стороны Израиля минимальна, если Тель-Авив не будет уверен в поддержке со стороны США – прежде всего, военной. А именно этого от Америки ждать не приходится (Украина виновата). Так что можно полагать, что теперь Иран сам в состоянии объявить себя ядерной державой в любой момент, который сочтет подходящим. И поставить его под американский контроль будет крайне затруднительно. Это, в свою очередь, обесценивает изначальный американский проект новой ближневосточной архитектуры. Несущие конструкции остаются прежними: Израиль, Иран, Турция, саудовско-эмиратский дуэт. Но место ответственного за поддержание равновесия всей конструкции, остается вакантным. Фото: newspicks.com