Cтраница новостей Ближний Восток

Ближний Восток

Саудовско-иранская нормализация: что дальше?

Анализируем ее последствия для региона и на глобальном уровне. Вне всякого сомнения, подписание в Пекине соглашения о нормализации отношений между Саудовской Аравией и Ираном является ключевым, поворотным событием в современной истории Ближнего Востока. Его значение вполне сравнимо с Кемп-дэвидскими соглашениями 1979 года или с «соглашениями Авраама» 2020 года. Оно будет иметь многоплановые последствия как на региональном, так и на глобальном уровнях. Попробуем проанализировать их. Итак, что на уровне региона? На поверхности – безусловная победа Ирана и арабов и проигрыш Израиля. Тегеран сделал еще один, принципиально важный шаг на пути полного преодоления международной изоляции и, в частности, открыл себе путь к качественному изменению отношений с арабским миром в целом. Израиль, переживающий самый глубокий кризис за всю историю своего существования, утратил стратегическую инициативу и теперь вынужден действовать в режиме реагирования на внешние вызовы. Поле для маневра перед ним быстро сужается. Арабы, напротив, получают дополнительные возможности и степени свободы для маневров и эффективной игры с тремя неарабскими полюсами в регионе (Иран, Израиль, Турция). Оценивая перспективы развития региональной ситуации в целом, следует прежде всего отметить, что ирано-саудовская нормализация делает более реальной перспективу прокладки двух параллельных мостов между Заливом и Турцией, о которых мы недавно писали: в аравийском и иранском направлениях. Это, в свою очередь, создает предпосылки для формирования арабо-турецко-иранского (исламского) треугольника и, соответственно, «маргинализации» Израиля. По сути, речь идет о возможности краха плана создания суннитско-израильской антииранской коалиции (Израиль – арабы – Турция), лежащего в основе «соглашений Авраама». В пользу такого предположения говорят и продолжающиеся уже более десяти недель беспорядки в еврейском государстве, и признаки нового ухудшения отношений между Тель-Авивом и Анкарой из-за агрессивных антипалестинских позиций крайне правых членов нынешнего правительства Нетаньяху. Сюда же можно добавить и фактический крах планов на подключение Эр-Рияда к «соглашениям Авраама». Если тенденция развития регионального баланса действительно такова, то это дает арабскому полюсу дополнительные возможности для маневра. Речь может идти о создании «двуединого» арабского ядра (например, КСА – ОАЭ), две части которого будут способны вести две параллельные партии: например, Эр-Рияд – с Тегераном, а Абу-Даби – с Тель-Авивом. При этом саудовцы могут сосредоточиться на решении спорных арабо-иранских проблем, среди которых Йемен, Ливан, Сирия, Ирак. Что же касается эмиратцев, то их зоной ответственности может стать поддержание и развитие отношений с Израилем с прицелом на формирование арабских гарантий безопасности для него. Действительно, нормализация отношений между двумя берегами Залива даст надежду на прекращение затяжного конфликта в Йемене, а также длительного и изнуряющего политического кризиса в Ливане. Вместе с тем для решения сирийской и иракской проблем потребуется тесное взаимодействие с Турцией, что естественным образом укрепит исламский треугольник и поставит Израиль в еще более неприятное положение. В этих условиях единственным региональным «утешителем» для израильтян могут стать Эмираты, которые сумели создать очень разветвленную и эффективную сеть связей и влияния на Ближнем Востоке и не только. Им вполне было бы под силу возглавить кампанию по мобилизации усилий арабов с целью не допустить полного краха Израиля (что способно вызвать катастрофические последствия для всех). Следуя этой логике, вполне допустимо предположить, что через какое-то не слишком продолжительное время арабы в лице Эмиратов предложат Тель-Авиву собственную программу «нормализации», гораздо более сбалансированную с точки зрения интересов арабского мира, а главное – предусматривающую систему израильских обязательств перед арабскими партнерами (чего не было никогда за всю историю существования еврейского государства). Несколько упрощая, можно ту же мысль сформулировать иначе: арабы могут взять на себя роль гарантов безопасности Израиля перед лицом иранской угрозы во всех ее проявлениях (будь то непосредственно военный и ядерный потенциал ИРИ, либо ливанская Хизбалла, палестинские «радикалы» – ХАМАС и пр., силы КСИР в Сирии и Ираке). Определение существа и надежности этих гарантий – дело будущего. Но логика толкает к выводу: арабы хотели бы быть сдерживающим фактором для Ирана в интересах всего региона и Израиля в том числе. В обмен на это Израиль должен будет взять на себя четкие обязательства, учитывающие интересы арабов. Их содержание – также вопрос будущего. Но в основе должен лежать юридически оформленный отказ от превентивных односторонних действий (в израильской трактовке – от безусловного и неограниченного права на самооборону). Результатом может стать складывание региональной архитектуры безопасности на основе двух осей: арабо-иранской и арабо-израильской. В идеале эта конструкция должна бы быть дополнена экономическим и инфраструктурным (транспортным) контуром, замкнутым на Турцию, которая также могла бы быть интегрирована в региональную формулу стабильности в качестве балансира между Ираном и Израилем. Таким образом в конечном итоге может быть сформирована система, органично включающая в себя три неарабских полюса, баланс между которыми поддерживался бы из Аравии. Набор инструментов такого управления должен включать в себя: механизмы «соглашений Авраама» с Израилем (которые предстоит усовершенствовать); систему экономических, инфраструктурных, а также военно-политических отношений с Турцией (создание которой уже начато и которую предстоит достроить); систему отношений с Ираном (которую предстоит создать заново).

Питер Кениг: Инициатива Китая возвращает Иран и Саудовскую Аравию на дипломатический путь

Что это означает для Йемена? Интервью с геополитическим аналитиком Питером Кенигом. GEOFOR: Г-н Кениг, суннитское Королевство Саудовская Аравия и шиитская Республика Иран договорились – при посредничестве Китая – восстановить дипломатические отношения в течение ближайших двух месяцев. Вы хорошо знаете этот регион, вы работали в Йемене. Поможет ли новое дипломатическое сотрудничество между Эр-Риядом и Тегераном положить конец ужасающей жестокой войне в Йемене? Каковы, на ваш взгляд, истоки этого конфликта, в ходе которого на протяжении последних ста лет происходили жесточайшие убийства самого бедного и искалеченного народа? Может ли прекращение этой войны стать одной из ключевых целей Китая в процессе сближения этих двух стран? Кениг: Позвольте мне для начала сделать небольшой экскурс в историю. Дипломатические отношения между двумя странами прервались в январе 2016 года, когда министр иностранных дел Ирана заявил, что саудовские военные самолеты «преднамеренно» нанесли удар по посольству Ирана в Сане, столице Йемена. В преддверии этого события 2 января 2016 года правительство Саудовской Аравии казнило 47 человек в разных городах страны, один из них был видным шиитским ученым. В связи с казнью иранские протестующие разграбили и подожгли посольство Саудовской Аравии в Тегеране. Это побудило министра иностранных дел суннитской Саудовской Аравии разорвать дипломатические отношения с враждебным шиитским Ираном. Оглядываясь назад и зная то, что мы знаем сегодня, эти довольно жесткие действия саудовцев выглядят как спровоцированные и направленные сильными мира сего – США и Великобританией, которые также являются основными поставщиками оружия Эр-Рияду для войны против Йемена. Конфликт между Эр-Риядом и Тегераном, по сути, является трехсторонним конфликтом, в который в первую очередь вовлечен Йемен. Ранее, в сентябре 2014 года, хуситская вооруженная повстанческая группировка вторглась в Сану и взяла ее под свой контроль, чтобы сместить тогдашнего президента Йемена Абд-Раббу Мансур Хади, правительство которого контролировалось Эр-Риядом. Шиитские хуситы имеют связи с Ираном. В прошлом хуситы также выступали против суннитского правительства Саудовской Аравии, которое на протяжении многих лет играло влиятельную роль во внутренних делах Йемена. Йемен занимает стратегически важное географическое положение с выходом к Аравийскому морю, через которое проходит 70% мировых энергоносителей. Вполне вероятно, что саудовское влияние на Йемен «проталкивается» Пентагоном, у которого есть несколько военных баз в Саудовской Аравии. Они являются отражением – надежной военной защитой – сделки Вашингтона с саудовским королем в 1971 году, согласно которой Саудовская Аравия, лидер ОПЕК, отныне будет торговать всеми углеводородами в долларах США. Это привело к тому, что мир наводнили нефтедоллары, что стало краеугольным камнем в гегемонии доллара США в мире. Так называемая гражданская война в Йемене началась в 2014 году, когда хуситы взяли под контроль столицу Йемена – Сану. Хуситы пользовались, и до сих пор пользуются, поддержкой подавляющего большинства народа Йемена. В марте 2015 года Саудовская Аравия, предположительно возглавляя обширную коалицию из девяти стран Западной Азии и Северной Африки, начала «военную интервенцию» – войну против Йемена, которая официально и по сей день называется Гражданской войной в Йемене. По официальной версии, саудовцы отреагировали на призыв свергнутого йеменского президента Хади оказать военную поддержку, чтобы вернуть его на пост руководителя государства и избавиться от движения хуситов. Оглядываясь назад и зная то, что мы знаем сегодня, можно утверждать: настоящими зачинщиками этой жестокой войны против одной из беднейших стран мира являются США и Великобритания. Они финансируют саудовцев и поставляют им оружие, чтобы те буквально истребляли йеменцев. Страдают в основном женщины и дети. Они также морят йеменцев голодом, закрывая жизненно важные порты для поставок продовольствия и других жизненно важных товаров: порт Аден и порт Ходейда на Красном море, второй – самый крупный порт в стране. США снова ведут прокси-войну. Звучит знакомо? Война в Йемене стала одним из многих предвестников войны на Украине. Сколько их еще последует, прежде чем империя-убийца падет? Восьмилетний конфликт в Йемене – это противостояние между международно признанным правительством, которое поддерживается военной коалицией под руководством Саудовской Аравии и, конечно, США и Великобритании, против повстанцев–хуситов, поддерживаемых народом Йемена и Ираном. Гуманитарный кризис в стране считается одним из самых тяжелых в мире из-за широко распространенного голода, болезней и нападений на гражданское население. По данным ООН, в Йемене было убито более 150 000 человек, а также, по некоторым оценкам, более 227 000 человек погибли в результате продолжающегося голода и отсутствия медицинских учреждений из-за войны. По состоянию на март 2023 года население Йемена оценивается в 31,6 миллиона человек. Достоверных статистических данных о количестве погибших в результате этой войны нет. Но предполагается, что не менее трети жертв – это женщины и дети. Когда речь идет о голоде, то в основном страдают дети. По словам представителя Oxfam*, «вооруженный конфликт в Йемене усугубил дискриминацию и неравенство. Женщины, в целом, страдают от неравного доступа к услугам и ресурсам, поскольку в их общинах решения часто принимаются мужчинами.» И наконец, отвечая на ваш вопрос о том, что это может означать для Йемена – на данный момент это трудно предсказать, но я надеюсь, и большая часть мирового сообщества верит, что это приведет к окончанию этой ужасающей войны – и в конечном итоге к миру в Йемене. GEOFOR: Что мы увидим в будущем? Принесет ли это новое дипломатическое соглашение между Эр-Риядом и Тегераном, достигнутое при посредничестве Китая в течение нескольких дней в Пекине, долгожданный мир в Йемен – и необходимое финансирование для оказания помощи в социальной реабилитации и восстановлении инфраструктуры Йемена? Кениг: Обе страны, Иран и Саудовская Аравия, обязались «не вмешиваться» во внутренние дела друг друга, согласно совместному заявлению официальных лиц Саудовской Аравии, Ирана и Китая. Представители обеих стран также заявили, что возобновят соглашение о сотрудничестве в области безопасности, подписанное в 2001 году, и будут работать над укреплением «регионального и международного мира и безопасности». Региональный конфликт между Эр-Риядом и Тегераном усугубляется тем, что обе страны поддерживают противоборствующие стороны и в Сирии, а Иран поддерживает движение «Хезболла» в Ливане. Саудовская Аравия, наряду с США и Израилем, считает «Хезболлу» террористической группировкой. Инициатива Китая по объединению двух ближневосточных стран и установлению мира между ними многогранна. Это крупное, поистине тектоническое достижение. Иран и Саудовская Аравия являются одними из крупнейших в мире производителей нефти и газа. Их общие интересы выходят далеко за рамки совместного членства в ОПЕК. Обе страны стремятся отделиться от западной, все более хаотичной, подверженной санкциям, мошеннической экономической системы, намереваясь сместиться на восток – в восточные коалиции во главе с Китаем и Россией. Обе страны хотели бы присоединиться к альянсу БРИКС, члены которого, в свою очередь, надеются быть принятыми в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), возглавляемую Китаем и Россией. Китайская инициатива «Пояс и путь» в течение последнего года или около того оказывала мощную поддержку «БРИКС-плюс», что свидетельствует о том, что объединение БРИКС с восточными объединениями и в конечном итоге полная интеграция – приветствуется. «Пояс и путь» также может сыграть важную роль в восстановлении Йемена, что было бы позитивным событием, а также приглашением к продвижению в сторону восточных альянсов. Роль Пекина в посредничестве при заключении соглашения – это большая дипломатическая победа для Китая, а также для Ирана, Саудовской Аравии и, надеюсь, для Йемена. Это действительно беспроигрышное решение. Хотя конфликты в Ираке и Сирии все еще продолжаются, есть перспектива, что динамика, созданная Китаем благодаря возобновлению дипломатических отношений между Эр-Риядом и Тегераном, может в конечном итоге привести к установлению прочного мира на Ближнем Востоке. ** Международное объединение из 17 организаций, работающих в более чем 90 странах по всему миру. Целью деятельности объединения является решение проблем бедности и связанной с ней несправедливостью во всем мире. Питер Кениг – экономист и геополитический аналитик, научный сотрудник Центра исследований глобализации (Centre for Research on Globalization), Монреаль, Канада и научный сотрудник-нерезидент Института Чонъян Университета Жэньминь, Пекин. В прошлом – старший экономист Всемирного банка и Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), где он более 30 лет работал в области разработки водных ресурсов и окружающей среды по всему миру. Читает лекции в университетах США, Европы и Южной Америки. Регулярно пишет для онлайн–журналов. Кениг – автор книги «Имплозия – Экономический триллер о войне, разрушении окружающей среды и корпоративной жадности» (Implosion – An Economic Thriller about War, Environmental Destruction and Corporate Greed) и соавтор (совместно с Синтией Маккинни) книги «Когда Китай чихает: От изоляции коронавируса до глобального политико-экономического кризиса» (When China Sneezes: From the Coronavirus Lockdown to the Global Politico-Economic Crisis). Беседовал – Сергей Духанов, журналист-международник, американист. Работал собственным корреспондентом Агентства печати «НОВОСТИ» в Канаде (Оттава, 1990-1992 г.г.) и шефом американского бюро (Вашингтон, 1996-2001 г.г.) газет «BusinessMN», «Деловой мир» и «Интерфакс-АиФ».

Ближний Восток после землетрясения: как будет меняться региональная структура

Катастрофическое землетрясение, обрушившееся на Турцию и Сирию, по-видимому, может привести к существенным геополитическим сдвигам. Вернее, сделать их более очевидными. Оставаясь в рамках гипотезы, на которой мы строим свой анализ – формирование на Ближнем Востоке самостоятельной региональной структуры, основанной на трех неарабских полюсах (Израиль, Турция, Иран) и одном многостороннем арабском полюсе с центром в Персидском заливе (ОАЭ, КСА, Египет плюс Катар), – можно предположить, что основным содержанием современного этапа является усиление арабского полюса и формирование турецко-арабской оси. Возникновение предпосылок к этому можно проследить с конца прошлого года. Тогда турецкий президент Эрдоган предложил провести встречу с сирийским лидером Асадом. На фоне разгоравшихся протестов в Иране это читалось, в частности, как намерение Анкары воспользоваться ослаблением Тегерана для изменения баланса сил в Сирии в свою пользу. Однако уже тогда было понятно, что сирийский ландшафт определяется не только Россией, Ираном и Турцией; арабские страны Залива (в частности, ОАЭ) также начали наращивать свое влияние в Дамаске. Поэтому стремление Эрдогана нормализовать отношения с Асадом означало также и его предложение арабам Залива превратить Сирию в мост, соединяющий Турцию и Аравию, что, помимо прочего, служило бы достаточной гарантией против усиления здесь Ирана. Крайне примечательно, что эта идея была озвучена Эрдоганом буквально через несколько дней после землетрясения. В выступлении, транслировавшемся 14 февраля и посвященном первой оценке ущерба, нанесенного катастрофой, он, помимо прочего, заявил, что Турция и государства Залива являются «центральной осью безопасности и стабильности в регионе». При этом он подчеркнул, что Турция «придает огромное значение созданию транспортной инфраструктуры и сети железных дорог, которые свяжут регион Залива с Европой и Азией через Турцию». Думается, что этот тезис был сформулирован вне связи с землетрясением и являлся важнейшей частью турецкого видения будущего региона. Такое предположение выглядит тем более убедительным, если учесть, что в декабре 2022 года произошло ключевое событие – визит лидера КНР Си Цзиньпина в Саудовскую Аравию. Здесь прошли три китайско-арабских саммита в форматах КНР-КСА, КНР-ССАГПЗ, КНР-ЛАГ. Их результатом стало превращение арабского полюса на Ближнем Востоке в ведущего партнера Китая в регионе. В свете этого дополнение китайско-аравийского формата турецко-аравийской осью выглядит совершенно логичным. Создание такой конфигурации сулит значительные выгоды и туркам, и арабам. Она позволит перехватить инициативу у конкурентов (Иран и Израиль) и заложить прочную основу под будущий суннитский арабо-турецкий союз, опирающийся на китайскую мощь. Такой союз способен стать несущей конструкцией региональной архитектуры, к которой все остальные (будь то Тегеран, Тель-Авив, Москва, Вашингтон или Брюссель) будут вынуждены приспосабливаться. До сих пор были упомянуты лишь протесты в Иране, на фоне которых был выдвинут проект турецко-аравийской оси. Однако картину следует дополнить также и не менее значимыми беспорядками в Израиле. Приход к власти очередного правительства Нетаньяху привел к глубочайшему расколу в местном обществе, существенно ослабив израильский полюс, лишив его способности к инициативным действиям на региональной арене. Можно только гадать, волею каких сил стало возможным такое совпадение, но справедливости ради следует отметить: Израиль оказался в одиночестве перед лицом своих внутренних проблем… Поэтому остается открытым вопрос, допустимо ли рассматривать эту ситуацию, как косвенное доказательство заинтересованности неких внешних сил в том, чтобы план турецко-аравийской оси начал воплощаться в жизнь. Однако землетрясение 6 февраля внесло в него существенные корректировки. Первое, о чем может идти речь, – это статус сторон (имеются в виду Турция, с одной стороны, и арабы – с другой). Изначально все выглядело так, будто сильная и вполне уверенная в себе Турция протягивает руку партнерам, которые наращивают свой потенциал и ищут в своем окружении надежного и перспективного союзника. Но после землетрясения, которое, конечно же, ослабило Турцию (истинные масштабы ущерба еще предстоит оценить), картина обрела иные оттенки. Турки потеряли темп. Это заметно прежде всего на сирийском направлении, где арабы очень быстро начали наращивать свою активность. И если изначально Турция своей инициативой нормализации с Асадом вела игру, к которой могли подключаться арабы, то теперь арабы перехватили инициативу. В Дамаске у Асада побывало множество видных представителей арабского мира, среди которых нужно отметить глав МИД КСА и Египта. Сам сирийский президент нанес визит в Оман. О скором открытии сирийского посольства заговорили в Катаре. Наконец, фактически начат процесс возвращения САР в лоно «арабской семьи», в ЛАГ. Процесс этот выглядит как стремительная «арабизация» Сирии, тогда как Эрдоган явно хотел сделать своего соседа более «турецким». Но сейчас уже ясно, что во взаимодействии с Анкарой Асад получил новые степени свободы: он более не зависит от доброго намерения Эрдогана вывести Дамаск из международной изоляции. Этой изоляции уже фактически нет. То есть первый, ключевой шаг в эрдогановской стратегии формирования оси с Заливом – нормализацию отношений с Дамаском – турки из-за землетрясения оказались вынуждены пропустить. И конечно же, теперь уже не может быть и речи о каких-то турецких угрозах провести очередную военную операцию на сирийской территории. Все это ведет (уже привело) к тому, что отныне Асад имеет основания смотреть на Эрдогана хотя бы чуть-чуть свысока, и не исключено, что турецкого лидера могут попросить «подождать в передней», пока его сирийский коллега вдоволь наговорится со своими арабскими братьями. Или с иранскими. Ведь Дамаск отнюдь не намерен отказываться от партнерства с Тегераном. Да, в их отношениях не все гладко, и до сих пор не состоялся давно анонсированный визит президента Раиси в САР. Но весьма тесные контакты сохраняются, а в последнее время появилась информация о поставках сирийцам иранских систем ПВО. И едва ли стоит полагать, что иранцы будут спокойно взирать со стороны, как турки и арабы вовлекают Дамаск в свою игру (хотя в Тегеране и заявляли, что от души приветствуют и возможную встречу Эрдогана с Асадом, и перспективы восстановления отношений Сирии с арабским миром). Наконец, нельзя забывать, что именно в тот самый день 14 февраля, когда Эрдоган заявил о намерении создать турецко-аравийскую ось, президент Ирана Раиси прибыл в Китай. Здесь он, по-видимому, договорился о начале практической реализации программы стратегического сотрудничества между ИРИ и КНР. То есть, наряду с аравийским, появляется и иранский хаб на Ближнем Востоке. А это значит, что проект цепочки Китай-Аравия-Сирия-Турция теперь может обрести конкурента в виде проекта Китай-Иран-Сирия. Конечно, и этот второй проект может быть дополнен Турцией. Но в этом случае Анкаре придется переключаться на партнерство с Тегераном, отвернувшись от арабов. И сделать это будет крайне затруднительно, учитывая ту роль, которую арабы забрали себе в Дамаске. Все это, конечно же, неясные пока перспективы, ибо никаких хабов, мостов, осей в действительности не существует. Речь идет о тенденциях, стратегических направлениях. Но цена ошибки на этапе перспективного планирования и стратегического выбора весьма высока. Поэтому имеет смысл рассмотреть различные варианты. Первый – ось Анкара-Дамаск-Аравия. Экономические, транспортные и т.п. выгоды достаточно очевидны. А с точки зрения геополитики важно, что такая конструкция дает свободу маневра между двумя другими региональными полюсами – Ираном и Израилем. С другой стороны, сирийское звено делает эту цепочку уязвимой: и Тегеран, и Тель-Авив могут в любой момент так или иначе дестабилизировать его. Чтобы  избежать этого риска, турки и арабы могут взять курс на создание военно-политического союза с целью гарантировать стабильность Сирии (на это и намекал Эрдоган). Теоретически такой союз способен стать ядром, вокруг которого в будущем сможет сформироваться более широкий альянс с участием региональных государств. Если развитие ситуации пойдет в этом направлении, это станет свидетельством того, что Ближний Восток действительно получил статус субъектности на мировой арене. Но возможно и иное развитие ситуации, к которому подталкивает исторический опыт: взаимное недоверие и внешнее воздействие не позволят региональным игрокам взять всю полноту ответственности за будущее региона на себя, и Ближний  Восток вернется к своему традиционному статусу объекта на игровом поле. Второй вариант – Анкара-Дамаск-Тегеран. Он выглядит менее жизнеспособным и еще более уязвимым, ибо его реализация приведет к быстрому сплочению арабо-израильского альянса под эгидой США. Итогом станет уверенная деградация региона, его скатывание к очередному этапу конфронтации. Но почему бы не предположить возможность совмещения двух этих вариантов, то есть формирования структуры Анкара-Дамаск-Аравия/Тегеран? Ведь, в конце концов, Аравия и Иран – это все тот же Залив, а турки, арабы и иранцы – все те же мусульмане… Да и на входе в обоих случаях – все тот же Китай. В теории такой вариант выглядит неплохо и даже перспективно. Тем более что арабы и иранцы чрезвычайно настойчиво демонстрируют готовность начать процесс нормализации своих отношений. Конечно, пока дальше разговоров и полуофициальных, полуподпольных контактов дело не продвигается. Но тем не менее явное снижение напряженности в Ираке и Йемене, постепенное вовлечение арабских участников в переговоры по «ядерной сделке» свидетельствуют в пользу гипотезы о возможности преодоления арабо-иранских противоречий. Однако на практике перспектива появления такой конструкции приведет к вытеснению Израиля из региональной экономики, инфраструктуры и, как следствие, большой политики. Для Тель-Авива это представляет угрозу не меньшую, чем иранская ядерная бомба. А значит, там предпримут все возможное и невозможное, задействуют все рычаги воздействия на Вашингтон, чтобы исключить такой сценарий. Кстати, Нетаньяху уже заявил о своем твердом намерении добиться нормализации отношений с Саудовской Аравией, что, естественно, сделает невозможным саудовско-иранское сближение. Этот краткий обзор показывает, что глубинные геополитические сдвиги на Ближнем Востоке продолжаются. И ключевой точкой при этом остается Сирия. Именно за влияние на Дамаск будет разворачиваться основная борьба в ближайшее время. Для России это сулит значительные выгоды – в случае если она сможет по-прежнему сохранять прочные связи с Сирией. И вполне вероятно, что ослабление Турции в результате землетрясения сыграет нам на руку, поскольку Анкара на время утратила способность к активным инициативным действиям в регионе и поэтому очень нуждается в поддержке и страховке перед лицом активизации Ирана и давления арабов. В этих условиях перед Россией открываются новые возможности для того, чтобы управлять балансом интересов и влияния региональных игроков на Дамаск.

Иранский атом: Израиль готовит сюрприз?

Похоже, политические повороты на 180° входят в моду на Ближнем Востоке. Начало положил президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, выступив с инициативой встречи со своим «заклятым братом» Башаром Асадом. Теперь же пришла очередь Беньямина Нетаньяху – нового-старого премьер-министра Израиля. Ему тоже, судя по всему, придется совершить впечатляющий кульбит: превратиться из непримиримого противника ядерной сделки с Ираном в ее промоутера. В последние дни 2022 года на сайте катарской Аль-Джазиры была опубликована статья, в которой со ссылками на израильских экспертов обосновывается поистине «революционный» тезис: возвращение к ядерному соглашению с Ираном – стратегический интерес Израиля. Более того, в материале утверждается, что задачу по восстановлению старой или даже по заключению новой «ядерной сделки» придется выполнять никому иному как Нетаньяху, последовательному противнику самой идеи каких бы то ни было сделок с Тегераном и ярому стороннику решения президента США Дональда Трампа о выходе Вашингтона из СВПД. При этом любопытна одна деталь: по данным Аль-Джазиры, на восстановлении СВПД настаивает все разведывательное сообщество Израиля за исключением Моссада (внешней разведки), который высказывается в пользу заключения нового соглашения с Тегераном… Так что же происходит? Почему Тель-Авив готовится менять курс? Прежде всего вспомним, что в течение 2022 года в Израиле был проведен целый ряд масштабных военных учений, в том числе, с участием американцев. И в итоге, по-видимому, был сделан вывод, что военное решение иранской ядерной проблемы еврейскому государству не по силам. Тем более, что действовать ему придется, скорее всего, в одиночку. Ведь США и Запад в целом полностью поглощены Украиной и Тайванем. Они не намерены брать на себя бремя еще одной войны (открытой или потенциальной) – с Ираном. А война с ним – если она будет – превратится в настоящий кошмар: тут будут и очередная палестинская интифада, и ракетные удары по израильским городам с территории Газы и Ливана, и блокада Ормузского пролива, и атаки дронов с территории Йемена и Ирака, и террористические акты по всему миру… Это – не говоря о возможных прямых военных действиях с участием иранских вооруженных сил, включая Корпус стражей Исламской революции… Короче, мало не покажется никому. Но главной жертвой в этой ситуации станет Израиль. На этом фоне паралич, в котором оказались переговоры по ядерной сделке, дает Ирану возможность наращивать усилия по обогащению урана. Согласно очередной порции разведданных, Тегеран находится «в нескольких неделях» от получения урана необходимой степени обогащения и в количествах, нужных для производства ядерного оружия. Хотя новость эта не нова (об этих «нескольких неделях» ЦРУ и Моссад чуть ли не каждый год предупреждают власти и общественность), тем не менее логика требует сдержать прогресс иранской ядерной программы. Именно – сдержать, поскольку о том, чтобы остановить ее, речь уже даже не заводят. И единственным тормозом может и должна стать «сделка». Крайне показательно, что именно эта логика была заявлена администрацией Барака Обамы, когда он шел к СВПД, и именно ее беспощадно критиковал Нетаньяху. Однако сегодня все перевернулось, и уже Нетаньяху стоит перед необходимостью «тормозить» Иран с помощью возрожденного СВПД. Как это получилось? Дело, как представляется, в том, что в 2015 году расчет Обамы, по-видимому, строился на том, что Иран, получив статус «пороговой державы» и вместе с ним – ослабление санкций, довольно быстро нормализует свои отношения с Вашингтоном, за чем последует перерождение режима в Тегеране. В результате Америка получит нового мощного союзника, да еще и «порогового», то есть такого, которого можно в любой удобный момент сделать ядерным (тот самый «ответственный игрок», о котором мечтает Киссинджер). И все это – на южных рубежах России. Для Израиля такой сценарий был неприемлем. Антироссийская зацикленность Вашингтона для Тель-Авива была (и остается) чуждой. Его интересует только собственная безопасность. А в игре Обамы она приносилась в жертву. Центральное место в американской стратегии в регионе отводилось Ирану, на что Израиль согласиться не мог. Поэтому решение сменившего Обаму в Белом доме Дональда Трампа о выходе США из СВПД было с ликованием встречено правительством Нетаньяху. Оно возвращало еврейское государство в фокус американской ближневосточной политики. Конечно, оно никак не повлияло (и не могло повлиять) на развитие ядерной программы ИРИ. Но зато оно проложило путь к Соглашениям Авраама – нормализации отношений Израиля с рядом арабских государств. Что, в свою очередь, заложило основы для прямого ответственного, не зависящего от посредников, диалога между Тель-Авивом и ведущими региональными игроками, включая Тегеран. Здесь речь идет как раз о том процессе «суверенизации» Ближнего Востока, о котором мы неоднократно говорили. Регион стремится к тому, чтобы его стабильность и безопасность приобрели самоценность, а не были, как прежде, функцией от глобальной игры Вашингтона, Москвы, Брюсселя, Пекина. Это возможно только в том случае, если ведущие региональные державы создадут собственную систему взаимоотношений и возьмут на себя ответственность за поддержание региональных балансов, не делегируя это право кому бы то ни было. Думается, что именно в этой «суверенизации» и кроется принципиальное отличие нынешней ситуации от того, что было в 2015 году. И это, возможно, позволит понять и оценить поворот на 180°, который, вероятно, предстоит совершить Беньямину Нетаньяху. Тем более, что поворот этот не сводится лишь к тому, что израильский премьер может потребовать от Вашингтона скорейшего восстановления СВПД. Не исключено, что он выдвинет некий вариант совершенно новой сделки, сторонами которой будут уже не США и ИРИ, а Иран и Израиль. Ведь, если посмотреть трезво, то возобновление СВПД от 2015 года может не произойти, например, из-за вероятного желания Запада исключить из процесса Россию. Американцы и европейцы вполне могут заявить о своем отказе ставить подписи под документом глобального значения вместе с Москвой. С другой стороны, в условиях СВО на Украине требования Запада к Ирану значительно «обогатились», в частности, за счет темы беспилотников и российско-иранского военно-технического сотрудничества в целом. Это означает, что сегодняшняя «начинка» СВПД может сильно отличаться от того, что содержалось в изначальном тексте 2015 года, и даже от тех документов, что были согласованы в ходе венских переговоров 2022 года. В этом же контексте следует указать и на явное нежелание администрации Джо Байдена возвращаться к активной работе над СВПД, тем более в момент, когда Белый дом и весь коллективный Запад выступили с однозначной поддержкой протестного движения в ИРИ. Все это в совокупности ставит под большой вопрос перспективы восстановления СВПД: слишком много новых вводных, которые могут не устроить любого из участников, будь то США, ЕС, Иран, Россия или Китай. Отсюда напрашивается логичный вывод: нужно брать курс на новую сделку с Ираном, основанную на иной системе целей и приоритетов, нежели «старый добрый» СВПД. На место глобальной логике должна придти логика региональная. Ведь, в конце концов, иранское ядерное оружие – это проблема прежде всего его непосредственных соседей: израильтян и арабов. И тут следует обратить внимание на высказывание главы МИД Саудовской Аравии Фейсала бен Фархана о том, что в случае если Иран обзаведется «ядерным оружием, готовым к применению», арабские государства Залива предпримут действия для обеспечения собственной безопасности. Почему это важно? Во-первых, потому что было использовано выражение «ядерное оружие, готовое к применению». То есть арабы исходят из того, что ядерное оружие как таковое у Ирана есть. Это значит, что все усилия международного сообщества не допустить этого, провалились. Поэтому, во-вторых, теперь все зависит от готовности стран региона самостоятельно решить проблемы своей безопасности в условиях соседства с de facto ядерным Ираном. Либо договориться с Тегераном о том, что он возьмет на себя обязательства не применять это оружие, либо – обзавестись собственной атомной бомбой. В-третьих, подчеркнем, что слова бен Фархана прозвучали буквально через несколько дней после арабо-китайского саммита в Эр-Рияде. И в связи с этим нельзя не вспомнить, что американская разведка уже неоднократно обнаруживала следы сотрудничества саудитов с китайцами в разработке то ракетных, а то и ядерных программ. Учитывая все эти факторы, почему бы не предположить, что арабы Залива вслед за израильтянами махнули рукой на СВПД как на механизм эффективного сдерживания Ирана. Что они перестали понимать логику американских политических маневров на Ближнем Востоке, видя, что Вашингтон озабочен исключительно своим противостоянием с Москвой и Пекином. И что они, наконец, решили подхватить тренд на суверенизацию региона и принять активное участие в формировании регионального баланса сил. Если это так, то вполне вероятно, что мы стоим на пороге появления не одной, а, как минимум, двух новых ближневосточных ядерных держав: Ирана и, скажем, Саудовской Аравии. Наряду с Израилем они вполне могут составить значительную часть «костяка» региональной системы безопасности. Насколько эта система будет устойчивой, эффективной, да и вообще жизнеспособной, – вопрос другой. Ведь в нее так или иначе придется вписывать и Турцию… Однако опыт сосуществования ядерных Индии и Пакистана свидетельствует, скорее, в пользу жизнеспособности подобных ядерных балансов на региональном уровне. В то же время нельзя ни на минуту забывать, что возникновение подобного баланса в непосредственной близости от российских границ создаст совершенно новую геополитическую реальность для нас. И одним из ключевых факторов эффективности российской политики на Ближнем Востоке может стать осознанное, целенаправленное взаимодействие не только с региональными державами, но и, в частности, с Китаем.

Почему Асад срочно потребовался Эрдогану?

Турецкий лидер Реджеп Тайип Эрдоган в очередной раз сумел удивить мир. Он предложил своему российскому коллеге Владимиру Путину организовать трехсторонний саммит с участием сирийского президента Башара Асада. Ну никогда такого не было – и вот опять! Все началось совсем недавно, всего несколько недель назад. В 20-х числах ноября в Москве заговорили о принципиальной готовности предоставить площадку для турецко-сирийских переговоров на высшем уровне. Об этом дали понять и в МИДе, и в Кремле. Произошло это на фоне нормализации (очень популярно это слово на Ближнем Востоке в последнее время) отношений между Турцией и Египтом. Президенты двух стран Эрдоган и Сиси встретились на открытии мундиаля в Катаре, пожали друг другу руки и даже побеседовали вполне дружески. После чего Эрдогана спросили: мол, раз уж с Египтом так все хорошо получается, не хотите ли вы и с Сирией замириться? На что мудрый турок заметил: в политике нет вечной вражды… Так что вполне возможно, что нам предстоит стать свидетелями очередного поворота на 180 градусов в региональной политике Анкары. Эрдоган, который некогда называл Асада своим братом и вместе с ним молился в дамасской мечети, с началом гражданской войны в Сирии превратился в его заклятого врага. Более десяти лет Анкара не хотела иметь с Асадом ничего общего, требуя его ухода как непременного условия восстановления мира. И теперь именно Анкара первой (!) заговорила о возможности и даже желательности личных переговоров на высшем уровне. Замечательно, что первые подходы к решению вопроса встретили великолепное «нет!» в Дамаске. Там заявили, что сейчас, накануне выборов в Турции, «не время». Вот пройдут выборы, тогда и будем разговаривать с тем, кто на них победит. Казалось бы, такую пощечину от Асада Эрдоган не может стерпеть. Он не прощал оскорблений (а это именно оскорбление) и со стороны гораздо более авторитетных персон, нежели президент САР. Однако ничуть не бывало: он не встал в позу, но решил обратиться к посреднику, которому Асад едва ли сможет отказать, – к Путину. Значит, Эрдогана действительно припекло. Мир с Асадом ему по-настоящему нужен. Но зачем? И почему именно сейчас? Большинство наблюдателей настаивают на том, что весь вопрос – в выборах. Мол, нормализация с Дамаском нужна Эрдогану, чтобы выиграть выборы. Возможно, отчасти это и так. Однако сложно представить, какие такие проблемы Асад поможет решить Эрдогану. Разве что согласится на репатриацию части сирийских беженцев, превратившихся в сильную головную боль для Турции. Но даже если подобная договоренность и будет достигнута, она поставит Эрдогана в зависимость от того, насколько быстро, четко и добросовестно Асад будет ее выполнять. Это – позиция слабого, и едва ли Эрдоган на нее согласится. Думается, что дело не в выборах. Эрдоган – настоящий политик и заботится не только о предстоящих выборах, но прежде всего о будущем своей страны. И именно забота о будущем сегодня диктует ему необходимость налаживания отношений с Башаром Асадом. Первое, на что следует обратить внимание – это та самая суверенизация региона, о которой мы уже говорили. Турция является одним из региональных центров силы, и она не может себе позволить наблюдать со стороны, как другие игроки устанавливают связи с Дамаском, стремятся втянуть его в собственные орбиты. Речь идет и об Иране, и об ОАЭ. Эрдоган просто не имеет права пропустить момент для вступления в борьбу за влияние на Асада. Отметим, что совсем недавно Анкара нормализовала отношения с Тель-Авивом. Это открыло перед ней широкие возможности для регионального маневрирования. Но реализовать их по-настоящему невозможно без доступа к Сирии (равно как и к Египту). Поэтому можно говорить о том, что выход на прямые контакты с Асадом и, более того, – дружба с ним являются логическим продолжением восстановления полномасштабных связей с еврейским государством. Рассуждая в этой логике, можно придти к выводу о том, что предложение Эрдогана о нормализации с Сирией – это ход в региональной игре: Турция помогает Израилю потеснить на сирийской арене Иран, который в настоящее время переживает сложные времена и не способен к активному сопротивлению. Второй важнейший аспект – это проблема установления морских границ в Восточном Средиземноморье. После недавнего заключения ливано-израильского соглашения по этому вопросу и с учетом планов создания в Турции газового хаба эта тема приобретает весьма большое значение. Дело в том, что морские границы Сирии не определены – ни с Ливаном, ни с Турцией. А без этого невозможно думать о по-настоящему серьезной разработке углеводородных месторождений на левантийском шельфе и о создании здесь системы подводных трубопроводов. Любопытно, что ливанцы сразу после заключения соглашения с Израилем пытались начать переговоры с Дамаском, но получили отказ. Все, в том числе и турки, прекрасно понимают, что Асад потребует очень высокую цену за свое согласие на разграничение моря. Но для Анкары в любом случае первым шагом должно стать признание Асада. И Эрдоган готов сделать этот шаг. Нужно также учитывать, что вопрос о морских границах между Турцией и Сирией напрямую связан с проблемой границ сухопутных. Сирийцы до сих пор не признают турецкой аннексии Александреттского санджака (ныне – провинция Адана) после Первой мировой войны. Понятно, что забрать обратно эту территорию Дамаск не в силах. Но он вполне может использовать этот вопрос с тем, чтобы максимально усложнить для Анкары решение вопроса о морских границах. На сегодняшний день между сторонами есть Аданское соглашение, которое может служить основой для урегулирования пограничных проблем. И Москва в течение многих лет неоднократно призывала турок и сирийцев вернуться к этому документу. Не исключено, что он так или иначе станет базой для предложенных Эрдоганом трехсторонних переговоров (если они состоятся). Возможно также, что их итогом может стать некая обновленная и актуализированная версия Аданского соглашения. Либо будет взят курс на разработку совершенно нового, более всеобъемлющего договора. Но это – дело более отдаленного будущего. Как бы то ни было, уже сейчас достаточно ясно, что настойчивое желание Эрдогана встретиться с Асадом имеет под собой веские основания. Но что это может означать для России? На поверхности лежит совершенно само собой разумеющийся тезис: конечно, для России это успех. Кремль по просьбе лидера страны – члена НАТО организует его встречу с Башаром Асадом! Одного этого достаточно, чтобы испытать вполне заслуженное чувство глубокого удовлетворения… Однако, если присмотреться, становится заметен один нюанс: а что если Асад откажется? Или просто закапризничает, начнет выдвигать предварительные условия? Ведь он теперь оказался нужен всем и вполне может позволить себе заявлять что-то вроде «сейчас не время». Кроме того, за ним стоит Тегеран. Там не могут не понимать, что игра, в том числе и с участием России, ведется на ослабление, если не вытеснение Ирана. И иранцы могут законно спросить: а почему на переговоры с Асадом не зовут нас? Не логичнее было бы использовать отработанный формат Астанинской тройки (Россия – Турция – Иран), куда и пригласить в качестве четвертого участника Дамаск? Иными словами, предложение Эрдогана Путину ведет, по сути, к существенному повышению ответственности России за развитие ситуации в Сирии и в регионе в целом. Безусловно, это позволяет оказывать влияние (иногда – решающее) на динамику баланса сил. Вместе с тем остаются неясными перспективы «монетизации» столь важной и ответственной роли. Политически и геополитически Россия набирает очки. Необходимо создать механизм их конвертации в конкретные экономические выгоды.

Турция: через проливы иностранные военные корабли не пройдут

Официальная Анкара продолжает выстраивать взаимовыгодные отношения с Россией, не обращая внимания на гневные окрики Запада. Самолеты, вертолеты и беспилотные летательные аппараты, дислоцированные на бортах иностранных военных судов, получивших разрешение на пребывание во внутренних водах Турции или посещение ее портов, не смогут свободно взлетать в воздушном пространстве страны без специального разрешения. Кроме этого, иностранным военным водолазам тоже запрещено безнадзорно осуществлять погружения. Исключение делается только для тех случаев, когда требуется срочный карантинный контроль или ремонт. И то – с разрешения властей и в сопровождении турецкой водолазной команды. Иностранные военные корабли обязаны оповещать турецкие службы за 5 миль (8 км) до входа в ее внутренние воды или порты. Такое решение принято специальным постановлением правительства на основании международного права. Речь идет о «Конвенция о режиме проливов» (больше известна как «Конвенция Монтрё» (Convention de Montreux), которая восстановила суверенитет Турции над Черноморскими проливами, а также гарантировала особые права прибрежных государств в части их использования. Она была подписана 20 июля 1936 года по итогам конференции в швейцарском городе Монтрё. Напомню, что документ подробно регламентирует проход военных кораблей через проливы, ставя в преимущественное положение флот причерноморских государств. Эти страны вправе проводить в мирное время (при условии предварительного уведомления властей Турции) любые свои военные корабли. Для ВМФ других государств конвенция устанавливает ограничения по классу, разрешая проход мелким надводным кораблям, небольшим боевым и вспомогательным судам. «Мы выполняли и продолжим выполнять те положения, которые оговорены «Конвенцией Монтрё». До сегодняшнего дня ни одного запроса не поступало. Мы предупредили все страны, что через проливы не будут проходить военные корабли», – заявил министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу. Это, по его словам, связано со Специальной военной операцией, которую проводят на Украине российские Вооруженные силы. До этого через Босфор и Дарданеллы в принципе свободно сновали, несмотря на ограничения, военные корабли США, Великобритании и других стран НАТО, что создавало нервозную обстановку в черноморском регионе. Это постановление турецких властей, если на него посмотреть повнимательнее, открывает широкие возможности для конспирологии. Например, различные летательные аппараты вполне могут стартовать с иностранных военных судов в интересах украинского режима. Почему бы и нет? На слуху атака 29 октября девяти БПЛА и семи автономных морских беспилотных аппаратов незалежной на корабли Черноморского флота в Севастополе. «Подготовка данного террористического акта и обучение военнослужащих украинского 73-го специального центра морских операций осуществлялись под руководством находящихся в городе Очаков Николаевской области Украины британских специалистов», – говорится в сообщении Минобороны РФ. Тех самых, что принимали аналогичное участие в более масштабном преступлении – подрыве «Северных потоков» в Балтийском море. Действительно, кто застрахован от того, что подобное нападение не будет осуществлено, предположим, с британских военных кораблей, находящихся в турецких территориальных водах? С водолазами тоже «картина маслом». По дну Черного моря проходит «Турецкий поток», по которому поступает газ из России. Чем не объект для очередной атаки? Между прочим, сайт USNI News недавно сообщил о полученных данных, что сразу три корабля ВМФ США были одновременно в районе датского острова Борнхольм во время взрыва на нитках «Северных потоков». Это десантный корабль «Оук Хилл», прибывший из польской Гдыни, а также десантные транспортные корабли-доки «Арлингтон» и «Гунстон Холл». Что они там забыли? А ведь могли, чисто теоретически, доставить к месту теракта все что угодно: и взрывчатку, и морские беспилотники, и боевых пловцов, и глубоководных водолазов. Турция вообще в последнее время вызывает раздражение у коллективного Запада. Президент Реджеп Тайип Эрдоган упорно гнет свою линию, преследуя исключительно национальные интересы. Благодаря совместным усилиям был, как известно, организован вывоз более 13 миллионов тонн зерна. По мнения турецкого президента, которое он высказал в ходе очередных телефонных переговоров с хозяином Кремля, постепенно можно начать работу над экспортом продуктов питания и других товаров в рамках зернового коридора. Не в последнюю очередь – российской продукции. Не лишним будет заметить, что введенные ограничения для иностранных ВМС тоже могут быть своеобразным «жестом доброй воли» в адрес Москвы. Доверие, экономическое и политическое сотрудничество между нашими странами продолжают неуклонно расти. На прошлой неделе, например, в Турции был глава «Газпрома» Алексей Миллер, который встречался с Эрдоганом. Речь шло о газовом хабе, который уже начали строить в Турции. Его создание анонсировал президент Путин в октябре. Через него можно было бы транспортировать газ в объемах, сопоставимых с прокачкой через выведенные из строя «нити» «Северных потоков». Вот еще свежие новости двухсторонних отношений. В Стамбуле в минувшие выходные состоялись политические консультации по линии внешнеполитических ведомств. По словам замминистра иностранных дел РФ Сергея Вершинина, обсуждался широкий круг тем: реформирование Совбеза ООН, ситуация в Сирии, Афганистане, Ливии, Палестине, на Ближнем Востоке. А 12 декабря в Анкару во главе парламентской делегации с официальным визитом прибыл спикер Госдумы Вячеслав Володин. Экономическая карта тоже оказалась козырной. Стало известно, что по итогам сентября Турция установила новый рекорд экспорта в Россию – 1,1 миллиард долларов. Это на 27% больше, чем месяцем ранее. Основным импортером в сентябре осталась Россия – 6,2 миллиарда долларов. Товарооборот в этом году может достичь 80 миллиардов долларов. Неплохо! Это дало повод для озабоченности главе дипломатии Евросоюза Жозепу Боррелю. «Политика Турции по неприсоединению к ограничительным мерам ЕС против России является поводом для беспокойства. <…> Углубление двусторонних экономических отношений Турции и РФ также является поводом для большого беспокойства», – заявил он, явно скрежеща зубами. Боррель напомнил, что европейское объединение заключило с Анкарой Таможенный союз, который позволяет (опять же – чисто теоретически) поставлять в Россию в обход санкций товары двойного назначения. А это уже повод для «огромного беспокойства» Брюсселя!

Ближний Восток на пути к стратегической самостоятельности?

В течение многих десятилетий развитие, в частности, политическое, Ближнего Востока было «производной» от мировых трендов. Немного упрощая, можно сказать, что мир и война здесь зависели от решений и действий прежде всего внешних игроков, будь то «державы» 19-го века или «великие державы» века 20-го. Однако сейчас можно видеть все больше свидетельств «суверенизации» региона: внутренняя динамика ближневосточных политических процессов начинает превалировать, и теперь уже внешние игроки оказываются вынужденными подстраиваться под нее. Во всяком случае, такое впечатление складывается при взгляде на ситуацию с точки зрения нашей базовой гипотезы, согласно которой основу региональной архитектуры составляет система отношений между тремя неарабскими странами – Ираном, Израилем и Турцией, – а также неоднородным «арабским Машриком» (Востоком), внутри которого доминирует свой треугольник – КСА, ОАЭ, АРЕ, дополняемый Катаром. В рамках такой схемы мы видели некоторое время назад, как целенаправленно повышался статус Ирана – практически до уровня «ответственного регионального игрока» и ядерной державы de facto. Это поставило Тегеран на одну доску с Тель-Авивом и Анкарой. В этом своем новом – признанном – качестве Иран повел дело к нормализации отношений с арабами (прежде всего, КСА). То есть, по сути, он пошел тем же курсом, на который чуть-чуть ранее встал Израиль и по которому так же движется Турция. Ирано-арабская нормализация велась на трех основных площадках – в Ираке, Ливане и Йемене; главным ее содержанием было балансирование интересов Тегерана и Эр-Рияда. И, судя по всему, процесс этот шел и идет, в целом, продуктивно. Судите сами: в Ираке парламент наконец-то смог избрать президента и назначить новое правительство – и это несмотря на волну беспорядков, потрясших страну в конце лета – начале осени. В тот момент казалось, что никакого компромисса не будет, однако оказалось, что, напротив, компромисс родился как результат «мятежа» сторонников Муктады ас-Садра. В Ливане также был достигнут компромисс: там Хизболла одобрила соглашение с Израилем о морских границах. Не вдаваясь в толкование всех тонкостей региональной политики, все-таки можно сделать вывод: этот факт – сигнал о том, что Тегеран не станет стеной на пути израильско-ливанского примирения (или, говоря в местном контексте, «нормализации»). А это, в свою очередь, можно понимать как обеспечение иранцами себе более выгодных позиций в торге с КСА по вопросу о новом ливанском президенте. Ведь теперь, если Эр-Рияд не сумеет договориться с Тегераном по этому вопросу, под ударом окажется судьба морского соглашения. То есть, тем самым саудовцы окажутся в оппозиции не только иранцам, но и израильтянам и американцам (основным спонсорам и авторам ливано-израильской сделки по морским границам). Наконец, в Йемене, несмотря на то, что сроки договоренностей о прекращении огня между хуситами и правительством (а по факту – просаудовской коалицией) истекли, тем не менее масштабные боевые действия не возобновились. Стороны явно стремятся не нарушить равновесия. Конечно, на этом фоне весьма грозно прозвучали публикации в американской прессе «откровений» саудовской разведки о якобы «неминуемых» атаках Ирана на его арабских соседей и прежде всего на саму КСА. В ответ на этот «призыв» Вашингтон даже направил «в сторону Ирана» свои боевые самолеты с баз в Заливе. Наконец, Эр-Рияд заявил, что прекращает контакты с Тегераном, что, видимо, означало закрытие переговоров в Багдаде, которые стороны вели в течение достаточно долгого времени с целью восстановления дипотношений. Вся эта бутафория, особенно в условиях непрекращающихся беспорядков в ИРИ, казалось бы, должна была свидетельствовать о срыве попыток арабо-иранской нормализации. И если так, то за этим должна последовать очередная волна эскалации, которая неизбежно вернет регион под полный контроль внешних сил во главе с США, а значит, говорить о «суверенизации» Ближнего Востока не приходится. Однако представляется, что дело обстоит несколько иначе. И ключом к пониманию ситуации служит смена правительства в Израиле, вернее, первые заявления нового-старого премьера Нетаньяху, в которых он обрисовал приоритеты своей региональной стратегии. Номером один там числится вовлечение в нормализацию с Израилем новых арабских стран. И только номером вторым – противодействие Ирану. То, что Иран отошел на второй план – уже само по себе новость. Но главный вопрос, который хотелось бы прояснить: с какими именно арабскими странами Биби намерен «нормализоваться»? Ведь если посмотреть внимательно, то весь потенциальный резерв на этом направлении исчерпан: Израиль уже имеет отношения с Египтом, Иорданией, ОАЭ, Бахрейном, Марокко, отчасти – с Суданом. Вне процесса «нормализации» остались либо «непримиримые» - такие как Алжир, Ирак, Тунис, Сирия, Ливан; либо «ненужные» (потому что полуразваленные) вроде Ливии, Йемена; либо те, кто уже по факту сотрудничает с Тель-Авивом, но не хочет делать это официально – Оман, Катар. Эти последние, кстати, могут представлять немалый интерес, наряду, например, с Кувейтом. Но все-таки главная цель «нормализации» - это Саудовская Аравия. Не может быть сомнений в том, что именно ее вожделеет заполучить Тель-Авив – равно как и Тегеран, и Анкара. Если оценить события последних недель с этой точки зрения, то можно предположить, что суть происходящего, в частности, в Иране, а также в ирано-саудовских отношениях – это «ревность» израильтян. Они не могут допустить, чтобы ИРИ нормализовала свои отношения с КСА первой. Это значит, что между Израилем и Ираном разгорается борьба за Саудовское королевство – совсем как за сердце прекрасной (и сказочно богатой) царевны. До недавнего времени инициатива была в руках иранцев, и дело почти дошло до восстановления дипотношений с саудитами. Но взрыв широкомасштабных беспорядков в Иране сорвал этот процесс, и теперь инициативу готов перехватить Нетаньяху. При этом и Анкара не стоит в стороне, она так же хочет быть первой, кто заполучит Эр-Рияд в свои объятия. Турки давят на экономику: в ходе визита наследного принца КСА Мухаммеда бен Салмана в Турцию несколько месяцев назад были подписаны миллиардные контракты, и это – козырь, которым не могут похвастаться ни Израиль, ни Иран. Кроме того, турки, в отличие от двух своих соперников, наладили отличные отношения с ближайшими и весьма влиятельными соседями КСА – Эмиратами и Катаром. А еще они могут выступить в качестве союзника саудитов в Сирии (и Ливане), балансируя там влияние Ирана и Израиля. Оценивая ситуацию взаимодействия в рамках треугольника нужно всегда иметь в виду, что каждый из «углов» стремится не допустить союза против него двух других. То есть для Ирана страшен не Израиль или Турция как таковые, но их тандем. И это же касается всех других: Тель-Авив заботится о том, чтобы Тегеран и Анкара не стакнулись, а Анкара – чтобы этого не произошло между Тегераном и Тель-Авивом, каким бы невозможным этот вариант ни казался. Если исходить из того, что на данный момент главная борьба разворачивается между Израилем и Ираном за право «нормализации» с Саудовской Аравией, решающая роль может оказаться у Турции: именно она способна качнуть чашу весов в ту или иную сторону. Поэтому, прежде чем завоевать сердце саудитов, соперникам придется побороться за симпатии турок. У израильтян дело пошло споро: восстановление дипотношений, визит президента в Анкару, возобновление военно-технического сотрудничества и т.д. Иранцы вроде бы отстают. Но у них – свой набор предложений наследникам османов: тут главное блюдо – совместная борьба с курдскими боевиками в Иракском Курдистане. И, как можно видеть, на этом поле ИРИ и ТР вполне способны к совместным действиям: массированные удары иранского КСИР по курдским базам в Ираке фактически совпали с аналогичной турецкой операцией. Да и на сирийской почве у Ирана, наверное, есть, что предложить туркам. Особенно учитывая проект турецкого газового хаба, который смог бы вывести иранский газ на мировые рынки. Словом, возможность ирано-турецкого тандема, способного сделать Эр-Рияду предложение, от которого будет крайне трудно отказаться, не может не волновать (если не пугать) Тель-Авив. Здесь понимают, что удержать Анкару в израильской орбите очень непросто; она в любой момент может выскользнуть из рук. Поэтому не удивительно, что израильтяне втягивают в свою игру «родного брата» Турции – Азербайджан, при этом планомерно стравливая Баку и Тегеран. Расчет несложен: взаимная неприязнь между Азербайджаном и Ираном, их взаимные провокации (благо, есть Армения) заставят Анкару встать на сторону Баку и против Тегерана. Это – дополнительная страховка… Можно разбирать ситуацию и дальше, постепенно расширяя географию и/или углубляясь в местные проблемы. Однако представляется, что приведенного анализа достаточно, чтобы убедиться: политические процессы в ближневосточном регионе обретают собственную динамику, собственное содержание. Игра, которая ведется внутри описанных нами контуров, - не производная от развития внешнего, глобального окружения. И это – главная характеристика нового этапа регионального развития.

Турция: как долго продержится многовекторность?

Государственные банки Турции вслед за частными отказались от российской платежной системы «МИР». Крупнейшие частные банки республики Isbank и Denizbank, а вслед за ними и государственные Halkbank, VakifBank и Ziraat Bank больше не принимают российские карты «МИР», что вызвало немалое удивление у туристов, которые уже находятся в Турции. Причина – заявление Управления по контролю за иностранными активами Министерства финансов США (OFAC, правительственное учреждение США, которое осуществляет надзор за политикой санкций). Недавно оно предостерегло финансовые учреждения третьих стран от заключения новых соглашений или расширения существующих с российской платежной системой, в противном случае организации попадут под вторичные санкции. Напомним: 15 сентября OFAC ясно дало понять, что расценивает недавние усилия России по расширению использования сети платежных карт «Мир» как попытку обойти санкции. Таким образом, те, кто, по мнению США, поддерживает такие усилия, могут столкнуться с ограничениями в соответствии с американским законодательством о санкциях против «вредной российской внешней политики». Пора бы, думается, уже и России ввести запреты на поставки в США и другие недружественные страны жизненно важных для них товаров (например, титана и ядерного топлива) и принять аналогичный закон. Но это так, лирическое отступление. Справедливости ради Турция – не единственная, кто отказывается от работы с системой «Мир». Казахстан, Вьетнам также приостановили прием российских карт. Аналитики считают, что в обозримом будущем этот список государств лишь будет расти. На официальном сайте «Мира» в разделе «География» с 21 сентября значится лишь Россия. Тогда как ранее там упоминались помимо уже названных стран также Абхазия, Белоруссия, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Южная Осетия, Южная Корея и, конечно, Турция. Турки были бы не турками, если бы не имели «план Б». В Анкаре уже разрабатывают «билетную карту» для туристов из России. Ее можно будет использовать в ресторанах, магазинах, музеях и т.д. Деньги при этом будут списываться с туристического оператора, а не путешественников. Впрочем, пока не уточняется, будут ли «билеты» предоплаченными или, напротив, оплачиваться туристами постфактум. Возможно, необходимые суммы будут сразу списываться оператором с российских счетов туристов. Вопрос комиссий и стоимости подобных услуг пока также не раскрывается. Многовекторность политики Анкары уже давно стала поводом для насмешек. Кто-то, напротив, ей восхищается. Так, Турция заявила, что рассматривает покупку российских военных самолетов, если США откажут им в продаже F-16. Ранее были разговоры о покупке Су-57 вместо F-35. В Анкаре заявили, что не поддержат и не признают референдумы в ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях. Но, тем не менее, турки готовы стоить у себя российскую атомную станцию, осуществлять транзит российского газа в Европу. В данном контексте эксперты британского аналитического центра Economist Intelligence Unit (EIU) подчеркивают, что США и ЕС продолжат усиливать давление на Турцию с целью принятия санкций против России в ближайшие месяцы. Однако в Брюсселе опасаются, что Анкара может использовать и свои рычаги для «ответного удара». Речь, само собой, про управление миграционными потоками. Сегодня более 40 тысяч беженцев из Сирии продолжают свой поход в европейские страны, в первую очередь – Германию. Сами участники «конвоя свободы» и вовсе говорят, что их не менее 100 тысяч. Они намерены прорваться через турецко-греческую границу и искать лучшей жизни в государствах-членах ЕС, а также Великобритании. Несомненно, Анкара постарается максимально использовать данный факт в переговорах с европейцами, как она уже неоднократно делала ранее. Особенно учитывая тот факт, что в Брюсселе сегодня не могут обеспечить своих граждан теплом и светом… Во всяком случае, по адекватным ценам… Впрочем, и у европейцев, и у американцев также есть способы надавить на Анкару. Главным образом – в экономической сфере, которая на фоне приближения президентских и парламентских выборов в 2023 году становится все более актуальной. Санкции, которые были введены против Турции после ее действий в Ливии и Средиземном море, сильно ударили не только по военно-промышленному комплексу, который лишился поставок большого числа запчастей и деталей. Ограничения затрагивают и турецких бизнесменов, чиновников, компаний. Как итог этих мер, экономика республики переживает едва ли не худшие времена в своей истории. Рост потребительских цен в среднем значительно превысил целевой показатель инфляции Центробанка Турции (CBRT) в 5,0%: 15,5% в годовом исчислении. Потребительское доверие близко к рекордным минимумам, а доверие к реальной экономике пошатнулось. Центральный банк отметил в протоколе заседания, что «опережающие показатели за третий квартал продолжают указывать на потерю импульса в экономической активности из-за снижения внешнего спроса». Инфляция в стране, как сообщил в августе Институт статистики страны, перевалила за 80% в годовом исчислении, и эксперты ожидают, что рост продолжится. Турецкие банки продолжают взимать с домохозяйств значительные спреды по кредитам, при этом последние данные CBRT (8 сентября) показывают: домохозяйства платили процентные ставки в среднем на уровне 30,8%. Это привело к тому, что ставки по потребительским кредитам лишь незначительно отреагировали на снижение ставки в августе. Аналогичная динамика сохранялась и с коммерческими кредитами. Однако 20 августа Центробанк ввел правила, касающиеся банковского кредитования фирм. Теперь банки должны держать ценные бумаги, деноминированные в лирах, на сумму 20% от суммы кредита в CBRT, если ставка по кредиту превышает базовую ставку х1,4 и 90%, если она превышает базовую ставку х1,8. Данные показывают, что это немедленно снизило средние ставки, согласованные по коммерческим кредитам, примерно с 26% (на 21 августа) до 21% (на 8 сентября). Таким образом, как отмечают в EIU, снижение процентной ставки должно снизить стоимость кредитования для фирм. Тем не менее, аналитики скептически относятся к возможности новых стимулов помочь банкам кредитовать фирмы по этим ставкам. В перспективе это может привести к кредитным проблемам во всей экономике. Аналитики Business Monitor International (BMI), структурного подразделения Fitch Solutions, считают, что до выборов 2023 года турецкие власти продолжат ведение неортодоксальной денежно-кредитной политики, а после Центральный банк вернется к ортодоксальным методам и начнет повышать ставки. Эксперты также отмечают, что в ближайшей перспективе CBRT может пойти на цикл значительных повышений ключевой ставки, что потребует от банков увеличения стоимости заимствований. Турецкую лиру также ждут непростые времена. Впрочем, она давно уже бьет один антирекорд за другим. Средний обменный курс в 2023 году по прогнозам составит около 21,50 TRY/USD. Несмотря на определенный рост турецкого экспорта – до 13,1% в годовом исчислении –, дефицит торгового баланса продолжает расти, в том числе за счет подорожания энергоносителей. В августе цены на них увеличились на 162%. Экономика Турции – одна из главных проблем Эрдогана и Партии справедливости и развития (ПСР) на фоне приближающихся выборов. Никакие внешние победы не перекроют социальные проблемы населения, расслоение общества и падение доходов. Особенно если это напрямую бьет по кошелькам простых турок. Это понимают и в США, и в государствах ЕС, которым все сложнее вести дела с Турцией, стремящейся «усидеть на двух стульях» – получать выгоду и от Вашингтона, и от Берлина, Лондона, Парижа, а также от Москвы. Мир стремительно меняется и Анкаре рано или поздно придется сделать выбор между Западом и условным Востоком. В противном случае Турция в 2023 году рискует повторить судьбу многих государств, попытавшихся вести собственную игру в обход Соединенных Штатов. К тому же американцев уже давно раздражает турецкий лидер.    Особенно после того, как Анкара все же купила российские системы ПВО С-400. С другой стороны, на Востоке также назрела определенная усталость от маневров Анкары. Так, на недавнем саммите Шанхайской Организации Сотрудничества Эрдогану открыто намекнули: чтобы вступить в объединение, придется выйти из НАТО. «У нас есть положения о приеме новых членов, которые предусматривают ряд критериев, среди которых принадлежность Евроазиатскому региону, активное поддержание активных дипломатических и торгово-экономических отношений и культурных связей с государствами – членами ШОС, отсутствие конфликтов как с государствами ШОС, так и невовлеченность во внешние конфликты, отсутствие санкций Совбеза ООН, но и неучастие в деятельности и блоках, враждебных или направленных против членов ШОС», – заявил спецпредставитель Президента РФ по делам ШОС, посол по особым поручениям МИД России Бахтиер Хакимов. В сложившихся условиях у Эрдогана и ПСР остается все меньше пространства для маневра. И какой бы выбор власти страны не сделали, будь то Вашингтон или Москва, часть избирателей сочтет это если не предательством, то как минимум ошибкой. Есть ли у Эрдогана «план Б» и на этот случай – вопрос пока открытый…

Иран – de facto ядерная держава

События в Газе, а также ситуация вокруг восстановления СВПД свидетельствуют: Иран превратился в «ответственного игрока» на Ближнем и Среднем Востоке. Начнем с венских переговоров по СВПД. Главный их итог – наделение ИРИ статусом ядерной державы de facto. И официальный Тегеран, и американская сторона выступили с заявлениями о том, что для создания атомной бомбы иранцам требуется «несколько недель», но они в этом не заинтересованы. В переводе на русский это означает: Иран уже обладает ядерным оружием, и это – новая реальность. Однако входить в клуб ядерных держав de jure Иран не намерен, он желает оставаться в таком же положении, что и Израиль, то есть быть ядерной державой «по умолчанию». Это означает, что отныне за Тегераном признана его доля ответственности за состояние дел в регионе от Средиземного моря до Афганистана и от Кавказа и Каспия до Йемена. Наиболее явно эта новая роль ИРИ была продемонстрирована в Газе и Ираке. В событиях в Газе обращает на себя внимание прежде всего тот факт, что с палестинской стороны главную скрипку играл Исламский джихад (ИД) - иранский клиент. Но не менее важно, что ХАМАС – доминирующая сила в секторе и клиент Катара, ближайшего союзника Ирана в Заливе – не принимал никакого видимого участия в боевых действиях. Это может служить явным доказательством того факта, что Иран теперь полностью контролирует Газу, имея здесь двух наиболее мощных представителей. При этом каждый из них вполне способен наносить по Израилю весьма чувствительные удары. И только Аллаху известно, что будет, если силы ИД и ХАМАС объединятся и ударят вместе… А поскольку за их спинами стоит Иран, то Израилю придется обеспечивать свою безопасность на южном направлении в диалоге с ним. Если же обратить внимание на тот факт, что ИД действует не только в Газе, но и на Западном берегу реки Иордан (ЗБРИ), то получается, что и на восточном направлении безопасность Израиля зависит от Ирана. Ведь позиции ИД здесь укрепляются, и он вполне в состоянии вступить в борьбу за контроль над Палестинской администрацией и за наследство престарелого Махмуда Аббаса. По сути, на ЗБРИ Израилю Ираном предложен выбор: либо продолжать делать ставку на раздробленность палестинцев, либо – ставить на ИД как представителя Тегерана. В первом случае Тель-Авив остается в привычной роли манипулятора, имея дело с огромным числом разношерстных палестинских группировок, каждая из которых ориентирована на своего «патрона» из числа арабских столиц: Эр-Рияд, Абу-Даби, Каир, Доха, Алжир… Но надо иметь в виду, что Тегеран намерен бороться с этим разноголосием, будет всеми силами укреплять своего клиента – Исламский джихад – и добиваться его доминирования, имея при этом в союзниках, как минимум, Катар. Это означает дестабилизацию Западного берега. И Израилю надо решить, нужна ли она ему. Если же Израиль уже сейчас согласится на то, чтобы ИД стал лидером, Иран готов взять на себя ответственное управление всеми палестинскими силами и в Газе, и на ЗБРИ. Более того, он же гарантирует управляемость и на северном, ливанском направлении. Ведь Хизбалла воздержалась от ударов по Израилю во время его столкновения с ИД в Газе. Но могла и ударить… Однако ограничилась лишь предупреждением: если вы не прекратите операцию в газе, мы атакуем ваши газовые месторождения в Средиземном море. Что Хизбалла в состоянии это сделать, она уже продемонстрировала. Так что в серьезности угроз сомнений в Тель-Авиве не было. И по информации некоторых арабских СМИ, именно они заставили израильтян остановить операцию «Рассвет». Так ли это на самом деле, не столь важно. По-настоящему важно, что Хизбалла (вкупе с ИД и ХАМАС) выступила в качестве полностью управляемого инструмента иранской политики, цель которой – доказать способность Тегерана контролировать ситуацию вокруг границ Израиля. И тем самым убедить израильтян в том, что их безопасность зависит от стратегического диалога с Тегераном. Добавьте сюда еще особые отношения Тегерана с Дамаском, и получится совершенно однозначная картина: Иран вышел к границам Израиля почти по всему их периметру, за исключением египетского и иорданского направлений. Но и здесь есть уязвимое место – Красное море, в котором уже обосновался иранский военный флот. Во всяком случае, Тегеран объявил, что его боевые корабли отбили там атаку неких «пиратов». Серьезность ситуации заключается в том, что отмахнуться от Ирана, отказаться от диалога с ним для Израиля невозможно. Ибо Иран – такая же ядерная держава, ровня Израилю. Это – явная победа ИРИ, которая переиграла не только израильтян, но и арабских соперников: ОАЭ, Саудовскую Аравию и Египет. Логика «соглашений Авраама» лишила их пространства для маневра. Абу-Даби и Эр-Рияд вынуждены были отказаться от значимой поддержки своих клиентов среди группировок палестинского сопротивления. Поэтому их влияние на ситуацию в Палестине будет сокращаться. Можно ожидать, что и в Ливане тоже. Что же до Каира, то он, взяв на себя роль посредника между Исламским джихадом и Тель-Авивом, попытался сыграть на стороне Израиля: как утверждают в ИД, египтяне дезинформировали движение относительно истинных намерений израильской армии начать военную операцию. Едва ли после этого к ним сохранится прежнее доверие. Таким образом, после августовских событий в Газе палестинцы убедились, что их бывшие арабские «патроны» фактически отвернулись от них и теперь полагаться можно только на Иран.

Байден все-таки едет

Необычное впечатление складывается при взгляде на Ближний Восток в преддверии визита туда президента США Джо Байдена. Событие, что и говорить, важное. Ведь это – первый его визит в регион, и до сих пор нынешняя администрация Белого дома не предъявила собственной региональной доктрины. Всем ужасно интересно, что же это такое – ближневосточная политика Байдена. Традиционно от направления и содержания ближневосточной стратегии США зависит практически всё в регионе. Это та тема, вокруг которой разыгрываются все комбинации, создаются коалиции, возникают конфликты и т.п. Однако за полтора года, прошедшие с начала президентства Байдена, генеральная американская тема так и не задана. За это время на Ближнем Востоке накопилось множество проблем, каждой из которых американцы так или иначе занимаются, но целостной картины из такой мозаики не складывается. Поэтому неудивительно, что байденовского визита ждут с нетерпением все. Тем более, что его сроки переносились. Словом, можно было бы сказать, что «весь мир (или хотя бы весь регион) замер в ожидании приезда Байдена»… Но все оказывается не так. Регион отнюдь не замер. Напротив, активность местных политиков, королей, президентов, глав правительств, дипломатов, наверное, никогда не была столь высока. Все повидались и провели переговоры со всеми, и не по одному разу. И что замечательно: эту активность нельзя сравнить с лихорадкой перед большим событием, когда в спешке «сверяют часы», допечатывают документы, расставляют столы и стулья, прилаживают флаги, проверяют работу микрофонов и кондиционеров, наличие воды в кулерах… Такая ажитация накануне приезда «хозяина» осталась в прошлом. Теперь же все выглядит по-иному. А именно: президента США ждут не как «директора», который информирует о стратегических целях, дает ценные указания, обязательные к исполнению, и распределяет роли. Его ждут как партнера, которому будут предложены варианты взаимодействия и условия сотрудничества. В этом и заключается главная особенность «исторического» визита Байдена: Америка утратила инициативу. Не она предлагает и располагает. Не она формирует повестку. И глава Белого дома едет на Ближний Восток, не зная заранее результатов своих переговоров там. Такое, действительно, происходит впервые за многие и многие годы, если не десятки лет. Видимо, чтобы снять это ощущение, Байден в преддверии своей поездки опубликовал статью, в которой сделал попытку изложить собственную повестку. Ее тезисы уже много раз цитировались, поэтому нет необходимости на них останавливаться подробно. Однако несколько замечаний сделать все-таки будет уместным. Байден настаивает на том, что нынешнее состояние ближневосточного региона гораздо более спокойно и мирно, нежели ранее. При этом он указывает на снижение террористической активности в Ираке, восстановление единства арабских стран Залива, перемирие в Йемене, изоляцию Ирана, предотвращение крупномасштабной войны в Газе и возобновление прямого диалога между высшим руководством Палестины и Израиля. Все это, по уверению Байдена, есть заслуга США. Для американской публики такое описание ситуации, может быть, и приемлемо. Однако любой более или менее серьезный анализ меняет картину. Дело в том, что практически все перечисленные президентом США позиции в значительной степени завязаны на Иран. И ни на одном из этих треков не могло и не может быть никаких существенных изменений без согласия на то со стороны Тегерана. И прежде всего в Ираке и Йемене. Неужели в Вашингтоне и впрямь полагают, что уход Муктады ас-Садра из иракского парламента – это результат американской дипломатии? Или что йеменские хуситы пошли на перемирие в благодарность за удаление их из американского списка террористов? Или что Хамас в Газе неожиданно согласился на американские уговоры не продолжать ракетные обстрелы израильских городов? Думается, что все это было бы невозможно, если бы на то не было воли Ирана. Но ведь он же «в изоляции», утверждает Байден. О какой изоляции может идти речь, если президент Ирана посещает Оман, обменивается визитами с эмиром Катара, а в Багдаде вовсю идет подготовка к встрече министров иностранных дел ИРИ и КСА с целью восстановления полномасштабных отношений? И если сразу после визита американского лидера в Залив в Тегеран намерен прибыть президент Турции Реждеп Эрдоган? Нет никакой «изоляции» Ирана. Более того, если согласиться с мнением Байдена и признать все перечисленные им американские успехи и достижения, то логика потребует признать также, что всего этого США могли добиться исключительно опираясь на весьма тесное и доверительное сотрудничество с Тегераном. Ибо, повторим – на сегодняшнем Ближнем Востоке ничего подобного невозможно получить без согласия Ирана. И это прекрасно знают и из этого исходят все региональные игроки. И вокруг этого непреложного факта выстраивается вся региональная конструкция – а не вокруг той или иной американской доктрины, как то было раньше. Усилиями сменяющих друг друга американских администраций Иран стал не только «пороговой» ядерной державой и обзавелся собственными ракетами, но сумел создать крепкие плацдармы в арабском мире (Ирак, Ливан, Сирия, Йемен), наладить прочные торговые и политические отношения (Катар, Оман, Сирия, Газа, отчасти – ОАЭ и ПНА на Западном берегу Иордана). Иранские военные корабли уже вышли за пределы Персидского залива и освоились в Красном море. А в скором времени выйдут на просторы Мирового океана (объявлено об учениях в Венесуэле, где иранцы будут участвовать вместе с Россией и Китаем). Словом, Иран, как фактор влияния, сравнялся в регионе с США. И это перевело Ближний Восток в совершенно новое качество. Он более не пассивный объект американской (или любой другой) политики, но некий коллективный субъект. Он приобрел внутреннюю, самостоятельную динамику развития, управлять которой Белый дом (во всяком случае, при нынешнем хозяине) не в состоянии. Это значит, что здесь Байдена будут не только и не столько слушать, сколько требовать от него встроить Америку в складывающуюся региональную архитектуру. А она, как мы уже предполагали, складывается вокруг нескольких центров силы: трех неарабских (Тель-Авив – Тегеран – Анкара) и одного арабского, который, по-видимому, будет неоднородным. Ему еще предстоит сформироваться на основе конкуренции Эр-Рияда и Абу-Даби с участием Каира и Багдада. В этих условиях единственное, на что США действительно могут влиять – это как раз конкуренция в арабском лагере. Но и тут никаких единоличных решений Вашингтон принимать уже не может: ему не позволят это ни Тель-Авив, ни Анкара, ни сами арабы. Поскольку все они отлично понимают: Америке сейчас не до тонкостей ближневосточных раскладов. Она в них вникать не станет. А значит неизбежно наделает ошибок, последствия которых придется расхлебывать не один год. Авантюры в Ираке, Сирии, Ливии, Афганистане тому классические примеры. Повторения не хочет никто. Поэтому можно полагать, что основным содержанием ближневосточного визита Байдена станет, во-первых, попытка вернуть доверие арабов, прежде всего, Эр-Рияда. При этом следует учитывать, что главное требование, сформулированное арабскими странами Залива – это их полноправное участие в работе над «ядерной сделкой» с ИРИ. А реализация этого требования логически влечет за собой вытеснение США из процесса – хотя бы потому, что Тегеран последовательно настаивает на том, что вопросы безопасности Залива касаются только прибрежных государств и никакие внерегиональные силы сюда допущены быть не должны. Этот тезис, настойчиво повторяемый Ираном, как представляется, встречает понимание и молчаливое согласие арабов. И можно с достаточной долей уверенности утверждать, что именно таково их видение «ближневосточного НАТО», о котором в преддверии визита Байдена упомянул иорданский монарх Абдулла II. В США этот проект видят как формализованный американо-израильско-суннитский союз против Ирана. Но арабским странам Залива региональный блок нужен прежде всего для закрепления, институционализации арабского центра силы в регионе, а отнюдь не для того, чтобы легитимировать присутствие здесь США и Израиля и дать им право вето при решении региональных проблем. Это, кстати, понимают в Тель-Авиве, где совсем не мечтают связать себя союзными обязательствами ни с арабами (какими бы дружественными они ни были), ни с Вашингтоном. Так что на этом направлении Байдену предстоит очень непростой диалог. Не меньше сложностей, по-видимому, ожидает его и при обсуждении другой проблемы – «стабилизации» мирового энергорынка на фоне последствий российской спецопераций на Украине. Речь тут идет о том, чтобы убедить арабов (в основном КСА) нарастить нефтедобычу, чтобы «наказать» Москву. Технически эта задача не представляется невыполнимой. Несмотря на растиражированное мнение французского президента Макрона, саудовские мощности едва ли работают «на пределе». Вопрос не в том, чтобы быстро нарастить добычу. Для арабов вопрос заключается в гарантиях долгосрочного спроса. Ведь «зеленую повестку» еще никто не отменял, а она, будучи принята на самом высоком международном уровне, ориентирует нефтедобывающие страны на неуклонное снижение спроса на «черное золото». Если перспективы остаются прежними, и спрос будет сокращаться, то у арабов нет никаких оснований открывать свои краны. Им нужны долгосрочные контракты, а не разовые «гешефты». Так вот, в этих условиях вполне можно предположить, что в ответ на пожелания Байдена ему предложат выйти из парижских соглашений (как это сделал его предшественник Дональд Трамп). Такой шаг говорил бы о серьезности Вашингтона восстановить мировой рынок нефти и дал бы арабским экспортерам резон приступить к наращиванию добычи. Но пойдет ли Байден на такое? Возьмет ли он на себя ответственность за полный отказ от основ своей политической программы? Исключать такого нельзя, учитывая, что ответственность можно свалить на Путина: мол, это из-за него приходится отказываться от самого дорогого… Такой финт вероятен. И тут крайне важно, дадут ли арабы убедить себя. Ведь сам же Байден уже продемонстрировал, с какой легкостью вновь избранный президент США перечеркивает решения предшественника. Трамп вывел США из Парижских соглашений, а Байден вернул все назад. Но если Байден повторит действия Трампа – где гарантии, что его сменщик не повторит действия самого Байдена? Так что, с какой стороны ни посмотреть, на Ближнем Востоке президенту США предстоит весьма щекотливая миссия: вернуть хотя бы отчасти доверие со стороны стран региона и смириться с утратой роли всемогущего гегемона.

Газ или тормоз – что выберут Ливан и Израиль?

Газовая тема остается одной из наиболее актуальных на Ближнем Востоке. На этот раз внимание к ней привлек лидер ливанской Хезболлы шейх Хасан Насралла, который назвал газовые запасы на ливанском шельфе основой для развития страны и призвал ливанцев объединиться для их освоения ради будущего. С шейхом не поспоришь, но есть проблема: газовые месторождения расположены в районе, который оспаривают Ливан и Израиль. Две страны формально находятся в состоянии войны с 1948 года, и морские границы между ними не определены. Суть заключается в разнице определения линии прекращения огня от 1949 года. На картах двух стран они не совпадают. По израильскому варианту, линия морской границы с Ливаном упирается в границу кипрских экономических вод на 15 километров севернее точки, на которой настаивает Ливан. Изначально, когда газовые месторождения на левантийском шельфе только были открыты, Бейрут выступил против их разработки без согласования морских границ. Однако его усилия, в частности, обращение в ООН, остались тщетными. И до сих пор для Ливана «начать освоение месторождений» значит прежде всего заключить договор о морской границе. Что же касается Израиля, то он с самого начала попросту игнорирует проблему: Тель-Авив без каких-либо сомнений давно и успешно развивает добычу на «Левиафане» и «Тамаре». Такой же подход был им продемонстрирован и теперь. Вскоре после заявлений Хасана Насраллы израильтяне подогнали газодобывающую платформу в район месторождения «Кариш» в аккурат на спорном участке границы. В ответ на это Хезболла заявила, что не оставит без реакции «нарушение Израилем ливанского суверенитета» и будет действовать, в том числе, силой. Однако при этом была сделана примечательная оговорка: «если Израиль и Ливан не достигнут соглашения о границе». То есть во главу угла был поставлен именно вопрос о границе, а не вообще о праве непризнанного Ливаном «сионисткого образования» распоряжаться природными ресурсами шельфа. А ведь от Хезболлы вполне можно было ожидать такого радикального подхода. Но нет, ведущая проиранская сила в Ливане продемонстрировала готовность к конструктивному диалогу. Единственное условие – формальное согласование границ. Спорный участок акватории составляет 860 кв. км. Предметные переговоры между Бейрутом и Тель-Авивом по этой теме начались в 2020 году при посредничестве США. Однако на них ливанская сторона заявила о новых претензиях на 2,3 тыс. кв. км., включая месторождение «Кариш» и еще один перспективный блок. Естественно, что они были отвергнуты, а переговоры свернуты. Но в середине июня текущего года стороны к ним вернулись. В регионе появился американский посредник Амос Хохштейн. Бейрут решил отказаться от дополнительных претензий: мол, предыдущее правительство выдвинуло их не подумав. А израильский премьер (уже бывший) Нафтали Беннет призвал ливанское правительство начать разрабатывать шельф «в пределах своей исключительной экономической зоны», «воспользоваться возможностью улучшить свою экономику» и построить «лучшее будущее для ливанского народа». Слова – заметим – очень схожие с риторикой шейха Насраллы… На этом фоне позиция Хезболлы выглядит вполне конструктивной, переговорной. Ведь она сводится к тому, что «главное – это согласовать границы, без детализации, какие именно границы: с учетом ливанских претензий на «Кариш» или без них. При этом, как представляется, перспективы переговоров зависят прежде всего от того, готов ли будет Иран следовать в прежней логике «нормализации» с Саудовской Аравией на ливанской площадке. Если да, то прогресс на израильско-ливанской границе возможен, что откроет перед Бейрутом возможности для оживления полумертвой экономики и постепенного возрождения страны. Если же нет, то Хезболла восстанет против «предательской уступчивости» власти и превратит морскую границу в новый очаг напряженности.

Турция: виды на урожай, экономику и выборы-2023

Избирательная кампания уже началась и обещает быть весьма жесткой. Председатель «Партии будущего» Ахмет Давутоглу (в 2009-2014 годах министр иностранных дел Турции) на днях призвал провести в стране досрочные выборы, мотивируя это продолжающим обострятся экономическим кризисом. Политик также предрек нарастание социальной напряженности в обществе – как второй ключевой фактор развития ситуации в стране. Весьма вероятно, что, предлагая провести досрочные выборы, лидер «Партии будущего» исходит из того, что обострение двух упомянутых выше факторов даст руководству республики шанс на введение чрезвычайного положения и отмену выборов как таковых. При этом экономика Турции действительно находится в плачевном состоянии. Турецкая лира продолжает падать, за 1 доллар США уже дают более 17 турецких лир. Годовая инфляция, согласно данным Турецкого статистического института (TUIK), по состоянию на май 2022 года, разогналась до 73,5%, став рекордной за последние 24 года, а рост цен – максимальным со времени кризиса 1998 года. По сравнению с 2021 годом стоимость транспортных услуг и продуктов питания взлетела на 107,62 и 91,63 процента соответственно. Высокий рост был также зафиксирован в категории товаров для дома и мебели – 82,08%. Не такой галопирующий, но все же двухзначный рост отмечен в сферах телекоммуникаций (плюс 19,81 процента), образования (плюс 27,48%), существенно выросли цены на одежду и обувь (плюс 29,8%). Валовые валютные резервы Центрального банка Турции (CBT) упали с 66,0 млрд долларов (на 3 июня) до 61,5 млрд долларов по состоянию на 6 мая. Напомним, что на конец 2021 года они составляли 72,6 млрд долларов. Аналитики Business Monitor International (BMI), структурного подразделения Fitch Solutions, констатируют: в 2022 году падение номинального ВВП может составить более 20%. Если в 2021 году этот показатель составил более 814,5 млрд долларов, то по итогам текущего прогнозируется всего 614 млрд долларов. Британские эксперты Economist Intelligence Unit (EIU) в свою очередь подчеркивают, что, несмотря на слабую лиру, снижение спроса и восстановление доходов от туризма, высокие цены на товары первой необходимости приведут к тому, что дефицит платежного баланса превысит уровень 2021 года. Вероятным прогнозом на 2022 год называют дефицит в размере около 26 млрд долларов США, или 4,2% ВВП. Но вернёмся к выборам, президентским и парламентским, которые «по расписанию» должны состояться 18 июня 2023 года, однако слухи и разговоры об их переносе ходят уже достаточно давно.  Называют даже конкретные сроки – то ноябрь 2022 года, то весна 2023 года. Ряд политиков, настроенных оппозиционно по отношению к действующей власти, сегодня констатируют, что именно досрочные выборы не позволят Эрдогану и его Партии справедливости и развития (ПСР) набрать необходимое число голосов для победы. Тем не менее, согласно опросам исследовательской компании Optimar, ПСР сегодня набирает 35,9% голосов, а ее союзник по коалиции «Народный альянс» – Партия националистического движения (ПНД) – 10,4% голосов. За саму коалицию готовы проголосовать 39,2% избирателей. При подобном раскладе случись в Турции выборы хоть бы даже в августе 2022 года, победу на парламентских выборах одержал бы Эрдоган и «Народный альянс». Единственное, что может этому помешать – это 20% избирателей, которые либо не определились, либо и вовсе не планируют голосовать. Как отмечают в Институте Ближнего Востока (ИБВ), для такой политизированной страны, как Турция, это крайне высокий показатель. Среди основных претендентов на кресло президента страны называют мэров Анкары и Стамбула Мансура Яваша и Экрема Имамоглу, лидера «Хорошей партии» Мераля Ашкенера, а также главу Народно-республиканской партии (НРП) Кемаля Кылычдароглу. Аналитики ИБВ отмечают, что свою кандидатуру намерен выставить и живущий во Франции бизнесмен Джем Узан. В свое время он владел 28% турецких СМИ, а также GSM-оператором Telsim. Тем не менее, в 2000 году его партия на выборах заняла лишь пятое место и не прошла в парламент, а сам Узан был обвинен в финансовых махинациях и в результате потерял значительную часть своих активов. Недавний опрос Avrasya показал, что и Кылычдароглу, и Имамоглу, и Яваш опережают в рейтингах турецкого президента на 21,4%, 13,8% и 13,4% соответственно. Тем не менее, сегодня стоит рассматривать лишь как показатель того, что Эрдогану не удастся победить в первом туре. А если сторонники оппозиции объединятся, у действующего главы государства есть вполне реальный шанс покинуть свой кабинет. Противопоставить этому Эрдоган может административный ресурс, а также пустить в ход подконтрольных ему силовиков и суды. Так в отношении Имамоглу уже инициированы расследования по обвинению в клевете и оскорблении представителей Центробанка страны, а также неуважении к святыням после того, как во время церемонии поминовения в гробнице Мехмеда Завоевателя (Мехмеда II) в 567-ю годовщину завоевания Стамбула он обошёл святыню, заложив руки за спину. При этом важно отметить, что НРП, Хорошая партия, Партия будущего, Deva, Saadet и Демократическая партия образуют объединенную коалицию, целью которой является победа над Эрдоганом. Помимо этого, в их планах – возвращение к парламентской республике. Партия справедливости и развития, в свою очередь, сегодня теряет голоса, равно как и Партия националистического движения. По данным опросов ПСР набирает от 34,8% до 44,2%, значит, она не сможет получить большинство в парламенте. В ИБВ приводят результаты и другого опроса, проведенного 13 июня исследовательским центром Gezici.  44,7% респондентов верят, что решить проблемы в экономике сможет провластный «Народный альянс», тогда как 51,6% респондентов убеждены: победить экономический кризис способен оппозиционный «Национальный альянс». Более того, 56,8% ответивших считают, что лидер от оппозиционных партий сможет лучше управлять страной. На этом фоне глава Центра Gezici, специалист по международным исследованиям в области безопасности и стратегических исследований Мурат Гезичи заявил: «Люди, которые определяют экономику как самую большую проблему в стране, превратят свой гнев в голоса реакции против правительства, которое не слушает его, смотрит на него свысока и игнорирует проблемы. По этой причине можно сказать, что правительство сейчас более шатко, чем когда-либо прежде. Это абсолютно ясно» Уже очевидно, что поднимать свой рейтинг Реджеп Тайип Эрдоган намерен в том числе за счет побед во внешней политике. Это, несомненно, и миротворческие инициативы в рамках украинского кризиса, в том числе попытки наладить экспорт украинского зерна, о чем недавно вроде бы удалось договориться, но Киев как всегда против. Неспроста турецкие власти вновь начали оказывать давление на НАТО, отказываясь принять в альянс Швецию и Финляндию. Позиция Анкары, если рассматривать ее в контексте выборов, достаточно выгодная. В случае, если в Вашингтоне и Брюсселе пойдут на снятие санкций, поставку вооружений и комплектующих, Эрдоган сможет сказать, что он продавил Запад. Ну, а если нет – турки не согласятся на очередное расширение НАТО и заявят, что альянс вынужден считаться с ними. Подробнее о турецкой реакции на решение включить в союз Швецию и Финляндию читайте в нашем материале. Неспроста за последние месяцы резко ужесточилась и риторика Анкары в адрес Греции. Все это представляется очередной попыткой сплотить общество вокруг правящей элиты перед угрозой внешнего давления. При этом для России среди оппозиции нет кандидата, который мог бы быть выгоднее, чем Эрдоган и ПСР. К примеру, Кылычдароглу резко критикует не только турецкие власти, но и Москву после того, как сирийское правительство нанесло авиаудар по 36 турецким солдатам два года назад. «Любой, кто стреляет по моим солдатам, является моим врагом», – цитировала в 2020 году газета «Sözcü» слова Кылычдароглу, который подразумевал не только Башара Асада, но и лично Владимира Путина. Тогда же однопартиец лидера Народно-республиканской партии Энгин Озко назвал Эрдогана «предателем», одобрившим массовую расправу над миллионами мусульман в охваченной войной Сирии, что спровоцировало драку в парламенте, а сам Озко за оскорбление президента был осужден и посажен в тюрьму. Но это так, к слову, – об административном ресурсе и демократии в Турции… Подводя итог, добавим, что сегодня аналитики сходятся во мнении: досрочно избирать президента и парламент турки, вероятнее всего, не будут. Напротив, Эрдоган и ПСР постараются потратить оставшийся год на наращивание своих позиций и дискредитацию, а то и устранение конкурентов. Избирательная компания в Турции уже началась и противостояние обещает быть жестоким и бескомпромиссным. Впрочем, в этой ближневосточной республике по-другому и не бывает.