Вьетнам: борьба с коррупцией и нейтралитет

Визит президента Владимира Путина во Вьетнам, сама атмосфера, в которой он проходил, и подписанные там документы еще раз продемонстрировали, что внешняя политика России уверенно разворачивается на Восток. Однако современный Вьетнам уже совсем не тот, каким он был еще три десятка лет назад

В первой половине этого года иностранные инвесторы, которые рассматривают Вьетнам как своего рода «альтернативу Китаю», который все больше ощущает тяжесть американских санкций, напряглись, когда по стране прокатилась волна кадровых изменений на всех уровнях, включая высшие. Тем более, что они были связаны с коррупционными скандалами. Иностранцы опасались, что эти перемены могут спровоцировать дестабилизацию внутриполитической ситуации с непредсказуемыми последствиями. 

Однако ничего подобного не случилось. Напротив, благодаря решительным антикоррупционным действиям, вьетнамское руководство подтвердило свой курс на построение дееспособного и сильного правительственного аппарата, а это не могло не вызвать понимание и поддержку со стороны населения. Тем более, что политика оздоровления управленческого звена будет продолжена. 

В этой связи хотелось бы отметить вьетнамскую специфику работы с кадрами.

В стране уделяют особое внимание подготовке кадров высшей квалификации, которые в перспективе будут управлять Вьетнамом, а также их всесторонней проверке. Даже после назначения на высокую должность, вплоть до руководящих постов в национальном масштабе, чиновники и политики находятся под ненавязчивым, но эффективным контролем, который в случае выявления нарушений в прошлом и настоящем может привести к отставке или даже отправке в места не столь отдаленные. 

Мало того: в стране действует своеобразный кодекс чести для партийного и государственного руководства. Даже самые высокопоставленные функционеры при возникновении вопросов со стороны Центрального комитета партийного контроля, который действует во взаимодействии с Министерством общественной безопасности, уходят по собственному желанию в отставку, оставаясь на свободе. И что важно, в основном вьетнамские руководители уходят в отставку в знак того, что они признают  часть своей  ответственности за нарушения подчиненных.

Быстрое развитие экономики и сравнительно низкая по меркам региона стоимость рабочей силы (средняя зарплата во Вьетнаме, которая ежегодно растет примерно на 10–15%, в 2023 году составляла $300) с каждым годом привлекают все больше иностранных инвестиций. 

Их объем вырос более чем в 200 раз с 1986 до 2018 года: с $40000 в 1986-м до примерно $15,8 млрд в 2018-м. В 2021 году общий объем прямых иностранных инвестиций составил уже $31,15 млрд.

На пользу Вьетнаму идет и то, что все больше крупных компаний рассматривают  вариант переноса туда производств из Китая. Западные компании последние несколько лет пытались найти альтернативы КНР в качестве места для производства своих товаров, называя эту стратегию «Китай плюс один». Когда началась торговая война между США и Китаем, а пандемия COVID-19 разрушила глобальные цепочки поставок, это желание только обострилось. 

Преимущества переноса производства во Вьетнам – относительно низкие затраты на производство, доступная рабочая сила, недорогая энергия и ресурсы, а также конкурентоспособные цены на аренду производственных помещений. Уже в 2000-х начали перенос производств такие розничные гиганты, как Nike и Adidas. К 2017 году на Вьетнам приходилось почти 50% производства Nike. Страна вызвала интерес и у представителей высокотехнологичных отраслей на фоне торгового противостояния КНР и США. Компании стремились диверсифицировать цепочки поставок для минимизации рисков, а в условиях распространения COVID-19 это оказалось особенно актуально. В 2019–2020 годах Samsung вывел из Китая производство части смартфонов и ПК, выбрав альтернативной площадкой Вьетнам, а вслед за этим японская компания Nintendo, специализирующаяся на создании видеоигр и игровых систем, объявила о переносе производства приставки Switch из Китая во Вьетнам.

Как итог, ВВП за первые 6 месяцев 2024 года увеличился на 6,42%, что уступает разве что 6,58% за первые шесть месяцев 2022. В приросте общей добавленной стоимости всей экономики сектор сельского, лесного и рыбного хозяйства увеличился на 3,38%, внеся 5,96%; Промышленный и строительный сектор увеличился на 7,51%, обеспечив 44,28%; Сектор услуг увеличился на 6,64%, обеспечив 49,76%.

Сейчас перед Вьетнамом стоит амбициозная задача –  к 2045 году достичь статуса страны с высоким уровнем дохода, а для этого государству необходимо инвестировать в национальную конкурентоспособность, повышение стоимости местной промышленности, модернизировать технологические и инновационные возможности. Заметим в этой связи, что рынок информационных технологий Вьетнама практически отсутствовал еще в 2000 году (около 0,5% ВВП).

В данном контексте, выступая на праздновании 79-й годовщины Национального дня президент То Лам заявил, что «Вьетнам поднялся в число 40 крупнейших экономик с масштабами торговли уровня 20 крупнейших стран мира. Важное звено в 16 соглашениях о свободной торговле (FTA) связывает [Вьетнам] с 60 ключевыми экономиками в регионе и во всем мире».

В 2020 году правительство объявило о своей национальной стратегии цифровой трансформации, целью которой является увеличение доли цифровой экономики с 14% до 20% к 2025 году. Для достижения этой цели власти стремятся создать соответствующую инфраструктуру и обеспечить кибербезопасность, а также разработать механизмы правового регулирования и подготовить квалифицированные кадры.

Технологическая экосистема Вьетнама пережила экспоненциальный рост, превратив страну в динамично развивающийся центр инноваций и разработки программного обеспечения. Например, сектор финансовых технологий во Вьетнаме растет благодаря высокому уровню проникновения мобильной связи и растущему внедрению цифровых платежей.  Ожидается, что к 2025 году этот сектор достигнет стоимости $7,8 млрд и будет расти со среднегодовыми темпами более 30% в период с 2020 по 2025 год, что представляет значительные возможности для инвесторов.

Тут следует еще напомнить о курсе вьетнамского руководства на борьбу с коррупцией.

3 августа ЦК Коммунистической партии Вьетнама 13-го созыва избрал То Лама, Президента Социалистической Республики Вьетнам на пост  Генерального секретаря ЦК КПВ на период с 2024 по 2026 год, Новый Генсек, говоря о приоритетах на этом посту, подчеркнул, что работа по строительству и исправлению партии, предотвращению и борьбе с коррупцией и негативом будет осуществляться под девизом «Непрерывно, без запретных областей». Подобная позиция обеспечивает уверенность: инвестиционная среда во Вьетнаме станет все более прозрачной, здоровой и предсказуемой, что выгодно международным инвесторам, в том числе и российским.

Говоря об отношениях между Вьетнамом и Российской Федерацией, стоит отметить, что последовательная политика Вьетнама состоит в том, чтобы ценить и развивать всестороннее стратегическое партнерство с Россией. Вьетнам никогда не присоединялся к антироссийским силам и санкциям, не поддерживал эмбарго и изоляцию России и не участвовал в них. Тут следует напомнить, что после ухода России с военно-морской базы Камрань Вашингтон неоднократно пытался получить разрешение на её использование. Однако всякий раз следовал вежливый, но решительный отказ. В этой связи некоторые эксперты отмечают, что избрание Генеральным секретарем Коммунистической партии Вьетнама бывшего министра общественной безопасности То Лама, который «питает особую привязанность к России», станет «благоприятным условием» для дальнейшего содействия развитию отношений между двумя странами. 

В заключение – ещё два момента.

По итогам визита главы России во Вьетнам подписано 15 документов, расширяющих взаимодействие наших стран. Кроме того, определен и военно-политический вектор сотрудничества: Москва и Ханой не будут вступать в союзы с третьими странами в ущерб друг другу.

В 2023 году общий товарооборот между США и Вьетнамом превысил 110 млрд долларов. Применительно к России аналогичный показатель не дотягивает и до 10 млрд. Так что впереди большая работа.



Антон Бредихин - кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института Китая и современной Азии РАН.