Нападение Израиля на Ливан усилило риски распространения войны на весь ближневосточный регион
Фото: Wikimedia
Особые опасения в связи с этим высказываются по поводу Сирии. Будет ли она вовлечена в конфликт? И какие последствия это может иметь, в частности, для России?
Удары Израиля по целям в Сирии давно стали рутиной. ЦАХАЛ регулярно бомбит военные объекты в соседней стране под предлогом присутствия на сирийской территории иранских военных, складов оружия, баз подготовки. Якобы, весь этот потенциал используется для поддержания и усиления ливанской Хезбаллы.
При этом официальный Дамаск воздерживается от вмешательства в конфликты в Газе и в Ливане. Правительство Башара Асада делает все от него зависящее, дабы не быть заподозренным в активных антиизраильских действиях и не навлечь на себя гнев и возмездие Тель-Авива (а с ним и Вашингтона). Даже переход израильскими военными сирийской границы в районе Кунейтры не вызвало хотя бы символической реакции со стороны САР.
Это вполне объяснимо: Сирия еще не оправилась после многолетней гражданской войны, центральное правительство не контролирует всю территорию страны, армия слаба и отвлечена на решение задач противодействия террористическим силам.
Вероятно, не последнюю роль в определении сирийской позиции играет и Россия. Москва явно не заинтересована в дестабилизации САР, на территории которой расположены российские базы и военный контингент. На фоне СВО на Украине возникновение на Ближнем Востоке нового очага напряженности, требующего военного участия России, совершенно нежелательно.
В принципе, можно полагать, что и у Израиля нет заинтересованности в том, чтобы перенести военные действия на сирийскую территорию. Для Тель-Авива неприемлемо иранское присутствие в САР; что же касается режима Асада, то к нему прямых претензий нет. Соответственно, если бы иранцы покинули Сирию и был бы прекращен сирийский транзит помощи ливанской Хезбалле, угроза войны ослабла бы.
В схожей логике, по-видимому, рассуждает и Дамаск: по свидетельству многих наблюдателей, сирийцы стремятся постепенно выйти из-под плотной опеки иранского Корпуса стражей Исламской революции (КСИР), который из незаменимого союзника в борьбе с террористами и вооруженной оппозицией превратился в постоянный фактор риска.
И тут как раз начинаются проблемы. Дело в том, что уход из Сирии неприемлем для Ирана. Слишком много сил и средств вложено в создание здесь плацдарма, обеспечивающего выход к Средиземному морю. Отказаться от него невозможно для КСИР: это будет означать его стратегическое поражение, подорвет его статус внутри ИРИ. А без санкции командования Корпуса никто в Тегеране такое решение не примет. Это означает, что свое присутствие в Сирии Иран, скорее всего, будет защищать всеми силами, давая тем самым Израилю идеальный повод рассматривать САР как следующую стратегическую цель в нынешней войне.
На этом фоне становится более понятным предупреждение, с которым несколько недель назад выступил президент Турции Эрдоган: он заявил, что вторжение Израиля в Ливан создает прямую угрозу Турции. И этот тезис был активно подхвачен властями в Анкаре.
Казалось бы, о какой угрозе может идти речь, если между Израилем и Турцией лежит Сирия? Конечно, в Еврейском государстве есть политики экстремистского толка, охотно рассуждающие о построении «великого Израиля», включающего в себя чуть ли не весь Ближневосточный регион. Но даже они не говорят о вторжении в Анатолию.
И тем не менее, заявления Эрдогана нельзя назвать беспочвенными. Ведь если Иран будет настаивать на сохранении своего присутствия в Сирии, риск распространения войны на ее территорию сохранится и возрастет. И если Сирия станет полем боя между ЦАХАЛ и КСИР, это создаст прямую угрозу для безопасности Анатолии. Именно туда хлынут и новые волны беженцев, и террористы всех мастей. В этом случае Турции придется принимать меры и, как минимум, расширять «зону безопасности» на севере Сирии.
При этом вряд ли подобное развитие событий является неприемлемым для Анкары. Думается, что она не против вытеснения иранцев из региона руками израильтян, особенно если при этом будет создан повод для турецкой оккупации значительной части САР (это вполне вписывается в логику ирано-турецкого соперничества). Дополнительным бонусом может стать и падение режима Башара Асада, который слишком гордо отклоняет предложения Эрдогана о нормализации отношений. В перспективе все это создаст прекрасные условия для турецко-израильского торга по поводу будущего всего Леванта, причем Иран останется на вторых ролях.
Описанный сценарий представляет собой угрозу интересам Ирана и несет значительный риски для России. Во-первых, в нынешних условиях Москва едва ли будет готова выступить спасителем Башара Асада, как она сделала это в 2015 году. Конечно, она приложит (и, без сомнения, уже прилагает) максимум усилий для того, чтобы удержать Израиль от широкой агрессии против САР. Точно так же она, скорее всего, ведет работу с Ираном, убеждая его не провоцировать израильтян. Но Тель-Авив и Тегеран балансируют на грани неконтролируемой эскалации и в любой момент могут сорваться в прямой конфликт, когда уже голос России будет не слышен.
Во-вторых, как раз сейчас Москва и Тегеран стоят на пороге подписания «большого», «стратегического» договора. Нельзя исключать, что иранцы настаивают на том, чтобы он включал в себя юридически обязывающее соглашение о военном союзе. Но это означало бы, что наша страна была бы автоматически втянута в ирано-израильский конфликт, в частности, в Сирии. Для России это неприемлемо. Однако отказ Кремля от подобных обязательств может поставить под вопрос заключение долгожданного «стратегического» договора и оттолкнуть Иран — в момент, когда он готов объявить себя ракетно-ядерной державой.
В-третьих, при таком развитии событий интересы России в Сирии окажутся в решающей зависимости от Турции. Ведь сохранить российское присутствие в САР в условиях постоянной ирано-израильской эскалации и неизбежных при этом взаимных провокаций — с обязательным условием невмешательства в нарастающий конфликт — будет исключительно трудно в одиночку. Потребуется союзник, в роли которого на сирийской сцене может выступить лишь Турция. Ситуативно такое решение могло бы позволить решить текущие проблемы, но в стратегическом плане оно выглядит невыгодным, поскольку слишком усиливает роль Турции в российской ближневосточной политике. А ведь Турция — член НАТО. Кроме того, в недалеком будущем власть там сменится, и никто не может предсказать, каким будет качество российско-турецких отношений после Эрдогана.
России следует приложить все усилия, дабы избежать такого развития событий. Думается, что ключом к этому является твердая реакция на провокации (которые уже видны, в частности, со стороны Израиля). Принципиально важно не позволить втянуть себя в конфликт между Израилем и Ираном, о чем уже заявил президент Путин, сказав, что Россия никак не вмешивается в отношения между Ираном и Израилем. Что же касается Турции, то представляется целесообразным сосредоточить наше сотрудничество с ней на решении проблем севера Сирии, борьбы с террористическими группировками там. Плюс к этому принципиально важным направлением видится содействие сближению между Анкарой и Дамаском — с тем, чтобы Турция взяла на себя часть ответственности за стабильность нынешнего сирийского режима.