Михаил Лавров

Автор: Михаил Лавров

Байден все-таки едет

Необычное впечатление складывается при взгляде на Ближний Восток в преддверии визита туда президента США Джо Байдена. Событие, что и говорить, важное. Ведь это – первый его визит в регион, и до сих пор нынешняя администрация Белого дома не предъявила собственной региональной доктрины. Всем ужасно интересно, что же это такое – ближневосточная политика Байдена. Традиционно от направления и содержания ближневосточной стратегии США зависит практически всё в регионе. Это та тема, вокруг которой разыгрываются все комбинации, создаются коалиции, возникают конфликты и т.п. Однако за полтора года, прошедшие с начала президентства Байдена, генеральная американская тема так и не задана. За это время на Ближнем Востоке накопилось множество проблем, каждой из которых американцы так или иначе занимаются, но целостной картины из такой мозаики не складывается. Поэтому неудивительно, что байденовского визита ждут с нетерпением все. Тем более, что его сроки переносились. Словом, можно было бы сказать, что «весь мир (или хотя бы весь регион) замер в ожидании приезда Байдена»… Но все оказывается не так. Регион отнюдь не замер. Напротив, активность местных политиков, королей, президентов, глав правительств, дипломатов, наверное, никогда не была столь высока. Все повидались и провели переговоры со всеми, и не по одному разу. И что замечательно: эту активность нельзя сравнить с лихорадкой перед большим событием, когда в спешке «сверяют часы», допечатывают документы, расставляют столы и стулья, прилаживают флаги, проверяют работу микрофонов и кондиционеров, наличие воды в кулерах… Такая ажитация накануне приезда «хозяина» осталась в прошлом. Теперь же все выглядит по-иному. А именно: президента США ждут не как «директора», который информирует о стратегических целях, дает ценные указания, обязательные к исполнению, и распределяет роли. Его ждут как партнера, которому будут предложены варианты взаимодействия и условия сотрудничества. В этом и заключается главная особенность «исторического» визита Байдена: Америка утратила инициативу. Не она предлагает и располагает. Не она формирует повестку. И глава Белого дома едет на Ближний Восток, не зная заранее результатов своих переговоров там. Такое, действительно, происходит впервые за многие и многие годы, если не десятки лет. Видимо, чтобы снять это ощущение, Байден в преддверии своей поездки опубликовал статью, в которой сделал попытку изложить собственную повестку. Ее тезисы уже много раз цитировались, поэтому нет необходимости на них останавливаться подробно. Однако несколько замечаний сделать все-таки будет уместным. Байден настаивает на том, что нынешнее состояние ближневосточного региона гораздо более спокойно и мирно, нежели ранее. При этом он указывает на снижение террористической активности в Ираке, восстановление единства арабских стран Залива, перемирие в Йемене, изоляцию Ирана, предотвращение крупномасштабной войны в Газе и возобновление прямого диалога между высшим руководством Палестины и Израиля. Все это, по уверению Байдена, есть заслуга США. Для американской публики такое описание ситуации, может быть, и приемлемо. Однако любой более или менее серьезный анализ меняет картину. Дело в том, что практически все перечисленные президентом США позиции в значительной степени завязаны на Иран. И ни на одном из этих треков не могло и не может быть никаких существенных изменений без согласия на то со стороны Тегерана. И прежде всего в Ираке и Йемене. Неужели в Вашингтоне и впрямь полагают, что уход Муктады ас-Садра из иракского парламента – это результат американской дипломатии? Или что йеменские хуситы пошли на перемирие в благодарность за удаление их из американского списка террористов? Или что Хамас в Газе неожиданно согласился на американские уговоры не продолжать ракетные обстрелы израильских городов? Думается, что все это было бы невозможно, если бы на то не было воли Ирана. Но ведь он же «в изоляции», утверждает Байден. О какой изоляции может идти речь, если президент Ирана посещает Оман, обменивается визитами с эмиром Катара, а в Багдаде вовсю идет подготовка к встрече министров иностранных дел ИРИ и КСА с целью восстановления полномасштабных отношений? И если сразу после визита американского лидера в Залив в Тегеран намерен прибыть президент Турции Реждеп Эрдоган? Нет никакой «изоляции» Ирана. Более того, если согласиться с мнением Байдена и признать все перечисленные им американские успехи и достижения, то логика потребует признать также, что всего этого США могли добиться исключительно опираясь на весьма тесное и доверительное сотрудничество с Тегераном. Ибо, повторим – на сегодняшнем Ближнем Востоке ничего подобного невозможно получить без согласия Ирана. И это прекрасно знают и из этого исходят все региональные игроки. И вокруг этого непреложного факта выстраивается вся региональная конструкция – а не вокруг той или иной американской доктрины, как то было раньше. Усилиями сменяющих друг друга американских администраций Иран стал не только «пороговой» ядерной державой и обзавелся собственными ракетами, но сумел создать крепкие плацдармы в арабском мире (Ирак, Ливан, Сирия, Йемен), наладить прочные торговые и политические отношения (Катар, Оман, Сирия, Газа, отчасти – ОАЭ и ПНА на Западном берегу Иордана). Иранские военные корабли уже вышли за пределы Персидского залива и освоились в Красном море. А в скором времени выйдут на просторы Мирового океана (объявлено об учениях в Венесуэле, где иранцы будут участвовать вместе с Россией и Китаем). Словом, Иран, как фактор влияния, сравнялся в регионе с США. И это перевело Ближний Восток в совершенно новое качество. Он более не пассивный объект американской (или любой другой) политики, но некий коллективный субъект. Он приобрел внутреннюю, самостоятельную динамику развития, управлять которой Белый дом (во всяком случае, при нынешнем хозяине) не в состоянии. Это значит, что здесь Байдена будут не только и не столько слушать, сколько требовать от него встроить Америку в складывающуюся региональную архитектуру. А она, как мы уже предполагали, складывается вокруг нескольких центров силы: трех неарабских (Тель-Авив – Тегеран – Анкара) и одного арабского, который, по-видимому, будет неоднородным. Ему еще предстоит сформироваться на основе конкуренции Эр-Рияда и Абу-Даби с участием Каира и Багдада. В этих условиях единственное, на что США действительно могут влиять – это как раз конкуренция в арабском лагере. Но и тут никаких единоличных решений Вашингтон принимать уже не может: ему не позволят это ни Тель-Авив, ни Анкара, ни сами арабы. Поскольку все они отлично понимают: Америке сейчас не до тонкостей ближневосточных раскладов. Она в них вникать не станет. А значит неизбежно наделает ошибок, последствия которых придется расхлебывать не один год. Авантюры в Ираке, Сирии, Ливии, Афганистане тому классические примеры. Повторения не хочет никто. Поэтому можно полагать, что основным содержанием ближневосточного визита Байдена станет, во-первых, попытка вернуть доверие арабов, прежде всего, Эр-Рияда. При этом следует учитывать, что главное требование, сформулированное арабскими странами Залива – это их полноправное участие в работе над «ядерной сделкой» с ИРИ. А реализация этого требования логически влечет за собой вытеснение США из процесса – хотя бы потому, что Тегеран последовательно настаивает на том, что вопросы безопасности Залива касаются только прибрежных государств и никакие внерегиональные силы сюда допущены быть не должны. Этот тезис, настойчиво повторяемый Ираном, как представляется, встречает понимание и молчаливое согласие арабов. И можно с достаточной долей уверенности утверждать, что именно таково их видение «ближневосточного НАТО», о котором в преддверии визита Байдена упомянул иорданский монарх Абдулла II. В США этот проект видят как формализованный американо-израильско-суннитский союз против Ирана. Но арабским странам Залива региональный блок нужен прежде всего для закрепления, институционализации арабского центра силы в регионе, а отнюдь не для того, чтобы легитимировать присутствие здесь США и Израиля и дать им право вето при решении региональных проблем. Это, кстати, понимают в Тель-Авиве, где совсем не мечтают связать себя союзными обязательствами ни с арабами (какими бы дружественными они ни были), ни с Вашингтоном. Так что на этом направлении Байдену предстоит очень непростой диалог. Не меньше сложностей, по-видимому, ожидает его и при обсуждении другой проблемы – «стабилизации» мирового энергорынка на фоне последствий российской спецопераций на Украине. Речь тут идет о том, чтобы убедить арабов (в основном КСА) нарастить нефтедобычу, чтобы «наказать» Москву. Технически эта задача не представляется невыполнимой. Несмотря на растиражированное мнение французского президента Макрона, саудовские мощности едва ли работают «на пределе». Вопрос не в том, чтобы быстро нарастить добычу. Для арабов вопрос заключается в гарантиях долгосрочного спроса. Ведь «зеленую повестку» еще никто не отменял, а она, будучи принята на самом высоком международном уровне, ориентирует нефтедобывающие страны на неуклонное снижение спроса на «черное золото». Если перспективы остаются прежними, и спрос будет сокращаться, то у арабов нет никаких оснований открывать свои краны. Им нужны долгосрочные контракты, а не разовые «гешефты». Так вот, в этих условиях вполне можно предположить, что в ответ на пожелания Байдена ему предложат выйти из парижских соглашений (как это сделал его предшественник Дональд Трамп). Такой шаг говорил бы о серьезности Вашингтона восстановить мировой рынок нефти и дал бы арабским экспортерам резон приступить к наращиванию добычи. Но пойдет ли Байден на такое? Возьмет ли он на себя ответственность за полный отказ от основ своей политической программы? Исключать такого нельзя, учитывая, что ответственность можно свалить на Путина: мол, это из-за него приходится отказываться от самого дорогого… Такой финт вероятен. И тут крайне важно, дадут ли арабы убедить себя. Ведь сам же Байден уже продемонстрировал, с какой легкостью вновь избранный президент США перечеркивает решения предшественника. Трамп вывел США из Парижских соглашений, а Байден вернул все назад. Но если Байден повторит действия Трампа – где гарантии, что его сменщик не повторит действия самого Байдена? Так что, с какой стороны ни посмотреть, на Ближнем Востоке президенту США предстоит весьма щекотливая миссия: вернуть хотя бы отчасти доверие со стороны стран региона и смириться с утратой роли всемогущего гегемона.

Газ или тормоз – что выберут Ливан и Израиль?

Газовая тема остается одной из наиболее актуальных на Ближнем Востоке. На этот раз внимание к ней привлек лидер ливанской Хезболлы шейх Хасан Насралла, который назвал газовые запасы на ливанском шельфе основой для развития страны и призвал ливанцев объединиться для их освоения ради будущего. С шейхом не поспоришь, но есть проблема: газовые месторождения расположены в районе, который оспаривают Ливан и Израиль. Две страны формально находятся в состоянии войны с 1948 года, и морские границы между ними не определены. Суть заключается в разнице определения линии прекращения огня от 1949 года. На картах двух стран они не совпадают. По израильскому варианту, линия морской границы с Ливаном упирается в границу кипрских экономических вод на 15 километров севернее точки, на которой настаивает Ливан. Изначально, когда газовые месторождения на левантийском шельфе только были открыты, Бейрут выступил против их разработки без согласования морских границ. Однако его усилия, в частности, обращение в ООН, остались тщетными. И до сих пор для Ливана «начать освоение месторождений» значит прежде всего заключить договор о морской границе. Что же касается Израиля, то он с самого начала попросту игнорирует проблему: Тель-Авив без каких-либо сомнений давно и успешно развивает добычу на «Левиафане» и «Тамаре». Такой же подход был им продемонстрирован и теперь. Вскоре после заявлений Хасана Насраллы израильтяне подогнали газодобывающую платформу в район месторождения «Кариш» в аккурат на спорном участке границы. В ответ на это Хезболла заявила, что не оставит без реакции «нарушение Израилем ливанского суверенитета» и будет действовать, в том числе, силой. Однако при этом была сделана примечательная оговорка: «если Израиль и Ливан не достигнут соглашения о границе». То есть во главу угла был поставлен именно вопрос о границе, а не вообще о праве непризнанного Ливаном «сионисткого образования» распоряжаться природными ресурсами шельфа. А ведь от Хезболлы вполне можно было ожидать такого радикального подхода. Но нет, ведущая проиранская сила в Ливане продемонстрировала готовность к конструктивному диалогу. Единственное условие – формальное согласование границ. Спорный участок акватории составляет 860 кв. км. Предметные переговоры между Бейрутом и Тель-Авивом по этой теме начались в 2020 году при посредничестве США. Однако на них ливанская сторона заявила о новых претензиях на 2,3 тыс. кв. км., включая месторождение «Кариш» и еще один перспективный блок. Естественно, что они были отвергнуты, а переговоры свернуты. Но в середине июня текущего года стороны к ним вернулись. В регионе появился американский посредник Амос Хохштейн. Бейрут решил отказаться от дополнительных претензий: мол, предыдущее правительство выдвинуло их не подумав. А израильский премьер (уже бывший) Нафтали Беннет призвал ливанское правительство начать разрабатывать шельф «в пределах своей исключительной экономической зоны», «воспользоваться возможностью улучшить свою экономику» и построить «лучшее будущее для ливанского народа». Слова – заметим – очень схожие с риторикой шейха Насраллы… На этом фоне позиция Хезболлы выглядит вполне конструктивной, переговорной. Ведь она сводится к тому, что «главное – это согласовать границы, без детализации, какие именно границы: с учетом ливанских претензий на «Кариш» или без них. При этом, как представляется, перспективы переговоров зависят прежде всего от того, готов ли будет Иран следовать в прежней логике «нормализации» с Саудовской Аравией на ливанской площадке. Если да, то прогресс на израильско-ливанской границе возможен, что откроет перед Бейрутом возможности для оживления полумертвой экономики и постепенного возрождения страны. Если же нет, то Хезболла восстанет против «предательской уступчивости» власти и превратит морскую границу в новый очаг напряженности.

Байден не прилетел

Президент США Джо Байден принял решение отложить свой давно анонсированный визит на Ближний Восток. Ранее предполагалось, что он посетит регион в конце июня, теперь же называется срок – июль. Официальной причиной названа большая загруженность графика хозяина Белого дома в его поездке по Европе. Однако есть основания полагать, что проблема не только в этом. Вполне вероятно, что Байдену попросту нет смысла ехать: программа, заготовленная его дипломатией, не была принята партнерами. Насколько можно судить, стратегический замысел визита заключался в создании коалиции арабских государств и Израиля. Цель – оформление суннитско-израильского союза против Ирана, а также вовлечение арабского мира в антироссийскую тотальную санкционную войну. Но умелые действия Москвы и Тегерана, с одной стороны, и все углубляющееся недоверие ближневосточных стран к США, с другой, расстроили этот план. Нетрудно заметить, что центральная идея визита является логическим продолжением стратегии «соглашений Авраама», инициатором и промоутером которых был предыдущий президент Дональд Трамп. Он позиционировал эти соглашения как «сделку века», творцом которой он себя вполне по праву ощущал. При этом важно, что одной из основ ближневосточной политики Трампа было укрепление тесных связей с Саудовской Аравией. С Эр-Риядом был подписан целый ряд соглашений о поставках современного оружия на миллиарды долларов. Думается, что вершиной стратегии «Авраама» должно было стать согласие КСА – лидера арабского и исламского мира – на признание Израиля. Если бы это удалось, Трамп вполне мог претендовать на место в Истории и на Нобелевскую премию мира. Байден же, ставший символом полного отказа от «трампизма», первым делом разрушил американо-саудовские отношения. Он обвинил наследного принца Мухаммеда бен Салмана в убийстве Кашогги (Хашукджи), прекратил (официальную) поддержку действиям КСА и саудовской коалиции в Йемене, заморозил оружейные контракты с Эр-Риядом, вывел из королевства системы ПВО. А главное – взял курс на восстановление расторгнутой Трампом «ядерной сделки» с Ираном. Можно полагать, что это было сделано в рамках той стратегии, которая была предложена Генри Киссинджером: превратить Иран из врага номер один в «ответственного» участника ближневосточного баланса сил. Неудивительно, что саудитам это не понравилось, и в результате саудовско-американские отношения оказались в наихудшем состоянии за всю историю. Перед лицом непоследовательности и недоговороспособности Вашингтона Эр-Рияд начал самостоятельно устанавливать собственные связи с Тегераном, по сути, включившись в работу по формированию динамического баланса сил в регионе. Последовательно укрепляются отношения и с Москвой, и особенно – с Пекином. Все это стало явным признаком потери Вашингтоном контроля над развитием региональной ситуации. Данное обстоятельство стало еще более очевидным, а главное – неприемлемым – в новых глобальных условиях, заданных украинским кризисом. Америке срочно потребовались союзники на Ближнем Востоке, причем союзники дисциплинированные, готовые исполнять приказы, исходящие из Белого дома. Собственно, срочным сколачиванием такой группы союзников американская дипломатия и занялась. Так, в марте была организована конференция с участием глав внешнеполитических ведомств США, Израиля, ОАЭ, Бахрейна, Египта и Марокко. И вполне вероятно, что тогда Вашингтон обнаружил, что у него нет никаких новых предложений, никаких новых перспектив, которыми он мог бы увлечь арабов, а точнее – КСА. У него в запасе – только план «регионального динамического равновесия» Кисинджера и «соглашения Авраама». Но первый морально устарел в условиях, когда нужна дисциплина. А вторые устарели, как «наследие Трампа». Все же ставка, по-видимому, была сделана на «Авраама»: в печати появилась информация, что Байден готовит очередную «историческую сделку» с участием Эр-Рияда, Тель-Авива и Каира. Ее предмет – передача двух островков (Тиран и Санафир) на выходе из Акабского залива в Красное море под суверенитет КСА, для чего нужно согласие Израиля и Египта. А смысл сделки – признание еврейского государства со стороны Хранителя Двух Святынь Ислама. В дополнение к этому планировалась новая конференция, на сей раз в верхах, между США, Израилем и девятью арабскими странами: шестерка ССАГПЗ, плюс Иордания, Ирак, Египет. В случае успеха это могла бы быть действительно внушительная победа американской дипломатии. Но она не состоялась. По крайней мере, она отложена. И, честно говоря, нет серьезных оснований верить в то, что она состоится. Почему? Во-первых, потому что по Тирану и Санафиру даже в Израиле намекнули американцам, чтобы они не суетились. Мол, мы сами тут разберемся, у нас достаточно компетенций для этого, а вы только воду мутите. А во-вторых, расширение «соглашений Авраама» на КСА представляется теперь уже почти невозможным. Дело в том, что для Тегерана это станет свидетельством отказа Эр-Рияда от курса на нормализацию отношений с ИРИ и даст иранцам карт-бланш на развертывание антисаудовской, антиамериканской, антиизраильской активности на всех фронтах. Эр-Рияд уже слишком далеко продвинулся на пути налаживания диалога с Тегераном. Повернуть назад можно, но цена едва ли будет приемлемой. Придется рушить уже достигнутые негласные договоренности по Ираку, Йемену, Ливану. Но от положения на этих направлениях КСА зависит куда больше, чем от состояния (вполне стабильного и предсказуемого) своих отношений с Израилем или даже от отношений с США (которые так импульсивны и вероломны и которых, как оказалось, вполне можно заменить – отчасти – Китаем). О том, с какими угрозами может столкнуться Саудовская Аравия в случае согласия на «Авраама», можно судить по следующим фактам. Иракский парламент принял закон, согласно которому признание Израиля карается пожизненным заключением или смертной казнью. Он был инициирован Муктадой ас-Садром, основным иранским ставленником в Багдаде, и принят единогласно (!) – притом, что депутаты вот уже восьмой месяц не в состоянии сформировать правительство и избрать президента страны. Такое единодушие свидетельствует о том, что Иран (через ас-Садра и других своих клиентов) полностью контролирует ситуацию в Ираке. Так что любое неверное движение со стороны Эр-Рияда приведет к взрыву. Аналогичный закон сейчас готовится к принятию парламентом хуситов в Йемене. Это значит, что присоединение КСА к «соглашениям Авраама» взорвет перемирие и здесь. Примерно та же ситуация в Ливане. Там «антиавраамовский» закон пока не обсуждают, но проиранская Хизбалла способна взорвать и эту страну. Для полноты картины: с резким и недвусмысленным осуждением «соглашений Авраама» выступило правительство Омана. Любопытно, что это произошло буквально по следам визита в Маскат президента Ирана Эбрахима Раиси. Все это означает, что для Саудовской Аравии любые шаги навстречу требованиям США нормализовать отношения с Израилем связаны с огромными и неоправданными рисками. Купировать их Вашингтон не в состоянии. Именно поэтому представляется крайне маловероятным, что ближневосточная затея Байдена увенчается успехом. Ведь без участия КСА она окажется попросту выхолощенной. На этом фоне весьма примечательным выглядит визит в Залив министра иностранных дел России Сергея Лаврова, который посетил Бахрейн и КСА, где участвовал в пятой сессии стратегического диалога РФ – ССАГПЗ на министерском уровне. Судя по скупости комментариев к этим переговорам, на них не было достигнуто каких-то «прорывов». Да они едва ли и планировались. Главное – удалось не допустить «разрыва», то есть сохранить сами отношения и положительную динамику их развития. А с «прорывами» торопиться не стоит. Нужно дать время американцам запутаться еще больше и еще больше потерять.

Ливан и очередной ближневосточный треугольник

Его образуют Саудовская Аравия – Иран – Израиль. В середине мая в Ливане прошли долгожданные выборы в местный парламент. Их итоги, безусловно, будут иметь важнейшее значение не только для этой многострадальной страны, но и для всего Ближнего Востока. Ливан является одной из площадок противостояния двух мощных игроков – Саудовской Аравии и Ирана. Их соперничество и лежит, по большому счету, в основе всех бед, конфликтов, кризисов, раздирающих Ливан. Если исходить из этого обстоятельства, то можно сделать вывод: сам факт проведения выборов свидетельствует об обоюдном желании Эр-Рияда и Тегерана найти выход из ливанского тупика. На фоне контактов, установленных ими в Багдаде, и перемирия в Йемене это выглядит совершенно логичным: КСА и ИРИ ищут возможности для нормализации своих отношений в кардинально изменившихся глобальных и региональных условиях. Итоги ливанских выборов известны: между двумя ведущими лагерями установлен новый баланс. Он неустойчив и неокончателен; его будущее зависит от поведения «независимых» депутатов, число которых значительно возросло. Такой результат был достигнут за счет отступления проиранских сил во главе с Хизбаллой, которая утратила контроль над большинством в парламенте. Данное отступление было явно согласованным и организованным. Иначе лидер Хизбаллы шейх Насралла не пошел бы на быстрое и бесконфликтное признание итогов голосования. При этом принципиально важно понимать: такое было бы немыслимым без предварительных договоренностей между Тегераном и Эр-Риядом и без соответствующих взаимных гарантий. Их вероятное содержание: Иран воздерживается от агрессивных действий, не использует сохраняющееся силовое преимущество Хизбаллы и дает ей бОльшую свободу маневра; Саудовская Аравия не стремится к дальнейшему ослаблению Хизбаллы или ее разгрому ради установления собственной гегемонии. Обмен подобными гарантиями возможен лишь при условии наличия общих, вполне конкретных интересов. И шейх Насралла сделал на днях первый намек на возможное содержание этих интересов. Он призвал ливанцев к единству и совместной работе по возрождению и развитию государства. Источником ресурсов для развития он назвал нефтегазовые месторождения на ливанском шельфе. Это чрезвычайно важно, ибо шельф Восточного Средиземноморья превращается в одну из центральных геополитических проблем, вокруг которой будет развиваться вся региональная ситуация. Решение этой неимоверно сложной проблемы потребует фактически полной перестройки всей региональной структуры. Одна из наиболее «новаторских» черт такой новой структуры – статус средиземноморской державы, который должен получить Иран в рамках реализации идеи шейха Насраллы. Причем – при поддержке КСА. Развитие ситуации в этом направлении едва ли устраивает Израиль. Выход Ирана на Средиземное море – это истинный «ночной кошмар» для Израиля, не менее (если не более) страшный, чем иранская ракетно-ядерная угроза. Поэтому стремление Тель-Авива не допустить реализации этого сценария и противодействие ирано-саудовской координации в Ливане могут стать одной из главных тенденций, определяющих развитие региональной ситуации. Однако, что может сделать Тель-Авив? Нанести удар по ирано-саудовскому балансу в Ливане? Но это в очередной раз выставит его «злостным агрессором» и втянет в очередную широкомасштабную и опасную военную кампанию, ибо Хизбалла – отнюдь не бумажный тигр. К тому же очередная ливанская война Израиля сорвет процесс, начатый «соглашениями Авраама» по «нормализации» с арабскими странами, поставит под вопрос налаживание стратегически значимых отношений с Турцией. Подобная авантюра вновь поставит Израиль «вне закона» в регионе, лишит его возможности предложить Ближнему Востоку свое видение совместного будущего. Это будет означать стратегическое поражение, даже если в моменте получится сорвать иранские планы. В условиях, когда поддержка со стороны Вашингтона Израилю отнюдь не гарантирована, подобный ход выглядит опрометчивым. В Тель-Авиве не могут не понимать этого, и там, по-видимому, делают выбор в пользу более тонких действий, нацеленных на расстройство намечающегося ирано-саудовского баланса. Речь идет об активизации усилий, направленных на вовлечение Эр-Рияда в процесс израильско-арабской «нормализации». Так возник вопрос о двух островах в Красном море – Тиране и Санафире. Они принадлежат КСА и контролируют выход израильского флота из Акабского залива. Тель-Авив настаивает на том, чтобы по ним был заключен особый трехсторонний договор между Израилем, Саудовской Аравией и Египтом. Его подписание будет означать фактическое и юридическое признание Израиля Эр-Риядом, к чему израильтяне и стремятся. Можно не сомневаться, что и сами израильтяне, и их новые друзья в Заливе (ОАЭ) всячески рекламируют выгоды, которые КСА может получить в случае присоединения к «соглашениям Авраама»: доступ к израильским технологиям, возможность создания совместной системы ПВО-ПРО, перспективы инвестиций в разработку средиземноморского шельфа… В то же время не менее вероятно, что на саудитов оказывается давление и иного характера: демонстративные «ликвидации», проведенные спецслужбами Израиля в Иране, не могут оставаться без внимания в Эр-Рияде. Там, наверное, понимают, что ни один саудовский политик, бизнесмен или офицер не может чувствовать себя в безопасности: Моссад способен ликвидировать любого. Тем более, если этот «любой» связан с Ираном. Со своей стороны на Эр-Рияд давит и Тегеран. По-видимому, сохраняя верность неким договоренностям, он не идет на обострение ни в Ираке, ни в Йемене, ни (как мы видели) в Ливане. Но он недвусмысленно дает понять, что Саудовская Аравия – не единственная страна в Заливе, с которой Иран может вести дела. Альтернатива – Катар, эмир которого провел весьма плодотворные переговоры в иранской столице. Да и последовавший за этим визит президента ИРИ Эбрахима Раиси в султанат Оман стал наглядной демонстрацией того, что иранцы прорвали блокаду в Заливе и что «нормализация» с Ираном пользуется не меньшей, а то и большей популярностью в кругу местных монархов. В этом контексте особый интерес имеют, конечно же, ирано-катарские отношения, поскольку Доха вполне способна «перекупить» саудовских клиентов, заняв место Эр-Рияда, например, в том же Ливане. Можно даже предположить, что подобные попытки уже предпринимались и ради их пресечения и был устроен скандал с ливанским министром Кордахи: с его помощью саудовцы навели порядок в кругах, ориентированных на разные столицы Залива, и привели их к присяге на верность исключительно Эр-Рияду. Но если Доха предложит более выгодные условия, дисциплина и присяга не сработают. Но не только в Ливане саудовским интересам может угрожать дуэт Ирана и Катара. Такое возможно и в Сирии, где Тегеран способен укрепить свои позиции на фоне сокращения российского военного присутствия, что уже фиксируется арабами. Катар способен сыграть роль посредника между Ираном и Турцией и вместе с ними свести саудовское влияние здесь на нет. Если учесть, что в последние годы Эр-Рияд практически лишился традиционной поддержки со стороны Вашингтона и надежд на быстрое улучшение тут нет, то становится очевидным: КСА оказывается сейчас в весьма непростой ситуации. С одной стороны, королевство сильно заинтересовано в «нормализации» с ИРИ, чтобы освободиться от непосильной ноши соперничества с ним. Иначе придется существовать в кольце конфликтов (Йемен, Ирак, Ливан), не имея сил ни для управления ими, ни для их разрешения. С другой стороны, необходимо как-то выстроить свои отношения с Израилем: либо идти на «номализацию» с ним – но тогда придется забыть об Иране и фактически превратиться в арабского вассала Тель-Авива. Либо отказаться от открытой «нормализации» с еврейским государством и вести двойную игру, балансируя между ним и иранскими шиитами. Эта роль и не к лицу и не по плечу Саудовской Аравии, но тем не менее она, по-видимому, будет вынуждена ее играть, по крайней мере, в ближайшее время. Шансы на успех могут появиться, если Эр-Рияд сумеет убедить израильтян в своей способности контролировать активность Ирана, в частности, в Ливане (а равно в Ираке, Йемене и Сирии), а при необходимости – сдерживать ее. Так что саудовским стратегам и дипломатам придется доказать, что они не хуже эмиратских и катарских коллег. Фото: iz.ru

Доха не хочет уступать

12-13 мая эмир Катара шейх Тамим бин Хамад Аль Тани посетил две важнейшие ближневосточные столицы – Тегеран и Анкару. Эти визиты вполне можно расценивать как свидетельство вступления Дохи в Большую ближневосточную игру, за развитием которой мы стараемся следить. С начала «арабской весны», то есть уже более десяти лет назад, Катар начал активно проводить собственный региональный курс, стремясь конвертировать свое газовое богатство в политическое влияние. Достаточно быстро Доха превратилась в конкурента таким авторитетным и признанным центрам арабского мира, как Эр-Рияд и Абу-Даби, бросая им вызов в Дамаске и Каире, Ливии и Палестине. Но самое главное – Катар, в отличие от своих арабских соседей по Заливу, отказался от жесткого противостояния с Ираном и Турцией. С Тегераном он сохранил достаточно тесные дипломатические и деловые связи, а с Анкарой и вовсе стал развивать самое широкое сотрудничество, согласившись на открытие на своей территории турецкой военной базы, первой и пока единственной в Персидском заливе. Это, как известно, не осталось без последствий и в 2014 году вокруг Эр-Рияда сформировался «антикатарский фронт» в составе Эмиратов, Египта и Бахрейна. Они отозвали своих послов из Дохи, а затем ввели нечто вроде санкционного режима против «мятежного брата». Эта затея с самого начала была ущербной, в частности потому, что к ней не присоединились ни Оман, ни Кувейт. Этот факт довольно красноречиво свидетельствовал о том, что способность Саудовской Аравии и ОАЭ вести за собой хотя бы ближайших союзников крайне ограничена. А значит, претензии Катара на стратегическую самостоятельность (в рамках региона) вполне обоснованны. Данный факт его противники были вынуждены признать в начале 2021 года. Тогда в аравийской Эль-Уле собрался саммит Совета сотрудничества стран Персидского залива (ССАГПЗ), на котором произошло «историческое примирение», и Катар был вновь принят в «семью». Причем ему не пришлось для этого идти ни на какие уступки. Дело, вероятно, заключалось не столько в «стойкости» Дохи, сколько в коренных изменениях на региональной и мировой арене. Так, стало вполне очевидным кардинальное ослабление американских позиций, что потребовало создания принципиально новой региональной архитектуры, опирающейся не на гарантии глобальных игроков, а на систему взаимодействия трех неарабских стран – Израиля, Турции и Ирана – и довольно аморфного (пока) арабского мира с центром в Заливе. Первые шаги по встраиванию арабов в новую складывающуюся систему предприняли Эмираты, подписав «соглашения Авраама» с Израилем и параллельно начав диалог с Ираном и Турцией. С некоторым опозданием к работе на этом направлении подключилась Саудовская Аравия. Теперь пришла очередь Катара. Доха, по-видимому, решила не торопиться, а сперва прояснить особенности намерений и действий Абу-Даби и Эр-Рияда, посмотреть на ответную реакцию других игроков, а затем уже начинать собственную партию. И, судя по стремительности действий, катарские стратеги все подготовили тщательно и обстоятельно. В феврале 2022 года в Доху был приглашен президент Ирана Эбрахим Раиси. Он принял участие в работе Форума стран – экспортеров газа, а главное – провел переговоры с эмиром Катара шейхом Тамимом. Таким образом было положено начало серьезного диалога двух стран, которые, собственно, никогда не прерывали контакты. Но в условиях начала текущего года встреча вновь избранного президента ИРИ с сильным и независимым лидером арабского государства, фактически вышедшего победителем из противостояния с КСА, имела совершенно особое значение. Тогда стороны сделали основной акцент на безальтернативности «регионального диалога» как единственного способа урегулировать все проблемы и противоречия между «двумя берегами Залива». Этот подход контрастировал с теми тезисами, что звучали из Эр-Рияда там продолжали обвинять Тегеран в поддержке йеменских хуситов и стремлении подорвать стабильность и безопасность арабских соседей ИРИ. Нельзя исключать, что начало прямого диалога на высшем уровне между Дохой и Тегераном стало одной из причин, подтолкнувших саудовцев на активизацию поисков и расширения контактов с Ираном. В конце концов, Эр-Рияд рисковал оказаться в некомфортной ситуации, когда двое из его соседей – ОАЭ и Катар – имеют возможность работать с иранцами, а он сам остается в стороне, сохраняя верность неким «принципам». Как бы там ни было, но за время, прошедшее после визита Раиси в Доху, КСА предприняла целый ряд шагов, направленных на «нормализацию» отношений с Ираном. Хотя до «регионального диалога» дело пока не дошло. А вот катаро-иранский диалог развивался крайне успешно. И визит шейха Тамима в Тегеран - тому яркое свидетельство. И дело не только в том, что стороны заключили множество соглашений и договорились развивать контакты в самых различных областях, хотя и это – большая новость, ведь до сих пор арабские страны, тем более страны Залива, отказывались от сколь-нибудь широкого сотрудничества с Ираном. Дело в том, что в ходе визита была уточнена формула «регионального диалога» теперь предполагается, что он должен исключать иностранное вмешательство. Эта формулировка была озвучена иранской стороной, но не встретила возражений со стороны катарцев. Что означает, что Иран на официальном уровне закрепил – а Катар поддержал – тезис о неучастии США в будущих переговорах между арабскими странами Залива и ИРИ. Это представляется значительной победой не только (и не столько) иранской дипломатии (от нее вряд ли кто-то ожидал иного подхода), сколько дипломатии катарской. Ведь формула «региональный диалог без внешнего вмешательства» означает прежде всего ослабление КСА теперь, чтобы стать участником такого диалога, саудовцы будут вынуждены доказывать, что за их спиной не маячат американцы. В противном случае «диалог» обойдется и без них. Заметим, что этот хитрый прием пришелся как нельзя вовремя саудовско-американские отношения сейчас находятся в наихудшем состоянии за всю историю. Это, конечно же, не может устраивать Эр-Рияд. Ибо без «особых» отношений с Вашингтоном КСА обречена быть просто «одной из аравийских монархий», мало чем превосходя тот же Катар или ОАЭ, а в чем-то и уступая им. Поэтому затягивание нынешней ненормальной ситуации в американо-саудовских отношениях не в интересах саудовцев. Однако теперь любые активные действия по восстановлению качества связей с Белым домом (неизбежно сопряженные с теми или иными уступками со стороны КСА) будут расценены в Тегеране и Дохе как желание «протащить контрабандой» американское влияние и стать проводником «иностранного вмешательства» в «региональный диалог». Все это означает, что политическая инициатива в Заливе, ранее прочно удерживавшаяся Эр-Риядом, во многом перехвачена Дохой. В этом контексте весьма любопытно замечание, высказанное в Тегеране министром иностранных дел Катара Мухаммедом бин Абдеррахманом Аль Тани. Говоря о сложностях, с которыми столкнулись венские переговоры о возобновлении действия соглашения по «иранской ядерной сделке», он заявил «Нас с Америкой связывают крепкие отношения, и мы призываем обе стороны (ИРИ и США) к более позитивному участию в диалоге». Иными словами, Доха предложила Тегерану свои услуги по налаживанию контактов с Вашингтоном, при этом, как мы видели, стремясь не допустить улучшения отношений США с Саудовской Аравией. Конечная цель здесь очевидна Катар позиционирует себя как идеального посредника, способного обеспечить в современных условиях взаимодействие всех заинтересованных сторон. И моментальным доказательством этого стал визит шейха Тамима в Анкару – сразу после посещения им Тегерана. Не станем останавливаться на деталях этого визита и рассмотрении катаро-турецких отношений. Отметим лишь, что отношения эти находятся в отличном состоянии и активно развиваются. Сейчас для нас важно, что эмир Катара сумел создать образ своей страны как арабского лидера, способного поддерживать и развивать связи с неарабскими региональными державами – шиитскими и суннитскими. Это – лидерство нового типа, свободное от заскорузлых традиций (в которых запуталась КСА) и не нуждающееся в одобрении со стороны Израиля (как в случае с ОАЭ). Это последнее обстоятельство чрезвычайно важно, поскольку арабы привыкли оценивать себя через сравнение с Израилем, и «нормализация», на которую пошли Эмираты (а за ними и ряд других государств арабского мира), является лишь подтверждением этого. Катар же воспользовался ситуацией, при которой Израилем заняты другие, и фактически заложил перспективную основу для формирования в регионе новой конфигурации – мусульманского треугольника арабы (в лице Дохи) – Тегеран (шииты) – Анкара (сунниты). Если к этому добавить очень сильную заявку на лидерство в деле организации «регионального диалога без внешнего вмешательства» в Персидском заливе, то можно констатировать, что в большой ближневосточной игре Катар занял весьма и весьма сильные начальные позиции. Остается один вопрос кто стоит за этими успехами? Фото: vsolinger-tageblatt.de

Станет ли Союзное государство новой международной модой?

Союзное государство (СГ) России и Белоруссии, ведущее свою родословную с 1996 года, когда был подписан Договор о создании сообщества двух государств, до сих пор во многом остается загадкой. Цель его создания, безусловно, ясна и очевидна: сохранение единого экономического и оборонного пространства. Однако международно-правовое оформление, равно как и практическое наполнение этого проекта, этой ясности лишены: это – федерация, конфедерация, единое государство или союз двух суверенных государств? Однозначного ответа нет. Тем не менее, СГ существует и функционирует. И представляется, что в современном мире, где слишком многое становится условным, где стремительно размываются казавшиеся незыблемыми понятия и нормы, эта форма внешнеполитического взаимодействия может оказаться весьма востребованной. Главное преимущество подобной модели – в ее гибкости, в свободе от формальных уз и условностей, в способности приспосабливаться под конкретные и быстро меняющиеся обстоятельства. Прежде всего это касается стратегической, военно-политической сферы, где быстрота реакции, возможность проявления и удержания инициативы важнее размеров совокупного потенциала, «боевой мощи» и наличия большого числа союзников. Спору нет, большой военный союз способен дать уверенность в безопасности. Но будучи громоздким и неповоротливым, он не позволяет действовать быстро, а будучи многосторонним – связывает по рукам и ногам. Если с этой точки зрения оценить развитие ситуацию вокруг Украины, то можно увидеть разумность и эффективность задействования механизмов Союзного государства, а не, скажем, ОДКБ. И это – несмотря на то, что Москве и Минску противостоят блоковые структуры – НАТО и ЕС. На фоне этих «монстров» двухсоставная модель СГ выглядит более практичной, гибкой. Сильно упрощая, можно сравнить такую модель с «силами быстрого реагирования», а большой военно-политический блок – с классической армией, мощной, но неповоротливой и требующей слишком много усилий для приведения в боеспособное состояние. Нельзя сказать, что Россия и Белоруссия являются первооткрывателями такой бинарной модели. Например, еще в начале 90-х Франция и Германия пытались создать некое военно-политическое формирование – внутри блока НАТО. Оттуда, кстати, растут ноги нынешнего стремления Парижа к «стратегической самостоятельности» Европы. Но тот эксперимент не удался: не встретил понимания ни в Европе, ни в Вашингтоне. А вот у Москвы и Минска пока дело идет. И их пример, похоже, способен заинтересовать кое-кого. В частности, Польшу, которая уже выдвинула инициативу создания «пространства без границ» с Украиной (или с тем, что от неё останется). Эта идея Варшавы была воспринята в России как свидетельство стремления поляков «оттяпать» часть соседней страны. Ну что ж, не без этого. Однако представляется, что суть тут не в территориальном вопросе, а в создании собственного «союзного государства» по российско-белорусской модели. В случае удачи на границе с Россией возникнет некое образование, общее польско-украинское «оборонное пространство», которое не будет связано формальными узами с НАТО и его дисциплиной и процедурами. Перспектива весьма опасная, ибо такое «пространство» станет потенциальным источником нестабильности, провокаций, ответственность за которые не будет лежать на НАТО, но к ответу за которые Варшаву или Киев будет призвать крайне сложно: за ними ведь будет стоять Североатлантический блок… То есть нельзя исключать возникновения ситуации, при которой Варшава сможет использовать территорию Украины с целью военных провокаций против России. И даже если против этого выступят, например, Берлин, Париж, любые другие столицы НАТО, поляки и ухом не поведут: все происходит за пределами блока, не ваше дело. Но любой ответ со стороны России, направленный на «общее оборонное пространство», будет расценен как нападение на члена блока со всеми вытекающими последствиями. Любопытно, что при этом Польша сможет опираться на прецеденты, наработанные другим натовским государством – Турцией, которая ведет совершенно независимую военную деятельность в Сирии, Ираке, Ливии – странах, не находящихся в зоне ответственности альянса. С международно-правовой точки зрения они ничем не отличаются от Украины. А это значит, что образ действий Турции вполне применим и в случае с Польшей: вторгаясь на сопредельные территории во имя «защиты своей безопасности», Анкара выступает как самостоятельный игрок и не спрашивает мнения ни Брюсселя, ни Берлина. Но при этом никто, конечно, не забывает, что Турция – член НАТО, и вторжение на ее территорию приведет в действие соответствующую статью Устава альянса. Однако это еще не все. Сама Турция также вполне может обогатить свою стратегию, используя модель Союзного государства и «общего оборонного пространства». Партнером способен стать Азербайджан. Это не кажется невероятным, особенно после победы Баку во Второй Карабахской войне, достигнутой благодаря всемерной военной поддержке со стороны Анкары. Если концепция турецко-азербайджанского общего оборонного пространства будет реализована, это создаст совершенно новую геополитическую ситуацию на всем протяжении южных границ России – от Черного моря до степей Казахстана. И опять здесь будет применима формула: агрессия, провокация против России – «частная» инициатива; ответ же России на провокацию означает агрессию против всего блока НАТО. Хотелось бы ошибиться, но перспектива появления на наших западных и южных рубежах «союзных государств» и «общих оборонных пространств» с участием натовских держав видится весьма вероятной и чрезвычайно опасной. Для полноты картины можно добавить в их список и Румынию с Молдавией, хотя именно этот проект представляется относительно менее вероятным. Во всех подобных случаях основная проблема для России заключается не только и не столько в прямых угрозах, источником которых могут стать такие «союзные государства». Настоящая опасность – в том, что в них воспроизводится ситуация дворовой драки, где провокатором выступает относительно слабый, младший хулиган, за спиной которого – группа качков. Они стоят в сторонке и не вмешиваются – до тех пор, пока младшему не дадут сдачи как следует. Тогда они выходят на арену и бьют без жалости под внешне безупречным лозунгом «маленьких не тронь!»

Армения и Азербайджан на грани мира

Итогом Второй карабахской войны осени 2020 года стала крайне запутанная ситуация. С одной стороны, четко определился баланс сил: Армения проиграла, Азербайджан победил. Однако, с другой стороны, Армения не может признать свое поражение и окончательно отказаться от Карабаха, а Азербайджан – не в состоянии полностью забрать себе весь Карабах, «переварить» его. Вместе с тем обе стороны не могут позволить себе еще одно крупномасштабное вооруженное столкновение. Ясно, что им нужен мир. Но как его оформить? Корень проблемы – Карабах (для армян – Арцах). Ни в Ереване, ни в Баку нет понимания, что с ним делать, на кого возложить ответственность за эту территорию и населяющий ее народ. Трагизм ситуации усугубляется тем, что сам Карабах никем не признан в качестве одной из сторон конфликта. Он не имеет субъектности ни в глазах азербайджанцев, ни в глазах армян (Ереван так и не признал Нагорно-Карабахскую Республику). В этих условиях единственным modus operandi(образом действий) может стать прямой диалог между Ереваном и Баку, в ходе которого, по идее, должна решаться судьба Карабаха. Но сами карабахцы (арцахцы) этого не хотят; они всеми доступными им средствами отстаивают свой фактический статус активного, обладающего собственной волей субъекта, а не молчаливого и пассивного объекта. Именно это мы видим сейчас на улицах и площадях армянской столицы: массовые акции протеста, не прекращающиеся в течение многих дней. Их заявленная цель – отставка главы правительства Никола Пашиняна. Ему вменяют в вину поражение в войне 2020 года и готовность «отдать» Арцах азербайджанцам, а саму Армению – туркам. Нельзя однозначно сказать, справедливо ли это. Сам Пашинян оказался у власти в 2018 году в результате не менее (а может, и более) мощных протестов против его предшественников – Сержа Саргсяна и Роберта Кочаряна, лидеров именно арцахских армян. На тот момент общество устало от коррупции и клановости власти, возглавляемой арцахцами. Они оказались неспособны решать насущные проблемы развития Армении – то есть, Республики Армения (РА) и ее граждан, а не «армянства» вообще и не «Великой Армении», в которую они включали и Карабах, и часть современной Турции (т.н. «Восточная Армения»). Эти, «большие» проблемы тоже не решались, но они так или иначе стояли во главе угла армянской политики, и им в жертву приносились «узко понимаемые» национальные интересы РА. Приход Пашиняна к власти как раз и провел разделительную черту между Арменией как реально существующим государством с его обществом и «узко понимаемыми» интересами безопасности, развития и т.п., и «Великой Арменией» как концепцией, идеей, мечтой со своим «армянством» и интересами экспансии или «возвращения былого величия» и т.п. Именно поэтому в программу Пашиняна изначально была заложена «сдача» Арцаха. Как ни ужасно, но сделано это могло быть только в результате войны. И она была развязана и проиграна. И не так уж важно, что поражение на поле боя стало результатом, в том числе, удручающего состояния армии – армянской, но не арцахской, – до которого ее довели коррумпированные чиновники (об этом в ту пору много писали). Это поражение было запрограммировано. Причем не одним только Пашиняном, но и ведущими внешними игроками, которые в 2018 году с большим пониманием отнеслись к бурным событиям в Ереване, приведшим его к власти. Ведь и Вашингтон, и Москва, и Париж, и Тегеран, и Анкара, и Баку вели себя так, словно ничего особенного не происходит. Нового армянского премьера все сразу приняли без малейших оговорок. Это вполне может означать, что карабахский вопрос было решено урегулировать в пользу Азербайджана, поскольку это устраивало всех. Так, собственно, и произошло. Почти. Ибо далеко не весь Карабах перешел под контроль Баку. НКР, пусть и в сильно урезанном виде, но продолжает существовать. То есть сама по себе «карабахская проблема» никуда не делась. Но изменился статус конфликта вокруг нее. До окончания войны 2020 года речь шла об «армяно-азербайджанском, нагорно-карбахском конфликте». И одна из сторон – Азербайджан – настаивал на том, что этот конфликт именно «армяно-азербайджанский», то есть в нем участвуют Армения и Азербайджан, а Карабах – только объект конфликта. По умолчанию эта формула признавалась всеми. Теперь же, после окончания Второй карабахской войны, Баку заявил о том, что армяно-азербайджанский конфликт закончен. Это означает, что проблема больше не является международной, межгосударственной. Остались вопросы оформления мира: делимитация, демаркация границ и заключение мирного договора. Что же касается «карабахской проблемы», то она становится внутриазербайджанской. То есть Армения не имеет права голоса при том или ином ее решении. При этом, конечно же, Баку готов дать все гарантии соблюдения прав и свобод населения Карабаха, но – в рамках своих законов и с учетом прав и интересов тех жителей региона, кто был изгнан оттуда (был вынужден покинуть его) за 30 лет. Пашиняна и Армению (как государство) это устраивает. Тому есть ряд причин. Главная из них – это перспектива разблокирования границ с Азербайджаном и Турцией, что жизненно необходимо для развития экономики. Кроме того, Ереван весьма заинтересован в том, чтобы снять с себя непосильный груз поддержки Арцаха (экономической и военной) и освободиться, наконец, от зависимости от арцахских кланов. Словом, бремя Арцаха оказалось непосильным для Армении, и они взяли курс на создание новой системы отношений с миром. Для этого были проведены переговоры с азербайджанцами на высшем и высоком уровнях и в Москве, и в Брюсселе. Для этого же были начаты консультации о восстановлении отношений с Турцией. Вне всякого сомнения, армяне на всех этих переговорах обязательно ставят вопрос о гарантиях жителям Арцаха: Ереван стремится получить право голоса при решении их судьбы, добиться для них максимальной автономии, сохранить за ними право на жилища и земли, которыми они владеют и пользуются в течение трех десятков лет. Однако это стремление, сколь бы искренним оно ни было – не равнозначно той безоговорочной и безграничной поддержке, которую Армения оказывала Арцаху ранее. И в глазах арцахцев Пашинян действительно готовится отдать их «на растерзание» Азебрайджану. Столь же несомненно, что эти страхи разделяют многие в самой Армении. Накладываясь на горечь поражения и потерь, они будят в душах тысяч армян негодование, которое выводит их на улицы. И даже если нынешняя волна протестов не приведет к смене курса правительства или самого правительства, тем не менее нельзя исключать повторения этих событий на каждом новом этапе оформления мирного договора с Баку. В этих условиях важно понимать, что корень проблемы по-прежнему кроется в Карабахе, в судьбе его жителей. Для сохранения мира необходимо найти максимально ответственное, поистине мудрое решение. Азербайджану в одиночку с этим не справиться. Каким бы ни был сильным и уверенным правителем президент Ильхам Алиев, ему вряд ли будет под силу удержать под полным контролем все страсти, которые неизбежно разгорятся, когда встанут практические вопросы о возвращении беженцев, о реституции собственности, о восстановлении прав и т.п. И здесь важную стабилизирующую роль могут сыграть внешние игроки, прежде всего Россия и Турция. Если бы Москва и Анкара смогли выступить с совместными гарантиями справедливого и «нетравматичного» решения проблем Карабаха, его реинтеграции в структуру азербайджанского государства и общества, учета интересов всех сторон, – тогда надежды на мир и стабильность в Закавказье были бы обоснованны. Фото: ruposters.ru

Большая игра затягивает Саудовскую Аравию и Йемен

На днях в Адене к присяге был приведен Президентский совет (ПС), сформированный по итогам межйеменских переговоров, прошедших в первой половине апреля в Саудовской Аравии (КСА). Этот орган пришел на смену президенту Абд Раббо Мансуру Хади, который последние лет пять жил в Эр-Рияде и не появлялся на родине. Совет состоит из восьми представителей различных военно-политических и племенных группировок, среди которых, однако, нет Ансар Аллах (хуситов). Они отказались от участия в переговорах, поскольку те были организованы в Саудовской Аравии – стране, напрямую вовлеченной в войну в Йемене. Хуситы настаивали на проведении конференции на нейтральной территории, но понимания не встретили. Таким образом, усилиями Эр-Рияда конфликт в Йемене переводится в качественно новую фазу: вместо войны всех против всех формируется прообраз двуполярной структуры: с одной стороны – хуситы (с Ираном за спиной), с другой – все остальные (при саудовской и эмиратской поддержке). Что это может означать и кому и зачем это может быть нужно? Думается, что первоочередной задачей, которую ставил перед собой Эр-Рияд, был выход на прямое взаимодействие с Тегераном. Это, по-видимому, единственный путь для Саудовского королевства включиться на равных в Большую ближневосточную игру, которую начали Израиль, Эмираты, Иран и Турция. Суть этой игры заключается в формировании новой региональной архитектуры, выстраивающейся во взаимодействии трех неарабских центров силы – Тель-Авива, Тегерана и Анкары – при активном участии единственного арабского игрока – Абу-Даби. На нынешнем этапе главные события развиваются в рамках складывания израильско-суннитского (Израиль – ОАЭ) союза, призванного противостоять Ирану и уравновешивать его влияние. Этот союз постепенно набирает вес (к нему в той или иной степени тяготеют Бахрейн, Египет, Иордания, Судан, Марокко), однако этого мало. Чтобы из израильско-эмиратского проекта, спонсируемого США, он превратился в действительный фактор политического влияния в масштабах всего Ближнего Востока, необходимо участие в нем Саудовской Аравии. Без ее авторитета (политического и духовного, религиозного), без ее ресурсов, в конце концов, без ее обширной территории и геополитического положения этот проект будет неполноценным и шатким. Эр-Рияд до сих пор воздерживался и воздерживается от участия в нем. Возможно, не в последнюю очередь из-за того, что ему не была гарантирована роль первого плана: все-таки инициаторами проекта выступали Израиль и Эмираты; быть «вторыми», «приглашенными» саудовцы не желают. Но игра уже началась, и оставаться вне ее недопустимо; с другой стороны, и выстроить собственную, альтернативную игру уже не получится. Для полноценного участия саудитам нужны козыри (помимо нефти, денег и Двух святынь – Мекки и Медины). Таким козырем должен стать контроль над важнейшей несущей конструкцией региональной архитектуры – отношениями с Ираном, точнее – отношениями именно арабского (суннитского) мира с Ираном. Эмираты для этого не очень подходят: при всех их амбициях, они не смогут убедительно выглядеть в качестве полновесного и достойного партнера по диалогу с Тегераном. Такая роль по плечу только Эр-Рияду. Именно он способен выступить как полномочный представитель арабов-суннитов перед лицом персов-шиитов. Сложность заключалась в том, что саудовцы уже много лет как разорвали отношения с Тегераном и тем самым утратили возможность ведения серьезного стратегического диалога с ним. Их взаимодействие сводилось к конфликтам на трех крупных площадках: в Ираке, Ливане и Йемене. Но примерно год назад начались попытки наведения мостов. Так, в апреле 2021 года в Багдаде стартовали саудовско-иранские консультации по вопросу возобновления дипотношений (на прошлой неделе прошел их пятый раунд). При этом следует обратить внимание и на то, что по итогам последних парламентских выборов в Ираке позиции проиранских сил существенно сузились. На этом фоне многие в регионе и за его пределами заговорили о вероятной саудовско-иранской сделке по перераспределению влияния двух держав на иракский политический ландшафт. Нечто подобное может произойти и в Ливане, где в условиях острого правительственного кризиса и объявленного банкротства страны развернута подготовка к парламентским выборам в конце мая. Ни для кого не секрет, что одним из факторов, питающих перманентную нестабильность в Стране кедров, является саудовско-иранское противостояние. Так что по результатам майских выборов можно будет судить о том, насколько Саудовская Аравия и Иран готовы и способны перейти к балансировке своих интересов в Ливане. При этом небезынтересно обратить внимание на одну деталь: нынешний ливанский правительственный кризис был спровоцирован критикой действий просаудовской коалиции в Йемене со стороны бывшего (теперь уже) министра Жоржа Кордахи. Реакцией на его слова стал отказ Эр-Рияда и Абу-Даби от какой-либо помощи Бейруту. И представляется симптоматичным, что такое их «самоустранение» и, соответственно, ослабление их ливанских союзников не привело к симметричному усилению проиранских партий. Это может служить косвенным подтверждением предположения о стремлении Тегерана и Эр-Рияда к достижению некой сделки и на ливанской почве. Схожая логика развития ситуации просматривается и в Йемене. Здесь также сделаны решительные шаги в сторону упрощения ситуации до двуполярной структуры: Эр-Рияд vs Тегеран, также открыто поле для торга и согласования параметров взаимоприемлемой сделки по разделу влияния. Ведь одной из главных задач, поставленных перед вновь созданным Президентским советом, является подготовка к выборам. Конечно, на данный момент нет даже их даты, но тем не менее можно с достаточной долей уверенности полагать, что йеменский конфликт будут переводить из фазы вооруженного противоборства в фазу политического торга. И торг этот будет вестись между КСА и ИРИ. Если Иран действительно готов поддержать этот курс саудитов, то Эр-Рияд получит весомый аргумент в пользу своего полноправного участия в Большой ближневосточной игре в качестве одного из ведущих игроков. Однако это зависит, как минимум, от еще одного фактора, а именно от позиции ОАЭ. Дело в том, что Абу-Даби в последние годы демонстрирует независимый курс, во многом отличный от курса Эр-Рияда. Это в полной мере относится к Йемену. Здесь Эмираты, начав совместные с КСА военные действия против проиранских хуситов, ставили перед собой собственные задачи. Их не столько интересовало поражение Ансар Аллах, сколько создание сети опорных пунктов и баз, прежде всего по йеменскому побережью, а также формирование и вооружение лояльных себе группировок. Добившись этого, эмиратцы пару лет назад фактически прекратили свое участие в войне против хуситов. Можно строить множество предположений относительно стратегических целей, которые преследовали при этом ОАЭ. Не исключено, что в Абу-Даби планировали занять выгодную позицию балансира или посредника между КСА и ИРИ. Если так, то во многом это удалась, поскольку значительная часть состава Президентского совета Йемена сформирована из представителей проэмиратских сил. И теперь без учета мнения ОАЭ Эр-Рияд не сможет сделать в Йемене ни шагу. В этом контексте нелишне вспомнить о недавних «странных» атаках, неожиданно нанесенных по Эмиратам хуситами, которые буквально вынудили ОАЭ вернуться на поле боя и вместе с саудовцами совершить серию мощных ударов по йеменской столице Сане, контролируемой Ансар Аллах. Кто стоял за этим, сказать трудно, но приходится признать, что налеты хуситских ракет и дронов на объекты в Эмиратах сильно упростили Эр-Рияду задачу подготовки межйеменских переговоров и формирования единой платформы Президентского совета. Отсюда следует вывод, что по-настоящему первостепенной проблемой для Саудовской Аравии становятся не столько отношения с Ираном, сколько вопрос о характере взаимоотношений с ОАЭ. Об их гармоничности говорить вряд ли приходится. Однако до сих пор двум аравийским монархиям удавалось более или менее успешно скрывать свои разногласия. Но теперь, по мере того как йеменская площадка превращается в одну из арен Большой ближневосточной игры, это делать будет все сложнее. Фото: eremnews.com

Алжир – стратегическая ставка России

В начале апреля министр иностранных дел России Сергей Лавров анонсировал скорый визит в Алжир. «У нас говорят «лучше поздно, чем никогда». Но буду исходить из Вашей логики «чем скорее, тем лучше», - сказал он своему алжирскому коллеге Рамтану Ламамре, находившемуся в Москве в составе делегации Лиги арабских государств (ЛАГ). Эти слова достаточно ясно указывают на то, что России и Алжиру нужно срочно обсудить весьма важные вопросы, требующие координации усилий. Причем Россия уже давно готова к этому («лучше поздно, чем никогда»), а Алжир только сейчас «дозрел» и нуждается в быстрых решениях («чем скорее, тем лучше»). Думается, что речь идет о выработке новой программы действий на целом ряде направлений, по сути – совместной стратегии на предстоящий период. Важнейшей проблемой для Алжира является соперничество с Марокко за лидерство в Магрибе. За последние месяцы ситуация здесь претерпела существенные изменения. Так, Рабат добился признания своего суверенитета со стороны видных европейских игроков, прежде всего – Испании, которая изначально вовлечена в решение проблемы Западной Сахары. Мадрид резко изменил свою позицию и в начале марта одобрил марокканский план автономии западносахарских провинций в составе фатимидского королевства. Это закономерно привело к отзыву алжирского посла из испанской столицы, а также оказало в целом негативное влияние на общее состояние отношений Алжира с Европой. Ведь никто из европейцев не выступил с осуждением испанского демарша. Столь же негативно развивались и отношения Алжира с США. В конце марта страну посетил глава Госдепартамента США Энтони Блинкен, совершавший турне по региону. При этом организация его визита была воспринята здесь почти как оскорбление: Блинкен прилетел в Алжир из Рабата и улетел туда же всего через шесть часов, тогда как на марокканской территории дважды переночевал. Этот жест красноречивее любых слов говорит о приоритетах американской политики в регионе. Действительно, Рабат получил от США заверения в стабильности поставок новых вооружений; кроме того, к усилиям по поддержке марокканского военного потенциала подключился Израиль. Все это не оставило у Алжира сомнений в том, что новая эскалация в Магрибе неизбежна и, следовательно, нужно срочно наращивать собственные мускулы. К этому же подталкивает и развитие ситуации вокруг алжирских границ. По сути, страна оказалась в кольце нестабильности: на западе – Марокко и Западная Сахара, на востоке – Ливия, на юге – Мали, где французы своей операцией «Бархан» разворошили осиное гнездо исламистских террористов и туарегских повстанцев, и Нигер, куда те же французы переместились после своего позорного изгнания из Мали и где можно ожидать повторения того же сценария. В этих сложных условиях Алжир не имеет возможности обратиться к своему, казалось бы, наиболее естественному партнеру – Парижу. Отношения с бывшей метрополией находятся в скверном состоянии из-за неуместных, по мнению алжирцев, и неуклюжих попыток Франции вспомнить о своем былом господстве в Африке. В Алжире – равно как и в Мали – эти потуги были восприняты с крайним раздражением, которое едва ли будет преодолено в скором времени. На этом фоне Россия выглядит как единственный надежный и проверенный временем союзник, сотрудничество с которым позволяет Алжиру быть уверенным в своих силах перед лицом множества стоящих перед ним вызовов. Вряд ли является случайностью, что буквально накануне визита в Алжир Энтони Блинкена в Москве прошли переговоры между руководством алжирской разведки Нуреддином Макри и секретарем Совета безопасности России Николаем Патрушевым. При этом стороны «подтвердили неизменный характер отношений стратегического партнерства между Россией и Алжиром». Важнейшей составляющей этого партнерства являются поставки российских вооружений, благодаря которым Алжир располагает самой мощной в североафриканском регионе армией. Объем военно-технического сотрудничества между странами измеряется миллиардами долларов и есть все основания полагать, что они будут расти. Динамика ситуации вокруг Западной Сахары не оставляет Алжиру иного выбора. Новым направлением взаимодействия в сфере безопасности становятся совместные учения военных двух государств. Впервые они прошли в прошлом году на российской территории. В ноябре текущего года состоятся вторые подобные маневры, уже в Алжире. Хотя они носят пока ограниченный характер, тем не менее такие учения способны внести существенный вклад в создание антитеррористического барьера на восточных и южных рубежах страны. В нынешних условиях крайней нестабильности мировых рынков из-за санкционной войны, развязанной Западом против России, особое значение приобретает сотрудничество и на двух других важных направлениях, а именно: в энергетической и продовольственной сферах. Поскольку ЕС вознамерился отказаться от импорта российских энергоносителей, перед ним возникла проблема их замещения, прежде всего, за счет поставок из стран Ближнего Востока и Северной Африки, расположенных недалеко от Европы. Американцы взяли на себя работу по убеждению арабов включиться в санкционную войну против РФ и нарастить добычу и экспорт в Европу нефти и газа. Но, как ни удивительно, они не встретили понимания даже у своих, казалось бы, ближайших союзников на Аравийском полуострове. Некоторые надежды возлагались на Иран, с которым Вашингтон готов был перезаключить «ядерную сделку». Но и этот номер не прошел. Оставался Алжир. Думается, в Вашингтоне прекрасно понимали, что его уговорить не получится, причем не только из-за его традиционной симпатии к России, но и по причине острых геополитических разногласий по поводу Западной Сахары. Однако Энтони Блинкен в ходе своего визита сделал такую попытку – видимо, ради очистки совести – и получил отказ. Правда, Алжир не против заработать хорошие деньги на сложившейся конъюнктуре: буквально на днях Италия заключила с ним контракт на поставки нефти, призванные смягчить последствия европейского эмбарго на «черное золото» из России. Не исключено, что это как-то поможет итальянцам, однако «энергетического голода» Европы Алжир точно не в состоянии утолить, даже если бы и попытался. Таким образом, складывается ситуация, при которой доходы от нефтегазового экспорта Алжира многократно выросли и, скорее всего, будут расти в обозримой перспективе. При этом он будет поддерживать выгодный для России баланс мирового энергорынка, при котором Европа не получает никаких реальных надежд на успех своей блокады российских углеводородов. Эта позиция, по-видимому, будет по достоинству оценена в Москве, благодарность которой может выразиться в предоставлении поистине бесценной помощи на самом актуальном на сегодняшний день направлении – продовольственном. Ведь, как теперь совершенно ясно, события вокруг Украины запустили механизм мирового продовольственного кризиса, который больнее всего ударит по арабским и африканским странам. Алжир – не исключение. Конечно, степень его зависимости от импорта зерна не так велика, как, например, у Египта. Тем не менее сколь-нибудь продолжительный дефицит базовых продуктов питания неизбежно подорвет социально-политическую стабильность и возродит призрак «арабской весны», с которым с таким трудом неоднократно справлялись власти страны. Погрузиться очередной раз в пучину массовых беспорядков будет означать для Алжира проиграть в соперничестве Марокко. Для него это недопустимо. И, пожалуй, единственное, что может его уберечь от этой опасности, – поставки российского продовольствия по льготным ценам. Россия в прошлом году уже нарастила такие поставки в Алжир в два с лишним раза. Вероятно, о закреплении и дальнейшем развитии этой тенденции шла речь на переговорах алжирской делегации в Минсельхозе РФ в конце марта – примерно в те же дни, когда Алжир посещал Блинкен. Если это так, то Россия имеет все шансы фактически стать гарантом стабильности в крупнейшей североафриканской стране и закрепить свое присутствие в арабском мире, в Средиземноморье и на Африканском континенте. В результате Алжир может превратиться в действительно стратегического союзника Москвы в критически важный период перехода мировой системы отношений в новое качество.

Вашингтон запутался в санкциях

Похоже, что российская спецоперация на Украине спутала американские карты не только в Европе, но и на Ближнем Востоке. В нынешних условиях США оказались не в состоянии дать ответ на одну из ключевых проблем региона – иранскую. Нерешительность и крайняя непоследовательность действий Вашингтона доказывают, что он утратил стратегическую инициативу. Несколько недель назад казалось, что США и Иран вот-вот достигнут соглашения о восстановлении «ядерной сделки». Это открывало перед американцами весьма широкие перспективы для перестройки их ближневосточной стратегии в условиях, когда вся система региональной стабильности опиралась бы на три неарабские страны (Иран, Израиль, Турцию) и саудовско-эмиратский дуэт в качестве нового общеарабского центра влияния. Внутри этой полицентричной конструкции поддержание подвижного равновесия зависело бы от американских манипуляций, что исключало бы необходимость недопустимо затратных методов прямого военного вмешательства. Первая часть работы была проделана администрацией Дональда Трампа: он добился подписания «Соглашений Авраама» между ОАЭ и Израилем, которые превратили Абу-Даби в ведущего арабского игрока и заложили основу для суннитско-израильской коалиции, ориентированной на противостояние Ирану. Чтобы сделать это, Трамп вывел США из «ядерной сделки», заключенной президентом Бараком Обамой в 2015 году. Если бы она сохранилась, арабы, вполне возможно, предпочли бы обратную конфигурацию – коалицию с Ираном, которая неизбежно носила бы антиизраильский характер. О том, насколько такое развитие событий было реальным, можно судить по действиям Катара и Омана: оба эти государства Залива начали активно налаживать связи с Тегераном. Не был против этого и Кувейт. На фоне усиления иранских позиций в Сирии, Ираке, Йемене, Ливане все это могло привести к возникновению устойчивой региональной динамики, неподконтрольной Тель-Авиву и Вашингтону, а значит и нежелательной. После разрыва «ядерной сделки» и подписания «Соглашений Авраама» эта опасность была купирована, и администрация Джо Байдена имела все основания вернуться к игре с Тегераном. Цель, судя по всему, заключалась в том, чтобы создать в лице Ирана, получившего статус «околоядерной» или de facto ядерной державы, противовес суннитско-израильскому союзу. Дополняла бы всю эту региональную систему Турция, за чьей поддержкой вынуждены были бы обращаться и Тегеран, и Тель-Авив, и Абу-Даби. Столь нетривиальная инженерия должна была бы позволить США управлять региональной ситуацией из-за спин главных игроков и сохранить свое решающее влияние в регионе, имеющем принципиально важное значение и для Европы, и для России, и, что особенно ценно, для Китая и его проекта «Пояса и пути». Для достижения этой цели на нынешнем этапе ключевое условие - возвращение к «ядерной сделке» с ИРИ. И это было почти достигнуто на переговорах в Вене. Но грянули спецоперация на Украине и тотальная санкционная война Запада против России – и все изменилось в одночасье. Сильный удар по планам Вашингтона нанесла Москва, потребовав гарантий того, что введенные против нее ограничения не повлияют на развитие российско-иранских отношений. На это американцы не нашлись, что ответить. Белый дом вдруг обнаружил, что запутался в хитросплетениях антироссийского и антииранского санкционных режимов. Эта путаница стала очевидной на фоне базового условия, которое Иран изначально обозначил на венских переговорах – снятие с него абсолютно всех западных рестрикций (а не только тех, что были введены против его ядерной программы). Американцы были готовы согласиться. Конечно, это не устраивало арабов и израильтян, но у Белого дома были возможности «продать» им такое решение, пообещав, например, ужесточение мер противодействия Ирану в Йемене и Ираке или согласившись возобновить поставки оружия Эмиратам или Саудовской Аравии. Но это было до Украины. После начала санкционной войны против России ситуация в корне изменилась, и теперь Вашингтон не может внятно объяснить своим ближневосточным клиентам, зачем нужно снимать санкции с Ирана и накладывать их на Россию. Ведь для арабов и израильтян, в отличие от американцев, важнейшей проблемой является не российская политика в отношении Украины, а иранская угроза в регионе. И им не понятно, почему интересы их безопасности должны быть принесены в жертву ненависти Запада к России. А главное – как и чем США смогут гарантировать безопасность региона перед лицом ИРИ. Слабая попытка договориться была предпринята в начале позапрошлой недели, когда американский госсекретарь Энтони Блинкен провел переговоры со своими коллегами из Израиля, ОАЭ, Бахрейна, Египта, Марокко. Их лейтмотивом было утверждение, что «никто не хочет, чтобы Иран получил в руки ядерное оружие, но каждый по-разному видит пути достижения этой цели». Кроме того, американская сторона уверяла, что готова работать над тем, чтобы «изменить поведение Ирана в регионе», однако без возобновления «ядерной сделки» это будет затруднительно. Арабы и израильтяне не восприняли эти тезисы всерьез и, судя по всему, потребовали от Вашингтона найти предлог для того, чтобы остановить венские переговоры. Белый дом, по-видимому, и сам ломал голову, как бы избавиться от перспективы этой ставшей такой неуместной сделки. В частности, администрация Байдена отказалась вычеркнуть Корпус стражей Исламской революции из «черного списка» террористических организаций. Это означает, что под санкциями остается не только военная часть Корпуса, но и значительная часть всей иранской экономики, связанная со стражами. Более того, на днях США ввели новые рестрикции против ряда иранских лиц и организаций. Все это говорит о том, что Вашингтон, скорее всего, ведет дело к срыву переговоров в Вене. Формально этого пока не произошло, но иранцы уже обвинили США в затягивании и потребовали объяснений. Это – признак потери Байденом инициативы. Он вынужден либо что-то отвечать (но что?), либо заявить об очередном отказе от сделки (признать правоту Трампа?). Но в любом случае инициативу Белый дом вернуть себе уже не сможет. А Иран получит долгожданную свободу рук: он будет волен распоряжаться своей ядерной программой по своему усмотрению. При этом следует учитывать, что угроза удара со стороны Израиля минимальна, если Тель-Авив не будет уверен в поддержке со стороны США – прежде всего, военной. А именно этого от Америки ждать не приходится (Украина виновата). Так что можно полагать, что теперь Иран сам в состоянии объявить себя ядерной державой в любой момент, который сочтет подходящим. И поставить его под американский контроль будет крайне затруднительно. Это, в свою очередь, обесценивает изначальный американский проект новой ближневосточной архитектуры. Несущие конструкции остаются прежними: Израиль, Иран, Турция, саудовско-эмиратский дуэт. Но место ответственного за поддержание равновесия всей конструкции, остается вакантным. Фото: newspicks.com

Суета вокруг Сирии

Ближневосточные страны отчетливо осознают масштабы перемен, происходящих в мире, и спешно работают над переформатированием собственного региона. Об этом свидетельствует небывалая дипломатическая активность, развернувшаяся здесь в последние дни. Напомним, что 18 марта высшие руководители ОАЭ принимали в Абу-Даби президента Сирии Башара Асада. При этом в его сторону было сделано немало реверансов и это позволяет думать, что для арабов главной отправной точкой является нормализация отношений с Дамаском, возвращение его в «семью». Ради этого они готовы забыть все те «преступления», в которых в течение 11 лет обвиняли «кровавый режим» Асада, и признать «ключевую роль Сирии» в обеспечении региональной и общеарабской безопасности. Эта тема была одной из центральных в ходе переговоров, которые 21 марта прошли в египетском Шарм-аш-Шейхе между президентом АРЕ Абдельфаттахом ас-Сиси, наследным принцем Абу-Даби Мухаммедом бин Заедом Аль Нахайяном и премьер-министром Израиля Нафтали Беннетом. Этот неофициальный тройственный саммит был окружен стеной таинственности и о его содержании доподлинно ничего не известно. Однако арабская пресса, ссылаясь на израильские СМИ, утверждает, в частности: бин Заед настаивал на том, что «война в Сирии окончена» и что пришла пора нормализации отношений с Дамаском. Вероятно, эту идею бин Заед и ас-Сиси стремились донести и до двух своих арабских братьев – короля Иордании Абдаллы II и иракского премьера Мустафы аль-Казими. С ними они встретились 25 марта в иорданской Акабе, причем в присутствии госминистра Саудовской Аравии Турки бин Мухаммеда. Цель кампании, развернутой Эмиратами, – вывести Асада из-под плотной опеки со стороны Ирана. Добиться этого едва ли возможно без понимания и поддержки со стороны ведущих арабских игроков, а также Израиля. И думается, необходимое понимание и поддержка тут обеспечены, поскольку израильтяне и арабы едины в своем страхе перед Тегераном, который вот-вот может стать ядерной державой. Однако для полноты картины не хватает согласия еще, как минимум, двух столиц: Вашингтона и Анкары. США и Турция не проявляют горячего желания идти на мировую с Дамаском, пока президентом в нем Башар Асад. Миссия по обработке американцев, скорее всего, возложена на Тель-Авив. 27-28 марта в Израиле прошла «историческая» (по оценке местной прессы) конференция глав внешнеполитических ведомств Израиля, США и четырех арабских государств, признающих Израиль: ОАЭ, Бахрейна, Египта и Марокко. По всей вероятности, американский госсекретарь Энтони Блинкен выслушал немало доводов в пользу нормализации с Дамаском ради создания единого антииранского фронта суннитов и израильтян. Даст ли он себя убедить? Не исключено, что да. Дело в том, что в нынешней ситуации, сложившейся после бегства Запада из Афганистана и начала российской спецоперации на Украине, США оказались перед необходимостью коренного пересмотра всей своей ближневосточной политики и, в частности, структуры своего военного присутствия в регионе. Один из вопросов, возникающих, в связи с этим, – какие задачи решают американские военные на территории САР. Если, как утверждают ОАЭ, война в Сирии закончена, то американцам там делать нечего. Примечательно, что в этом смысле выразился 19 марта глава Центрального командования (Центкома) США генерал Кеннет Маккензи. По его словам, цель присутствия американских солдат на сирийской земле – полное искоренение Исламского государства (ИГ, ИГИЛ – террористическая организация, запрещена в России), и они уйдут, если на то будет политическое решение администрации Белого дома. При этом генерал уточнил, что в Ираке американцы останутся – по просьбе Багдада, который также хотел бы, чтобы на его территории присутствовали и силы НАТО. От себя добавим: не британцы ли? Как бы там ни было, но, судя по всему, из Сирии Вашингтон готов уйти, как только арабы и израильтяне согласятся с тем, что ИГ больше не представляет прежней угрозы. Вероятно, так и произойдет, ибо ядерный Иран выглядит куда страшнее. А сохранение американского (натовского) присутствия в Ираке будет служить страховкой на случай возрождения ИГ. Что касается Турции, то с ней Израиль и Эмираты также работают всерьез. Отношения Анкары с Абу-Даби и Тель-Авивом бурно развиваются в последние месяцы. Мухаммед бин Заед и президент Реждеп Тайип Эрдоган обменялись визитами, в Турции побывал президент Израиля Ицхак Герцог и вскоре здесь ждут премьера Беннета. Можно с достаточной долей уверенности полагать, что в Анкаре понимают безальтернативность курса на нормализацию с Дамаском, сколь бы сложными ни были отношения с ним в прошлом. В конце концов, турки, демонстрирующие сейчас буквально чудеса дипломатии на всех направлениях, вряд ли откажутся от перспектив, которые им сулит участие в суннитско-израильском региональном блоке. Это и участие в совместной разработке газовых месторождений в Восточном Средиземноморье, и доступ к арабским капиталам. Ради этого можно и с Асадом помириться. Если ситуация развивается в такой логике, то Асад имеет все основания торжествовать: он может вернуться на региональную арену не просто как «потрепанный, но несломленный», но как лидер государства, за которым соседи будут ухаживать с особым вниманием. Ведь именно на нем теперь строятся все расчеты. Вопрос в том, как он распорядится своими отношениями с Ираном. Он может их просто продать, но это связано с огромными рисками: Тегеран такого ему не простит. С другой стороны, Асад может взять на себя роль представителя Ирана, помочь Исламской республике расширить спектр контактов и связей в арабском мире. Думается, на данный момент примерно такой сценарий и рассматривается в Тегеране и Дамаске. Сразу после визита сирийского президента в ОАЭ Сирию посетил глава МИД ИРИ Хосейн Амир Абдоллахиян. И он выразил полную поддержку процессу нормализации отношений между САР и братскими арабскими странами. В этом контексте нелишне упомянуть и о том, что Иран и самостоятельно предпринимает попытки улучшить связи с арабами: так, в Багдаде прошли несколько раундов ирано-саудовских переговоров. Однако существенных успехов на этом направлении не видно и Тегерану явно не помешало бы иметь надежного союзника в арабском лагере. Кроме Сирии ему пока рассчитывать не на кого (Ливан и Йемен – не в счет). Во всей этой истории пока неясными остаются роль и место России. С одной стороны, Москва, как ближайший союзник Дамаска, располагающий при этом военными базами на территории САР, может считать себя в полной мере «в игре». Более того, к настоящему моменту Россия сумела наладить весьма тесные рабочие отношения практически со всеми участниками этой игры (за исключением разве что США). Поэтому логичным представляется вывод, что без учета ее мнения на данный момент никаких существенных изменений в регионе произойти не может. Вместе с тем нельзя не учитывать тот факт, что Кремль вынужден почти все свое внимание сосредоточить на Украине и на противостоянии Западу. На этом фоне ближневосточные дела выглядят второстепенными. И вполне возможно, что это обстоятельство очень даже устраивает всех наших партнеров в регионе. И прежде всего – Башара Асада, которому настойчиво дают понять: время изоляции прошло, твоя война выиграна, мы это признаем, и тебе уже нет прежней нужды в российской защите… Конечно, крутого разворота Дамаска от ориентации на Москву ожидать не приходится; и тем не менее развитие ситуации – если оно идет по описанной нами логике – таит в себе риски ослабления контроля со стороны Кремля. Если сейчас, в период, когда идет складывание новой региональной архитектуры, выпустить из рук хотя бы одну ниточку, впоследствии можно потерять очень многое. Следует учитывать огромное число неопределенностей, например: каков статус Ирана? Каково место Ирака? Как долго продлится эпоха Эрдогана? Сможет ли Асад удержаться у власти в условиях «после войны», не накроет ли регион очередная волна терроризма? Но, пожалуй, самый главный вопрос на сегодня – как Ближний Восток справится с продовольственным кризисом, нависшим над ним из-за военных действий на Украине? Нестабильность поставок российского и украинского зерна уже привела к резкому росту цен на продовольствие в арабском и африканском мире. Там уже во весь голос говорят об угрозе голода и вызванных им последствий. Россия располагает возможностями для смягчения ситуации. И ими нужно распорядиться с умом. Фото: alaraby.co.uk

Залив приветствует Асада, принимает Джонсона и ставит на паузу Блинкена

На прошлой неделе в арабском мире произошли два весьма знаковых события: визиты в страны Залива президента Сирии Башара Асада и премьер-министра Великобритании Бориса Джонсона. Оба они посетили Эмираты, а Джонсон – еще и Саудовскую Аравию. Каждое из этих событий заслуживает отдельного анализа. Но их совпадение по времени (16 марта – визит Джонсона в ОАЭ и КСА; 18 марта – визит Асада в ОАЭ), а также общий международный контекст, в рамках которого они состоялись, дают основание оценить их во взаимосвязи. Начнем с контекста. Главное тут – это кардинальное переформатирование всей системы международных отношений на фоне глобального кризиса, вызванного ситуацией вокруг Украины. В том, что касается арабского мира, явно видна тенденция отхода его ведущих стран от односторонней и безальтернативной ориентации на США и Запад в целом. Достаточной иллюстрацией может служить отказ «нефтяных принцев» от телефонных переговоров с президентом США. Представить себе такое в «прежнем мире» было невозможно. Столь же немыслимым всего несколько недель назад казался и визит Башара Асада в Залив. Да, Эмираты еще осенью прошлого года инициировали процесс постепенной нормализации отношений с Дамаском: тогда министр иностранных дел ОАЭ посетил сирийскую столицу и встречался с президентом САР. Но чтобы сам Асад – «главарь кровавого режима», заклейменный позором на Западе – был принят в Абу-Даби – такого не ожидал никто. Тем более если учесть, что любые шаги, направленные на восстановление отношений арабских стран с Дамаском, встречают резкую критику со стороны Вашингтона. Но это еще не все. ОАЭ, которые претендуют – и весьма успешно – на роль ведущего государства арабского мира, выражающего интересы и чаяния арабов на глобальном уровне, стали первой арабской страной, которую Асад официально посетил после начала гражданской войны в Сирии в 2011 году. Это – явный вызов Западу, упорно настаивающему на исключении Сирии из рядов мирового сообщества (заметим, что эта же стратегия применяется сейчас к России). И последний штрих: особую дерзость этому вызову придает тот факт, что Асада принимали в Абу-Даби буквально через несколько дней после того, как группа западных стран (США, Британия, ФРГ, Франция, Италия) выступила с совместной декларацией, посвященной 11-летней годовщине начала гражданской войны в Сирии. В ней Дамаск был подвергнут очередной порции критики, а также было заявлено, что Запад «не поддерживает усилия по нормализации отношений с режимом Башара Асада». Это мнение было демонстративно проигнорировано арабами. В Эмиратах Асад был принят, что называется, «по высшему разряду»: он встречался и с наследным принцем, президентом ОАЭ Мухаммедом бин Заидом Аль Нахайяном, и с вице-президентом Мухаммедом бин Рашидом Аль Мактумом, правителем Дубая. При этом с эмиратской стороны было подчеркнуто, что Сирия «является важной опорой арабской безопасности и ОАЭ, стремятся укреплять сотрудничество с ней». Все вместе это позволяет говорить о крахе западной, прежде всего, американской стратегии в Сирии и на Ближнем Востоке в целом. Ни многолетняя кровопролитная война, ни жесточайшая изоляция не сломили Дамаск, и сами арабы это признали. Теперь вопрос в том, какой будет новая архитектура региона, что во многом зависит от того, насколько трезво Запад осознает свое поражение. И здесь весьма интересно рассмотреть итоги визита в Залив британского премьера. Лондон декларировал две цели, для достижения которых Борис Джонсон отправился в Абу-Даби и Эр-Рияд: во-первых, добиться включения ведущих арабских государств в состав антироссийской коалиции, их присоединения к санкционному и иному давлению на Россию. Во-вторых, убедить «нефтяных шейхов» нарастить производство нефти во имя «стабилизации мирового энергетического рынка», то есть чтобы компенсировать потери Запада в результате отказа от российского «черного золота». Насколько можно судить по характеру освещения итогов визита и в арабской, и в британской прессе, ни одна из этих целей не была достигнута. Арабы не увидели никакой выгоды в том, чтобы ввязываться в очередную западную авантюру. Они воочию убедились, что «свободный мир» оказался не в силах справиться даже с маленькой Сирией, хотя к ней были применены все средства, включая военную интервенцию. Что уж говорить про Россию! Поэтому от соучастия в экономической войне против РФ они воздерживаются. Что касается проблем мирового нефтяного рынка, то они, как оказывается, связаны не только и не столько с нефтью как таковой, объемами ее спроса и предложения, но также и с доверием к валюте, используемой на этом рынке – к доллару. Запрет на использование долларов (а равно и евро) в расчетах с Россией, даже на их ввоз на территорию РФ создали прецедент, после которого никто не может быть уверен в универсальном характере этих валют. Иными словами, доллар и евро в одночасье превратились в ненадежный актив, а их эмитенты США и ЕС – в ненадежных партнеров. Это обстоятельство было отчетливо продемонстрировано Западу как раз в дни пребывания Бориса Джонсона на Аравийском полуострове: Саудовская Аравия заключила огромный нефтяной контракт с Китаем в юанях. По меркам, действовавшим еще совсем недавно, подобный демарш должен был бы расцениваться как землетрясение, ниспровержение основ и навлек бы на Эр-Рияд суровые санкции. Но в условиях тотальной экономической войны против России Запад вынужден проглотить эту пилюлю. Как проглотил он и совершенно немыслимое ранее оскорбление представителя одного из «оплотов демократии»: казнь 81 человека в КСА в преддверии визита британского премьера. В «старые добрые времена» одного этого было бы достаточно для отмены переговоров. Но сейчас Лондону не до сантиментов, причем до такой степени, что Джонсон «не заметил» казни еще троих человек в день его приезда в королевство. Видимо, у премьера были очень и очень веские причины все-таки побывать в Заливе. И причины эти не сводились ни к расширению антироссийского фронта, ни к проблемам нефтяных поставок. Не входило в его планы и чтение лекций шейхам о правах человека или о «кровавой сути» сирийского режима. Вряд ли позиция арабов по этим вопросам не была ему заранее известна. Создается впечатление, что в действительности Джонсон летал в Аравию для того, чтобы обеспечить упрочение британских (а не общих западных) позиций в регионе на фоне ослабления влияния там Америки. Так, в Эр-Рияде был подписан меморандум о стратегическом экономическом партнерстве Объединенного Королевства и КСА. О деталях этой сделки ничего не говорится, однако не секрет, что богатый регион Залива давно – с начала «брексита» - рассматривается Лондоном как важнейшее направление торгово-экономической экспансии и в то же время как крупнейший финансовый и инвестиционный партнер. Как видно, ситуация вокруг Украины создала завесу, за которой идет активный процесс перегруппировки сил на мировой арене. Серьезная борьба разворачивается на Ближнем Востоке и в Персидском заливе. Ни у кого не осталось иллюзий по поводу роли и значения США и той модели «Запада», которую они олицетворяли и возглавляли. Но что придет на смену? Кстати, министерство иностранных дел Саудовской Аравии опровергло информацию о якобы готовящемся визите в Эр-Рияд главы Госдепа США Энтони Блинкена. Фото: archyde.com

1 2 3

...