Западная Сахара: схватка за лидерство в Магрибе

Соперничество двух арабских стран, лежащих на Севере Африки, длится практически весь период после обретения ими независимости, т.е. с 60-х годов прошлого века. Причин немало: и борьба за региональное лидерство, и колониальное наследие в виде недемаркированных и неделемитированных границ, и иные споры, уходящие в глубину времен…

Однако настоящим «яблоком раздора» была и остается Западная Сахара – огромный кусок пустыни, обрывающийся в Атлантику. Марокко, ссылаясь на исторические хроники, считает эти пески неотъемлемой частью королевства. Алжир же поддерживает местный Фронт освобождения – ПОЛИСАРИО, – который в 1976 году провозгласил создание независимой Сахарской Арабской Демократической Республики (САДР). Этот шаг положил начало войне, длившейся до 1991 года и закончившейся перемирием с условием проведения референдума по вопросу о независимости Западной Сахары. С тех пор многое изменилось, кроме намерения Рабата присоединить эту территорию и решимости Алжира не допустить этого.

В чем ценность Западной Сахары?

Во-первых, в недрах, которые, как предполагается, весьма богаты углеводородами и другим минеральным сырьем. Во-вторых, в протяженном побережье, вдоль которого расположен один из самых богатых рыбой районов Атлантики. Плюс шельф, также, по оценкам, содержащий нефтегазовые месторождения. Кроме того, присоединение Западной Сахары к Марокко увеличивает территорию королевства почти вдвое.

Что касается Алжира, то его манит возможность получить гарантированный выход к Атлантике. И представляется, что, с точки зрения геополитики, именно этот фактор является наиболее существенным для понимания характера проблемы.

Дело в том, что прямой доступ к Атлантическому океану может сделать Алжир региональной сверхдержавой, открыв ему великолепные стратегические направления для проецирования своего энергетического, промышленного, транзитного и военного потенциала и дав все основания претендовать на лидерство и в Большом Магрибе, и в Западной Африке. Справедливости ради заметим, что способности Алжира «переварить» Западную Сахару (даже если она завтра получит независимость и станет, как надеются алжирцы, его вассалом) и превратить блестящие мечты в реальность вызывают сильные сомнения: до сих пор страна оказывалась не в состоянии справиться с собственными крайне острыми внутренними проблемами и вряд ли будет готова тратить ресурсы для освоения новых горизонтов.

Тем не менее местные элиты (прежде всего военные) вполне могут видеть в борьбе за Западную Сахару тот «национальный проект», который позволит им преодолеть перманентные внутриалжирские конфликты и мобилизовать все силы государства и общества во имя достижения великой цели. То есть, в каком-то смысле, здесь важен сам процесс, а не его результат.

Само собой разумеется, что великодержавные планы восточного соседа никак не устраивают Марокко: оно не желает терять столь богатое наследство предков, а главное – оказаться прижатым к океану и очутиться в зависимости от братьев-алжирцев. Ведь никто не даст гарантии, что эти самые братья, полностью окружив королевство на континенте, не решат в один прекрасный день превратить его в какую-нибудь «народно-демократическую республику»…

Таким образом, можно обрисовать контуры алжиро-марокканского конфликта вокруг Западной Сахары не просто как борьбу за территорию, но как экзистенциальную проблему: утратив контроль над нею, Марокко оказывается перед лицом угрозы собственного уничтожения (по крайней мере, в качестве монархии); Алжир же, отказавшись от претензий на сюзеренитет над независимой САДР, оказывается в замкнутом пространстве, давление внутри которого постоянно нарастает и грозит мощным социальным взрывом.

Делает ли это войну между этими государствами неизбежной?

По-видимому, да. В той или иной форме вооруженный конфликт между Марокко и Алжиром представляется почти неизбежным. Однако возможность прямого и тем более фронтального столкновения невысока. Причина – протяженность границ, которая превышает полторы тысячи километров. Война на таком фронте немыслима. (Кажется, последний опыт столкновения таких масштабов наблюдался во время десятилетней ирано-иракской войны. Вряд ли в Алжире или Рабате найдутся горячие головы, готовые повторить этот опыт).

Поэтому наиболее вероятным можно считать сценарий, в соответствии с которым столкновения будут локализованы на части западносахарской территории, причем алжирская армия масштабного и непосредственного участия в них принимать не станет, ограничившись поставками вооружений, разведданных, инструкторов и «добровольцев». Собственно, примерно такой и была война 1975-91 годов.

И тут встает важный вопрос: а смогут ли стороны удержать конфликт в этих рамках? Ведь все последние годы они активно наращивали свою военную мощь, готовясь к некой «решающей» схватке. Уровень их военных потенциалов исключает уверенную и быструю победу одной из сторон. Но согласиться на войну, результатом которой снова станет взаимное истощение без конкретного результата, им будет крайне сложно. А значит, будет столь же сложно отказаться от соблазна эскалации и развязывания «тотальной», а не локальной войны. Но как раз этого обе стороны не желают. Круг замкнулся: война, вроде, неизбежна, но из-за угрозы неконтролируемого разрастания она нежелательна.

Выходов из этой ситуации видится три: либо одна из сторон ждет момента, когда другая окажется настолько ослаблена, что будет не в состоянии воевать, и идет путем односторонних действий; либо каждая из сторон начинает мобилизацию внешних союзников с тем, чтобы добиться решения проблемы в свою пользу без необходимости вести тотальную войну (одновременно пытаясь ослабить соперника путем разного рода подрывных действий); либо, наконец, внешние игроки приходят к некоему консенсусу, который затем предъявляется соперникам в качестве новой основы для их взаимоотношений.

Первый вариант был не без успеха разыгран марокканцами в предыдущий период, когда Алжир был существенно ослаблен из-за кризиса власти. Режим ныне покойного президента Абдельазиза Бутефлики, выстоявший под ударами «арабской весны», оказался не в силах справиться с ее последствиями, ростом недовольства, экономическими и социальными проблемами. Политическая и военная элита долгое время не могла консолидироваться. Проще говоря, алжирцам было не до Западной Сахары.

Этим воспользовался Рабат, который объявил о создании двух новых провинций на юге королевства и развернул кампанию за признание фактической аннексии Западной Сахары. И к 2021 году свои консульства на новых марокканских территориях открыли более 20 стран. Абсолютное большинство из них – африканские государства, поддержка которых, конечно, была ценна, однако она не позволяла вывести процесс за достаточно узкие рамки африканского «междусобойчика».

Настоящий прорыв случился в октябре 2020 года, когда свое консульство на новых марокканских территориях открыли ОАЭ – первым из арабских государств. За ними последовали Иордания и Бахрейн. А в декабре того же года тогдашний президент США Д. Трамп подписал декларацию о признании суверенитета Марокко над Западной Сахарой.

Казалось бы, дело в шляпе. Получив признание своих прав со стороны Вашингтона, Рабат выиграл. Но не все так просто.

Дело в том, что Трамп поставил марокканцам условие: нормализовать отношения с Израилем. В этом, на первый взгляд, ничего особенного не было, ибо Рабат всегда поддерживал весьма тесные связи с Тель-Авивом, в том числе и официальные. Ведь в еврейском государстве проживают порядка полумиллиона выходцев из королевства, многие из которых занимают весьма важные посты в правительстве. Поэтому нынешняя «нормализация» выглядела как формальность.

Однако для Алжира сделка между Марокко, США и Израилем стала сигналом для мобилизации на борьбу с врагами «великого дела арабов» – независимости всех арабских народов, будь то западносахарский или палестинский. И мароккано-израильская «нормализация» как бы вскрыла антиарабскую сущность режима в Рабате, с которым теперь не может быть никаких компромиссов. В этом контексте смириться с марокканской аннексией Западной Сахары для Алжира стало невозможным.

С другой стороны, немаловажно, что в сегодняшних реалиях голос США далеко не всегда является решающим. За Америкой Трампа не последовал Запад. Европейский Союз, как и многие азиатские союзники США, не изменил своей позиции о непризнании прав Марокко на Западную Сахару. А это означало, что игра далеко не закончена.

И стороны перешли ко второму сценарию – мобилизации внешних союзников.

Рабат сделал ставку на Израиль. Летом текущего года здесь побывал глава МИД, а в ноябре – министр обороны Израиля. Само собой разумеется, Тель-Авив признал права Марокко на Западную Сахару, а затем – заключил секретные договоренности о поставках современного оружия, разведданных, инструкторов и т.п. США также продолжили свою традиционную поддержку Рабата.

Что касается Алжира, то он издавна ориентирован на закупку вооружений в России. Так, он уже приобрел комплексы «Искандер», ЗРК С-400, самолеты Су-34 и, возможно, Су-57. По оценкам российских СМИ, благодаря этим многолетним поставкам, Алжир располагает самой современной и мощной армией в регионе. Однако есть основания сомневаться в том, что он имеет разрешение Москвы использовать это оружие в ходе операций, тем более наступательных, в Западной Сахаре. Поэтому, чтобы иметь руки развязанными, Алжир обратился и к Турции – наследнице Оттоманской империи, в состав которой он некогда входил. И, судя по данным прессы, Анкара не отказала: турки вообще демонстрируют настойчивость в деле возвращения в свои давние зоны влияния. Дружба с Алжиром тем более естественна для них, если учесть совместную заинтересованность в делах соседней Ливии, а также алжирский нефтегазовый потенциал.

Но и этого мало: в последнее время появилась информация о том, что дружественный Алжиру западносахарский фронт ПОЛИСАРИО наладил тесные связи с ливанской Хизбаллой, а через нее – с Ираном.

Таким образом, на западе арабского мира, в Магрибе, складывается картина, во многом повторяющая ситуацию, сложившуюся на востоке, в Машрике: к решению арабских проблем получили доступ не только глобальные игроки (США и РФ), но и неарабские участники ближневосточного концерта – Турция, Иран, Израиль. И их роль постепенно возрастает, ибо арабы самостоятельно не в состоянии найти выходы из лабиринтов своей истории и географии.

И главным вопросом на сегодня видится: состоится ли переход от второго из рассматриваемых нами сценариев к войне или к консенсусу внешних игроков (третий сценарий).

Проблема в том, что внешний консенсус, как правило, недостижим без войны, ибо (как учит классическая геополитика à la Киссинджер) война – это универсальное средство для установления баланса сил. С другой стороны, опыт Сирии, Йемена, Ливии показывает: ограниченной войны тут ожидать не приходится. Но ведь тотальной войны ни Марокко, ни Алжир не сдюжат. Будь они один на один – угроза такого столкновения была бы минимальной. Но участие «помощников» в лице Анкары, Тель-Авива и Тегерана выглядит очень и очень угрожающе. Поскольку речь идет о балансе сил между ними, а не между Марокко и Алжиром.

Увы, в наше безумное время нельзя быть уверенным ни в чем. Никакие, даже самые, казалось бы, невероятные сценарии, не исключены. Так, если грянет тотальная мароккано-алжирская война, один из ее фронтов окажется на севере, в горах алжирской Кабилии: официальные лица в Рабате уже заявили о готовности поддержать стремление берберского населения этой области к независимости. А война в Кабилии может затронуть Средиземное море, а в пределе – поставить под угрозу безопасность судоходства через Гибралтарский пролив…

Чтобы избежать призрака катастрофы такого масштаба, требуется работа на двух важнейших направлениях: во-первых, нужно отрезвляющее вмешательство глобальных держав, во-вторых, необходимы усилия ответственных посредников. Учитывая опыт, наработанный в Машрике (в частности, в Сирии и вокруг нее), большую роль могут сыграть Россия и ОАЭ: именно они имеют рычаги влияния на всех трех неарабских ближневосточных игроков и могли бы конструктивно содействовать поискам компромиссов между Рабатом (ОАЭ) и Алжиром (Россия).

Фото: twimg.com