Михаил Лавров

Автор: Михаил Лавров

Саудовско-иранская нормализация: что дальше?

Анализируем ее последствия для региона и на глобальном уровне. Вне всякого сомнения, подписание в Пекине соглашения о нормализации отношений между Саудовской Аравией и Ираном является ключевым, поворотным событием в современной истории Ближнего Востока. Его значение вполне сравнимо с Кемп-дэвидскими соглашениями 1979 года или с «соглашениями Авраама» 2020 года. Оно будет иметь многоплановые последствия как на региональном, так и на глобальном уровнях. Попробуем проанализировать их. Итак, что на уровне региона? На поверхности – безусловная победа Ирана и арабов и проигрыш Израиля. Тегеран сделал еще один, принципиально важный шаг на пути полного преодоления международной изоляции и, в частности, открыл себе путь к качественному изменению отношений с арабским миром в целом. Израиль, переживающий самый глубокий кризис за всю историю своего существования, утратил стратегическую инициативу и теперь вынужден действовать в режиме реагирования на внешние вызовы. Поле для маневра перед ним быстро сужается. Арабы, напротив, получают дополнительные возможности и степени свободы для маневров и эффективной игры с тремя неарабскими полюсами в регионе (Иран, Израиль, Турция). Оценивая перспективы развития региональной ситуации в целом, следует прежде всего отметить, что ирано-саудовская нормализация делает более реальной перспективу прокладки двух параллельных мостов между Заливом и Турцией, о которых мы недавно писали: в аравийском и иранском направлениях. Это, в свою очередь, создает предпосылки для формирования арабо-турецко-иранского (исламского) треугольника и, соответственно, «маргинализации» Израиля. По сути, речь идет о возможности краха плана создания суннитско-израильской антииранской коалиции (Израиль – арабы – Турция), лежащего в основе «соглашений Авраама». В пользу такого предположения говорят и продолжающиеся уже более десяти недель беспорядки в еврейском государстве, и признаки нового ухудшения отношений между Тель-Авивом и Анкарой из-за агрессивных антипалестинских позиций крайне правых членов нынешнего правительства Нетаньяху. Сюда же можно добавить и фактический крах планов на подключение Эр-Рияда к «соглашениям Авраама». Если тенденция развития регионального баланса действительно такова, то это дает арабскому полюсу дополнительные возможности для маневра. Речь может идти о создании «двуединого» арабского ядра (например, КСА – ОАЭ), две части которого будут способны вести две параллельные партии: например, Эр-Рияд – с Тегераном, а Абу-Даби – с Тель-Авивом. При этом саудовцы могут сосредоточиться на решении спорных арабо-иранских проблем, среди которых Йемен, Ливан, Сирия, Ирак. Что же касается эмиратцев, то их зоной ответственности может стать поддержание и развитие отношений с Израилем с прицелом на формирование арабских гарантий безопасности для него. Действительно, нормализация отношений между двумя берегами Залива даст надежду на прекращение затяжного конфликта в Йемене, а также длительного и изнуряющего политического кризиса в Ливане. Вместе с тем для решения сирийской и иракской проблем потребуется тесное взаимодействие с Турцией, что естественным образом укрепит исламский треугольник и поставит Израиль в еще более неприятное положение. В этих условиях единственным региональным «утешителем» для израильтян могут стать Эмираты, которые сумели создать очень разветвленную и эффективную сеть связей и влияния на Ближнем Востоке и не только. Им вполне было бы под силу возглавить кампанию по мобилизации усилий арабов с целью не допустить полного краха Израиля (что способно вызвать катастрофические последствия для всех). Следуя этой логике, вполне допустимо предположить, что через какое-то не слишком продолжительное время арабы в лице Эмиратов предложат Тель-Авиву собственную программу «нормализации», гораздо более сбалансированную с точки зрения интересов арабского мира, а главное – предусматривающую систему израильских обязательств перед арабскими партнерами (чего не было никогда за всю историю существования еврейского государства). Несколько упрощая, можно ту же мысль сформулировать иначе: арабы могут взять на себя роль гарантов безопасности Израиля перед лицом иранской угрозы во всех ее проявлениях (будь то непосредственно военный и ядерный потенциал ИРИ, либо ливанская Хизбалла, палестинские «радикалы» – ХАМАС и пр., силы КСИР в Сирии и Ираке). Определение существа и надежности этих гарантий – дело будущего. Но логика толкает к выводу: арабы хотели бы быть сдерживающим фактором для Ирана в интересах всего региона и Израиля в том числе. В обмен на это Израиль должен будет взять на себя четкие обязательства, учитывающие интересы арабов. Их содержание – также вопрос будущего. Но в основе должен лежать юридически оформленный отказ от превентивных односторонних действий (в израильской трактовке – от безусловного и неограниченного права на самооборону). Результатом может стать складывание региональной архитектуры безопасности на основе двух осей: арабо-иранской и арабо-израильской. В идеале эта конструкция должна бы быть дополнена экономическим и инфраструктурным (транспортным) контуром, замкнутым на Турцию, которая также могла бы быть интегрирована в региональную формулу стабильности в качестве балансира между Ираном и Израилем. Таким образом в конечном итоге может быть сформирована система, органично включающая в себя три неарабских полюса, баланс между которыми поддерживался бы из Аравии. Набор инструментов такого управления должен включать в себя: механизмы «соглашений Авраама» с Израилем (которые предстоит усовершенствовать); систему экономических, инфраструктурных, а также военно-политических отношений с Турцией (создание которой уже начато и которую предстоит достроить); систему отношений с Ираном (которую предстоит создать заново).

Ближний Восток после землетрясения: как будет меняться региональная структура

Катастрофическое землетрясение, обрушившееся на Турцию и Сирию, по-видимому, может привести к существенным геополитическим сдвигам. Вернее, сделать их более очевидными. Оставаясь в рамках гипотезы, на которой мы строим свой анализ – формирование на Ближнем Востоке самостоятельной региональной структуры, основанной на трех неарабских полюсах (Израиль, Турция, Иран) и одном многостороннем арабском полюсе с центром в Персидском заливе (ОАЭ, КСА, Египет плюс Катар), – можно предположить, что основным содержанием современного этапа является усиление арабского полюса и формирование турецко-арабской оси. Возникновение предпосылок к этому можно проследить с конца прошлого года. Тогда турецкий президент Эрдоган предложил провести встречу с сирийским лидером Асадом. На фоне разгоравшихся протестов в Иране это читалось, в частности, как намерение Анкары воспользоваться ослаблением Тегерана для изменения баланса сил в Сирии в свою пользу. Однако уже тогда было понятно, что сирийский ландшафт определяется не только Россией, Ираном и Турцией; арабские страны Залива (в частности, ОАЭ) также начали наращивать свое влияние в Дамаске. Поэтому стремление Эрдогана нормализовать отношения с Асадом означало также и его предложение арабам Залива превратить Сирию в мост, соединяющий Турцию и Аравию, что, помимо прочего, служило бы достаточной гарантией против усиления здесь Ирана. Крайне примечательно, что эта идея была озвучена Эрдоганом буквально через несколько дней после землетрясения. В выступлении, транслировавшемся 14 февраля и посвященном первой оценке ущерба, нанесенного катастрофой, он, помимо прочего, заявил, что Турция и государства Залива являются «центральной осью безопасности и стабильности в регионе». При этом он подчеркнул, что Турция «придает огромное значение созданию транспортной инфраструктуры и сети железных дорог, которые свяжут регион Залива с Европой и Азией через Турцию». Думается, что этот тезис был сформулирован вне связи с землетрясением и являлся важнейшей частью турецкого видения будущего региона. Такое предположение выглядит тем более убедительным, если учесть, что в декабре 2022 года произошло ключевое событие – визит лидера КНР Си Цзиньпина в Саудовскую Аравию. Здесь прошли три китайско-арабских саммита в форматах КНР-КСА, КНР-ССАГПЗ, КНР-ЛАГ. Их результатом стало превращение арабского полюса на Ближнем Востоке в ведущего партнера Китая в регионе. В свете этого дополнение китайско-аравийского формата турецко-аравийской осью выглядит совершенно логичным. Создание такой конфигурации сулит значительные выгоды и туркам, и арабам. Она позволит перехватить инициативу у конкурентов (Иран и Израиль) и заложить прочную основу под будущий суннитский арабо-турецкий союз, опирающийся на китайскую мощь. Такой союз способен стать несущей конструкцией региональной архитектуры, к которой все остальные (будь то Тегеран, Тель-Авив, Москва, Вашингтон или Брюссель) будут вынуждены приспосабливаться. До сих пор были упомянуты лишь протесты в Иране, на фоне которых был выдвинут проект турецко-аравийской оси. Однако картину следует дополнить также и не менее значимыми беспорядками в Израиле. Приход к власти очередного правительства Нетаньяху привел к глубочайшему расколу в местном обществе, существенно ослабив израильский полюс, лишив его способности к инициативным действиям на региональной арене. Можно только гадать, волею каких сил стало возможным такое совпадение, но справедливости ради следует отметить: Израиль оказался в одиночестве перед лицом своих внутренних проблем… Поэтому остается открытым вопрос, допустимо ли рассматривать эту ситуацию, как косвенное доказательство заинтересованности неких внешних сил в том, чтобы план турецко-аравийской оси начал воплощаться в жизнь. Однако землетрясение 6 февраля внесло в него существенные корректировки. Первое, о чем может идти речь, – это статус сторон (имеются в виду Турция, с одной стороны, и арабы – с другой). Изначально все выглядело так, будто сильная и вполне уверенная в себе Турция протягивает руку партнерам, которые наращивают свой потенциал и ищут в своем окружении надежного и перспективного союзника. Но после землетрясения, которое, конечно же, ослабило Турцию (истинные масштабы ущерба еще предстоит оценить), картина обрела иные оттенки. Турки потеряли темп. Это заметно прежде всего на сирийском направлении, где арабы очень быстро начали наращивать свою активность. И если изначально Турция своей инициативой нормализации с Асадом вела игру, к которой могли подключаться арабы, то теперь арабы перехватили инициативу. В Дамаске у Асада побывало множество видных представителей арабского мира, среди которых нужно отметить глав МИД КСА и Египта. Сам сирийский президент нанес визит в Оман. О скором открытии сирийского посольства заговорили в Катаре. Наконец, фактически начат процесс возвращения САР в лоно «арабской семьи», в ЛАГ. Процесс этот выглядит как стремительная «арабизация» Сирии, тогда как Эрдоган явно хотел сделать своего соседа более «турецким». Но сейчас уже ясно, что во взаимодействии с Анкарой Асад получил новые степени свободы: он более не зависит от доброго намерения Эрдогана вывести Дамаск из международной изоляции. Этой изоляции уже фактически нет. То есть первый, ключевой шаг в эрдогановской стратегии формирования оси с Заливом – нормализацию отношений с Дамаском – турки из-за землетрясения оказались вынуждены пропустить. И конечно же, теперь уже не может быть и речи о каких-то турецких угрозах провести очередную военную операцию на сирийской территории. Все это ведет (уже привело) к тому, что отныне Асад имеет основания смотреть на Эрдогана хотя бы чуть-чуть свысока, и не исключено, что турецкого лидера могут попросить «подождать в передней», пока его сирийский коллега вдоволь наговорится со своими арабскими братьями. Или с иранскими. Ведь Дамаск отнюдь не намерен отказываться от партнерства с Тегераном. Да, в их отношениях не все гладко, и до сих пор не состоялся давно анонсированный визит президента Раиси в САР. Но весьма тесные контакты сохраняются, а в последнее время появилась информация о поставках сирийцам иранских систем ПВО. И едва ли стоит полагать, что иранцы будут спокойно взирать со стороны, как турки и арабы вовлекают Дамаск в свою игру (хотя в Тегеране и заявляли, что от души приветствуют и возможную встречу Эрдогана с Асадом, и перспективы восстановления отношений Сирии с арабским миром). Наконец, нельзя забывать, что именно в тот самый день 14 февраля, когда Эрдоган заявил о намерении создать турецко-аравийскую ось, президент Ирана Раиси прибыл в Китай. Здесь он, по-видимому, договорился о начале практической реализации программы стратегического сотрудничества между ИРИ и КНР. То есть, наряду с аравийским, появляется и иранский хаб на Ближнем Востоке. А это значит, что проект цепочки Китай-Аравия-Сирия-Турция теперь может обрести конкурента в виде проекта Китай-Иран-Сирия. Конечно, и этот второй проект может быть дополнен Турцией. Но в этом случае Анкаре придется переключаться на партнерство с Тегераном, отвернувшись от арабов. И сделать это будет крайне затруднительно, учитывая ту роль, которую арабы забрали себе в Дамаске. Все это, конечно же, неясные пока перспективы, ибо никаких хабов, мостов, осей в действительности не существует. Речь идет о тенденциях, стратегических направлениях. Но цена ошибки на этапе перспективного планирования и стратегического выбора весьма высока. Поэтому имеет смысл рассмотреть различные варианты. Первый – ось Анкара-Дамаск-Аравия. Экономические, транспортные и т.п. выгоды достаточно очевидны. А с точки зрения геополитики важно, что такая конструкция дает свободу маневра между двумя другими региональными полюсами – Ираном и Израилем. С другой стороны, сирийское звено делает эту цепочку уязвимой: и Тегеран, и Тель-Авив могут в любой момент так или иначе дестабилизировать его. Чтобы избежать этого риска, турки и арабы могут взять курс на создание военно-политического союза с целью гарантировать стабильность Сирии (на это и намекал Эрдоган). Теоретически такой союз способен стать ядром, вокруг которого в будущем сможет сформироваться более широкий альянс с участием региональных государств. Если развитие ситуации пойдет в этом направлении, это станет свидетельством того, что Ближний Восток действительно получил статус субъектности на мировой арене. Но возможно и иное развитие ситуации, к которому подталкивает исторический опыт: взаимное недоверие и внешнее воздействие не позволят региональным игрокам взять всю полноту ответственности за будущее региона на себя, и Ближний Восток вернется к своему традиционному статусу объекта на игровом поле. Второй вариант – Анкара-Дамаск-Тегеран. Он выглядит менее жизнеспособным и еще более уязвимым, ибо его реализация приведет к быстрому сплочению арабо-израильского альянса под эгидой США. Итогом станет уверенная деградация региона, его скатывание к очередному этапу конфронтации. Но почему бы не предположить возможность совмещения двух этих вариантов, то есть формирования структуры Анкара-Дамаск-Аравия/Тегеран? Ведь, в конце концов, Аравия и Иран – это все тот же Залив, а турки, арабы и иранцы – все те же мусульмане… Да и на входе в обоих случаях – все тот же Китай. В теории такой вариант выглядит неплохо и даже перспективно. Тем более что арабы и иранцы чрезвычайно настойчиво демонстрируют готовность начать процесс нормализации своих отношений. Конечно, пока дальше разговоров и полуофициальных, полуподпольных контактов дело не продвигается. Но тем не менее явное снижение напряженности в Ираке и Йемене, постепенное вовлечение арабских участников в переговоры по «ядерной сделке» свидетельствуют в пользу гипотезы о возможности преодоления арабо-иранских противоречий. Однако на практике перспектива появления такой конструкции приведет к вытеснению Израиля из региональной экономики, инфраструктуры и, как следствие, большой политики. Для Тель-Авива это представляет угрозу не меньшую, чем иранская ядерная бомба. А значит, там предпримут все возможное и невозможное, задействуют все рычаги воздействия на Вашингтон, чтобы исключить такой сценарий. Кстати, Нетаньяху уже заявил о своем твердом намерении добиться нормализации отношений с Саудовской Аравией, что, естественно, сделает невозможным саудовско-иранское сближение. Этот краткий обзор показывает, что глубинные геополитические сдвиги на Ближнем Востоке продолжаются. И ключевой точкой при этом остается Сирия. Именно за влияние на Дамаск будет разворачиваться основная борьба в ближайшее время. Для России это сулит значительные выгоды – в случае если она сможет по-прежнему сохранять прочные связи с Сирией. И вполне вероятно, что ослабление Турции в результате землетрясения сыграет нам на руку, поскольку Анкара на время утратила способность к активным инициативным действиям в регионе и поэтому очень нуждается в поддержке и страховке перед лицом активизации Ирана и давления арабов. В этих условиях перед Россией открываются новые возможности для того, чтобы управлять балансом интересов и влияния региональных игроков на Дамаск.

Суета вокруг Ливии

Наступивший год продолжает приносить сюрпризы. На сей раз мир удивила Америка: неожиданно Вашингтон озаботился судьбой Ливии. Настолько серьезно, что пару недель назад сюда прибыл шеф ЦРУ Уильям Бернс, который встретился с лидерами двух противостоящих лагерей – Абдельхамидом Дбейбой и Халифой Хафтаром. Событие действительно неординарное. США, фактически уничтожившие Ливию и до сих пор крайне мало интересовавшиеся местными делами, вдруг направляют сюда главу Центрального разведывательного управления, и он проводит переговоры с людьми, статус которых неясен: ни Дбейба, ни Хафтар не могут быть названы законными представителями государства, которого, строго говоря, не существует. В арабском мире ливийский визит Бернса вызвал настоящий переполох. В течение нескольких дней аналитики гадали, что может стоять за этим. Неужели Вашингтон решил сделать свою ставку в ливийской игре и перебить ставки всех остальных игроков помельче (Италии, Греции, Франции, Турции, ОАЭ, Египта и пр.)? Неужели специалисты из ЦРУ разработали проект «новой Ливии», а значит, можно надеяться на прекращение бесконечной войны всех против всех? На деле все выглядит гораздо прозаичнее. Будущее Ливии Вашингтон по-прежнему интересует крайне мало. На повестке дня – глобальное противодействие России. И Ливия важна здесь по двум причинам: нефть и «Вагнер». Начнем с нефти. Тут все достаточно ясно: Америка хочет во что бы то ни стало добиться роста предложения на мировом рынке, смягчить негативный эффект от попыток вытеснения с него российского черного золота. В этой борьбе Ливия способна сыграть важную роль в силу потенциальных объемов добычи, а также благодаря близости к Европе. Решить вопрос ливийской нефти можно лишь путем установления гарантированного контроля над добычей и экспортом со стороны единой политической силы. А именно этого, как известно, в Ливии нет; страна разделена на Запад – Триполи с т.н. Правительством национального единства (ПНЕ) под руководством А. Дбейбы и Восток – Бенгази, где господствуют «маршал» Х. Хафтар и его Ливийская национальная армия (ЛНА). Что касается второго пункта повестки – российской группы «Вагнер», – то тут дело гораздо более «личное» для Вашингтона. Буквально накануне поездки Бернса американская администрация заявила, что «нейтрализация» деятельности «Вагнера» становится одним из приоритетов Белого дома. Ливия же, как настаивают на Западе, является главной «базой» «вагнеровцев» в Африке. Поэтому первым шагом по «нейтрализации» должно стать удаление россиян из этой североафриканской страны, о чем глава ЦРУ и вел переговоры, в частности, с Абдельхамидом Дбейбой, главой Правительства национального единства (ПНЕ) в Триполи. Со стороны Дбейбы тезис об удалении из Ливии «иностранных наемников» встретил понимание. Действительно, глава правительства, срок полномочий которого давно истек, последовательно выступает против любого «иностранного вмешательства» в ливийские дела. И его можно понять: в условиях перманентной войны Ливия превратилась в центр притяжения для боевиков, наемников и головорезов со всего света. На этом фоне позиции Дбейбы выглядят крайне слабыми. Его правительство контролирует только часть территории страны. Его вооруженные силы недостаточно сильны, чтобы заниматься «нейтрализацией» «иностранных наемников», даже если речь идет «только лишь» о российском «Вагнере». К тому же, вопросы российского присутствия в Ливии находятся за пределами его компетенции: после турецкой интервенции 2020 года данное «досье» находится в ведении Анкары, которая – не без ведома Вашингтона – послала целый экспедиционный корпус, чтобы остановить наступление Халифы Хафтара на Триполи. Тогда был установлен некий «баланс» присутствия иностранных сил на ливийской земле, но сам Дбейба никакого влияния на ситуацию не имеет. Еще в 2021 году, только возглавив правительство, он ездил в Анкару и лично просил президента Эрдогана вывести турецкие войска, но не получил никакого ответа. И было бы наивно полагать, что сегодня его просьбы или даже требования относительно «Вагнера» будут более продуктивными. Все это прекрасно понимают в Вашингтоне. И тем более деликатной была миссия Бернса. Судите сами: для решения приоритетных для Америки проблем нефти и «Вагнера» он вынужден лично тащиться в Ливию и просить о содействии какого-то «недопремьера» какого-то «недоправительства» какого-то государства, уничтоженного Америкой! Подчеркнем: именно просить, а не требовать, поскольку Вашингтон не имеет никаких возможностей что-либо требовать от ливийцев; американцы не могут им ничего ни предложить, ни чем-либо угрожать. Они, конечно, могут при желании купить или убить и Дбейбу, и кого угодно, но, как ни крути, у них нет в Ливии ни одного настоящего партнера. Это обстоятельство совершенно парадоксально превратила позицию Дбейбы из слабой – в сильную: Америка нуждается в нем, Америка его о чем-то просит! Значит, нужно требовать хорошую цену! О чем может идти речь? Во-первых, о признании Вашингтоном его, Дбейбы, статуса стратегического партнера США (со всеми вытекающими последствиями, в частности, в виде военной помощи). Это, помимо прочего, должно позволить Триполи освободиться от чрезмерно плотной опеки со стороны Турции. Во-вторых, о том, чтобы Вашингтон убедил лагерь Хафтара (Бенгази) отказаться от борьбы и согласиться на примирение – естественно, на условиях Дбейбы (Триполи). Тем самым было бы существенно ограничено влияние арабских игроков (ОАЭ, КСА, Катара, Египта). В-третьих, о том, чтобы за Дбейбой был закреплен контроль над экспортом ливийской нефти, а также над Центральным банком. Эта повестка была принята Бернсом. Он назвал ПНЕ во главе с Дбейбой «партнером, на которого можно положиться», обещал экономическую помощь и поддержку в сфере безопасности, а главное – принял посредническую миссию и из Триполи отправился в Бенгази. Там он провел переговоры с «маршалом» Халифой Хафтаром. Некоторые детали их получасовой встречи стоят упоминания. Так, она прошла в резиденции Хафтара, а не на нейтральной территории (в аэропорту, например). И при этом – по настоянию американской стороны – на ней не присутствовал сын «маршала» Саддам Хафтар, которого многие считают приемником отца и который, судя по данным арабской прессы, ведет весьма активную деятельность вне Ливии: так, полагают, что он находился в контакте с Израилем, где вел переговоры о поставках оружия для подконтрольных ему сил. Думается, что удаление Саддама не было пустым капризом шефа ЦРУ; напротив, нельзя исключать, что тут он пошел навстречу пожеланиям самого престарелого «маршала». Дело в том, что у Хафтара-старшего давние связи с ЦРУ и с ним Бернс вполне мог вести жесткий и откровенный торг. И отец вполне мог искренне не желать, чтобы сын присутствовал при этом, был свидетелем и разделял ответственность за обязательства, принятые на себя родителем. Судя по опубликованным данным, от Хафтара Бернс потребовал содействия в формировании объединенных вооруженных сил и административных органов совместно с ПНЕ, а также гарантий того, что силы Бенгази впредь не станут препятствовать налаживанию добычи и экспорта ливийской нефти. Со стороны Хафтара, якобы, прозвучала основная просьба: учитывать интересы его лагеря при предоставлении американской помощи, не ограничиваясь одним лишь правительством в Триполи. Последовавшая за визитом Бернса активность подтверждает это. Практически сразу по его отлету состоялось несколько встреч дипломатов и военных США с руководством лагеря Бенгази. По-видимому, идея «объединенной армии и администрации» Запада и Востока страны по-настоящему захватила американцев. Это вызвало беспокойство в Турции. Сразу после главы ЦРУ США в Триполи прибыл шеф турецкой разведки Хакан Фидан. Одновременно с этим в Каире прошел новый раунд межливийских переговоров. Также Триполи посетила военная делегация Мальты (которую, по сути, можно считать представителем Британии). Затем пришла новость о начале работы российского посольства в Триполи. Таким образом, можно полагать, что начинается борьба за Ливию и ее будущее. Ведущие игроки расставляют свои фигуры. Америка уже сделала первый ход. Остальные будут действовать, отталкиваясь от заданных условий. Можно отметить первую реакцию арабского мира, вернее, его аравийско-египетского ядра: Египет, ОАЭ, КСА и секретариат Лиги арабских государств (ЛАГ) бойкотировали встречу глав МИД стран-членов ЛАГ 23 января в Триполи. Предлог – отказ признавать законность ПНЕ. Это может означать, что аравийско-египетский блок недоволен инициативами США и не намерен отказываться от влияния на ливийские дела, какими бы ни были договоренности между Бернсом и Хафтаром. Едва ли и турки в восторге от программы, предложенной Вашингтоном. Для Анкары важно, чтобы ливийские власти придерживались договоренностей о морских границах и о разработке шельфовых месторождений углеводородов, которые были достигнуты с ПНЕ. В январе 2023 года действие соответствующего меморандума было приостановлено судом в Триполи. И хотя в Турции к этому пока отнеслись спокойно как к чисто формальной, юридической проблеме, которая вскоре будет решена, тем не менее, нельзя исключать, что дело может принять и иной оборот. Например, если под давлением американцев Триполи откажется от соглашений с турками. Остальные заинтересованные в ливийской ситуации стороны – прежде всего ЕС и арабский Магриб – пока молчат. Европейцам сейчас очень проблематично обратить серьезное внимание на Ливию: мешают не только Украина, но и различия в интересах. Что касается магрибинцев, то Алжир, скорее всего, так или иначе солидаризируется с позицией аравийских монархий и Египта. Марокканцы же наоборот – станут на американскую сторону. Перед Россией в этой ситуации открывается значительное поле для маневра и игры на интересах других участников. Позволим себе предположить, что в Ливии мы можем укрепить отношения с арабами (КСА-ОАЭ-АРЕ), Турцией (в ее противоборстве с Грецией и ЕС), Алжиром. При этом, как представляется, принципиально важно не брать на себя ответственности за развитие ситуации и за будущее Ливии, исходя из того, что у России здесь серьезные позиции, но нет жизненно важных интересов.

Иранский атом: Израиль готовит сюрприз?

Похоже, политические повороты на 180° входят в моду на Ближнем Востоке. Начало положил президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, выступив с инициативой встречи со своим «заклятым братом» Башаром Асадом. Теперь же пришла очередь Беньямина Нетаньяху – нового-старого премьер-министра Израиля. Ему тоже, судя по всему, придется совершить впечатляющий кульбит: превратиться из непримиримого противника ядерной сделки с Ираном в ее промоутера. В последние дни 2022 года на сайте катарской Аль-Джазиры была опубликована статья, в которой со ссылками на израильских экспертов обосновывается поистине «революционный» тезис: возвращение к ядерному соглашению с Ираном – стратегический интерес Израиля. Более того, в материале утверждается, что задачу по восстановлению старой или даже по заключению новой «ядерной сделки» придется выполнять никому иному как Нетаньяху, последовательному противнику самой идеи каких бы то ни было сделок с Тегераном и ярому стороннику решения президента США Дональда Трампа о выходе Вашингтона из СВПД. При этом любопытна одна деталь: по данным Аль-Джазиры, на восстановлении СВПД настаивает все разведывательное сообщество Израиля за исключением Моссада (внешней разведки), который высказывается в пользу заключения нового соглашения с Тегераном… Так что же происходит? Почему Тель-Авив готовится менять курс? Прежде всего вспомним, что в течение 2022 года в Израиле был проведен целый ряд масштабных военных учений, в том числе, с участием американцев. И в итоге, по-видимому, был сделан вывод, что военное решение иранской ядерной проблемы еврейскому государству не по силам. Тем более, что действовать ему придется, скорее всего, в одиночку. Ведь США и Запад в целом полностью поглощены Украиной и Тайванем. Они не намерены брать на себя бремя еще одной войны (открытой или потенциальной) – с Ираном. А война с ним – если она будет – превратится в настоящий кошмар: тут будут и очередная палестинская интифада, и ракетные удары по израильским городам с территории Газы и Ливана, и блокада Ормузского пролива, и атаки дронов с территории Йемена и Ирака, и террористические акты по всему миру… Это – не говоря о возможных прямых военных действиях с участием иранских вооруженных сил, включая Корпус стражей Исламской революции… Короче, мало не покажется никому. Но главной жертвой в этой ситуации станет Израиль. На этом фоне паралич, в котором оказались переговоры по ядерной сделке, дает Ирану возможность наращивать усилия по обогащению урана. Согласно очередной порции разведданных, Тегеран находится «в нескольких неделях» от получения урана необходимой степени обогащения и в количествах, нужных для производства ядерного оружия. Хотя новость эта не нова (об этих «нескольких неделях» ЦРУ и Моссад чуть ли не каждый год предупреждают власти и общественность), тем не менее логика требует сдержать прогресс иранской ядерной программы. Именно – сдержать, поскольку о том, чтобы остановить ее, речь уже даже не заводят. И единственным тормозом может и должна стать «сделка». Крайне показательно, что именно эта логика была заявлена администрацией Барака Обамы, когда он шел к СВПД, и именно ее беспощадно критиковал Нетаньяху. Однако сегодня все перевернулось, и уже Нетаньяху стоит перед необходимостью «тормозить» Иран с помощью возрожденного СВПД. Как это получилось? Дело, как представляется, в том, что в 2015 году расчет Обамы, по-видимому, строился на том, что Иран, получив статус «пороговой державы» и вместе с ним – ослабление санкций, довольно быстро нормализует свои отношения с Вашингтоном, за чем последует перерождение режима в Тегеране. В результате Америка получит нового мощного союзника, да еще и «порогового», то есть такого, которого можно в любой удобный момент сделать ядерным (тот самый «ответственный игрок», о котором мечтает Киссинджер). И все это – на южных рубежах России. Для Израиля такой сценарий был неприемлем. Антироссийская зацикленность Вашингтона для Тель-Авива была (и остается) чуждой. Его интересует только собственная безопасность. А в игре Обамы она приносилась в жертву. Центральное место в американской стратегии в регионе отводилось Ирану, на что Израиль согласиться не мог. Поэтому решение сменившего Обаму в Белом доме Дональда Трампа о выходе США из СВПД было с ликованием встречено правительством Нетаньяху. Оно возвращало еврейское государство в фокус американской ближневосточной политики. Конечно, оно никак не повлияло (и не могло повлиять) на развитие ядерной программы ИРИ. Но зато оно проложило путь к Соглашениям Авраама – нормализации отношений Израиля с рядом арабских государств. Что, в свою очередь, заложило основы для прямого ответственного, не зависящего от посредников, диалога между Тель-Авивом и ведущими региональными игроками, включая Тегеран. Здесь речь идет как раз о том процессе «суверенизации» Ближнего Востока, о котором мы неоднократно говорили. Регион стремится к тому, чтобы его стабильность и безопасность приобрели самоценность, а не были, как прежде, функцией от глобальной игры Вашингтона, Москвы, Брюсселя, Пекина. Это возможно только в том случае, если ведущие региональные державы создадут собственную систему взаимоотношений и возьмут на себя ответственность за поддержание региональных балансов, не делегируя это право кому бы то ни было. Думается, что именно в этой «суверенизации» и кроется принципиальное отличие нынешней ситуации от того, что было в 2015 году. И это, возможно, позволит понять и оценить поворот на 180°, который, вероятно, предстоит совершить Беньямину Нетаньяху. Тем более, что поворот этот не сводится лишь к тому, что израильский премьер может потребовать от Вашингтона скорейшего восстановления СВПД. Не исключено, что он выдвинет некий вариант совершенно новой сделки, сторонами которой будут уже не США и ИРИ, а Иран и Израиль. Ведь, если посмотреть трезво, то возобновление СВПД от 2015 года может не произойти, например, из-за вероятного желания Запада исключить из процесса Россию. Американцы и европейцы вполне могут заявить о своем отказе ставить подписи под документом глобального значения вместе с Москвой. С другой стороны, в условиях СВО на Украине требования Запада к Ирану значительно «обогатились», в частности, за счет темы беспилотников и российско-иранского военно-технического сотрудничества в целом. Это означает, что сегодняшняя «начинка» СВПД может сильно отличаться от того, что содержалось в изначальном тексте 2015 года, и даже от тех документов, что были согласованы в ходе венских переговоров 2022 года. В этом же контексте следует указать и на явное нежелание администрации Джо Байдена возвращаться к активной работе над СВПД, тем более в момент, когда Белый дом и весь коллективный Запад выступили с однозначной поддержкой протестного движения в ИРИ. Все это в совокупности ставит под большой вопрос перспективы восстановления СВПД: слишком много новых вводных, которые могут не устроить любого из участников, будь то США, ЕС, Иран, Россия или Китай. Отсюда напрашивается логичный вывод: нужно брать курс на новую сделку с Ираном, основанную на иной системе целей и приоритетов, нежели «старый добрый» СВПД. На место глобальной логике должна придти логика региональная. Ведь, в конце концов, иранское ядерное оружие – это проблема прежде всего его непосредственных соседей: израильтян и арабов. И тут следует обратить внимание на высказывание главы МИД Саудовской Аравии Фейсала бен Фархана о том, что в случае если Иран обзаведется «ядерным оружием, готовым к применению», арабские государства Залива предпримут действия для обеспечения собственной безопасности. Почему это важно? Во-первых, потому что было использовано выражение «ядерное оружие, готовое к применению». То есть арабы исходят из того, что ядерное оружие как таковое у Ирана есть. Это значит, что все усилия международного сообщества не допустить этого, провалились. Поэтому, во-вторых, теперь все зависит от готовности стран региона самостоятельно решить проблемы своей безопасности в условиях соседства с de facto ядерным Ираном. Либо договориться с Тегераном о том, что он возьмет на себя обязательства не применять это оружие, либо – обзавестись собственной атомной бомбой. В-третьих, подчеркнем, что слова бен Фархана прозвучали буквально через несколько дней после арабо-китайского саммита в Эр-Рияде. И в связи с этим нельзя не вспомнить, что американская разведка уже неоднократно обнаруживала следы сотрудничества саудитов с китайцами в разработке то ракетных, а то и ядерных программ. Учитывая все эти факторы, почему бы не предположить, что арабы Залива вслед за израильтянами махнули рукой на СВПД как на механизм эффективного сдерживания Ирана. Что они перестали понимать логику американских политических маневров на Ближнем Востоке, видя, что Вашингтон озабочен исключительно своим противостоянием с Москвой и Пекином. И что они, наконец, решили подхватить тренд на суверенизацию региона и принять активное участие в формировании регионального баланса сил. Если это так, то вполне вероятно, что мы стоим на пороге появления не одной, а, как минимум, двух новых ближневосточных ядерных держав: Ирана и, скажем, Саудовской Аравии. Наряду с Израилем они вполне могут составить значительную часть «костяка» региональной системы безопасности. Насколько эта система будет устойчивой, эффективной, да и вообще жизнеспособной, – вопрос другой. Ведь в нее так или иначе придется вписывать и Турцию… Однако опыт сосуществования ядерных Индии и Пакистана свидетельствует, скорее, в пользу жизнеспособности подобных ядерных балансов на региональном уровне. В то же время нельзя ни на минуту забывать, что возникновение подобного баланса в непосредственной близости от российских границ создаст совершенно новую геополитическую реальность для нас. И одним из ключевых факторов эффективности российской политики на Ближнем Востоке может стать осознанное, целенаправленное взаимодействие не только с региональными державами, но и, в частности, с Китаем.

Почему Асад срочно потребовался Эрдогану?

Турецкий лидер Реджеп Тайип Эрдоган в очередной раз сумел удивить мир. Он предложил своему российскому коллеге Владимиру Путину организовать трехсторонний саммит с участием сирийского президента Башара Асада. Ну никогда такого не было – и вот опять! Все началось совсем недавно, всего несколько недель назад. В 20-х числах ноября в Москве заговорили о принципиальной готовности предоставить площадку для турецко-сирийских переговоров на высшем уровне. Об этом дали понять и в МИДе, и в Кремле. Произошло это на фоне нормализации (очень популярно это слово на Ближнем Востоке в последнее время) отношений между Турцией и Египтом. Президенты двух стран Эрдоган и Сиси встретились на открытии мундиаля в Катаре, пожали друг другу руки и даже побеседовали вполне дружески. После чего Эрдогана спросили: мол, раз уж с Египтом так все хорошо получается, не хотите ли вы и с Сирией замириться? На что мудрый турок заметил: в политике нет вечной вражды… Так что вполне возможно, что нам предстоит стать свидетелями очередного поворота на 180 градусов в региональной политике Анкары. Эрдоган, который некогда называл Асада своим братом и вместе с ним молился в дамасской мечети, с началом гражданской войны в Сирии превратился в его заклятого врага. Более десяти лет Анкара не хотела иметь с Асадом ничего общего, требуя его ухода как непременного условия восстановления мира. И теперь именно Анкара первой (!) заговорила о возможности и даже желательности личных переговоров на высшем уровне. Замечательно, что первые подходы к решению вопроса встретили великолепное «нет!» в Дамаске. Там заявили, что сейчас, накануне выборов в Турции, «не время». Вот пройдут выборы, тогда и будем разговаривать с тем, кто на них победит. Казалось бы, такую пощечину от Асада Эрдоган не может стерпеть. Он не прощал оскорблений (а это именно оскорбление) и со стороны гораздо более авторитетных персон, нежели президент САР. Однако ничуть не бывало: он не встал в позу, но решил обратиться к посреднику, которому Асад едва ли сможет отказать, – к Путину. Значит, Эрдогана действительно припекло. Мир с Асадом ему по-настоящему нужен. Но зачем? И почему именно сейчас? Большинство наблюдателей настаивают на том, что весь вопрос – в выборах. Мол, нормализация с Дамаском нужна Эрдогану, чтобы выиграть выборы. Возможно, отчасти это и так. Однако сложно представить, какие такие проблемы Асад поможет решить Эрдогану. Разве что согласится на репатриацию части сирийских беженцев, превратившихся в сильную головную боль для Турции. Но даже если подобная договоренность и будет достигнута, она поставит Эрдогана в зависимость от того, насколько быстро, четко и добросовестно Асад будет ее выполнять. Это – позиция слабого, и едва ли Эрдоган на нее согласится. Думается, что дело не в выборах. Эрдоган – настоящий политик и заботится не только о предстоящих выборах, но прежде всего о будущем своей страны. И именно забота о будущем сегодня диктует ему необходимость налаживания отношений с Башаром Асадом. Первое, на что следует обратить внимание – это та самая суверенизация региона, о которой мы уже говорили. Турция является одним из региональных центров силы, и она не может себе позволить наблюдать со стороны, как другие игроки устанавливают связи с Дамаском, стремятся втянуть его в собственные орбиты. Речь идет и об Иране, и об ОАЭ. Эрдоган просто не имеет права пропустить момент для вступления в борьбу за влияние на Асада. Отметим, что совсем недавно Анкара нормализовала отношения с Тель-Авивом. Это открыло перед ней широкие возможности для регионального маневрирования. Но реализовать их по-настоящему невозможно без доступа к Сирии (равно как и к Египту). Поэтому можно говорить о том, что выход на прямые контакты с Асадом и, более того, – дружба с ним являются логическим продолжением восстановления полномасштабных связей с еврейским государством. Рассуждая в этой логике, можно придти к выводу о том, что предложение Эрдогана о нормализации с Сирией – это ход в региональной игре: Турция помогает Израилю потеснить на сирийской арене Иран, который в настоящее время переживает сложные времена и не способен к активному сопротивлению. Второй важнейший аспект – это проблема установления морских границ в Восточном Средиземноморье. После недавнего заключения ливано-израильского соглашения по этому вопросу и с учетом планов создания в Турции газового хаба эта тема приобретает весьма большое значение. Дело в том, что морские границы Сирии не определены – ни с Ливаном, ни с Турцией. А без этого невозможно думать о по-настоящему серьезной разработке углеводородных месторождений на левантийском шельфе и о создании здесь системы подводных трубопроводов. Любопытно, что ливанцы сразу после заключения соглашения с Израилем пытались начать переговоры с Дамаском, но получили отказ. Все, в том числе и турки, прекрасно понимают, что Асад потребует очень высокую цену за свое согласие на разграничение моря. Но для Анкары в любом случае первым шагом должно стать признание Асада. И Эрдоган готов сделать этот шаг. Нужно также учитывать, что вопрос о морских границах между Турцией и Сирией напрямую связан с проблемой границ сухопутных. Сирийцы до сих пор не признают турецкой аннексии Александреттского санджака (ныне – провинция Адана) после Первой мировой войны. Понятно, что забрать обратно эту территорию Дамаск не в силах. Но он вполне может использовать этот вопрос с тем, чтобы максимально усложнить для Анкары решение вопроса о морских границах. На сегодняшний день между сторонами есть Аданское соглашение, которое может служить основой для урегулирования пограничных проблем. И Москва в течение многих лет неоднократно призывала турок и сирийцев вернуться к этому документу. Не исключено, что он так или иначе станет базой для предложенных Эрдоганом трехсторонних переговоров (если они состоятся). Возможно также, что их итогом может стать некая обновленная и актуализированная версия Аданского соглашения. Либо будет взят курс на разработку совершенно нового, более всеобъемлющего договора. Но это – дело более отдаленного будущего. Как бы то ни было, уже сейчас достаточно ясно, что настойчивое желание Эрдогана встретиться с Асадом имеет под собой веские основания. Но что это может означать для России? На поверхности лежит совершенно само собой разумеющийся тезис: конечно, для России это успех. Кремль по просьбе лидера страны – члена НАТО организует его встречу с Башаром Асадом! Одного этого достаточно, чтобы испытать вполне заслуженное чувство глубокого удовлетворения… Однако, если присмотреться, становится заметен один нюанс: а что если Асад откажется? Или просто закапризничает, начнет выдвигать предварительные условия? Ведь он теперь оказался нужен всем и вполне может позволить себе заявлять что-то вроде «сейчас не время». Кроме того, за ним стоит Тегеран. Там не могут не понимать, что игра, в том числе и с участием России, ведется на ослабление, если не вытеснение Ирана. И иранцы могут законно спросить: а почему на переговоры с Асадом не зовут нас? Не логичнее было бы использовать отработанный формат Астанинской тройки (Россия – Турция – Иран), куда и пригласить в качестве четвертого участника Дамаск? Иными словами, предложение Эрдогана Путину ведет, по сути, к существенному повышению ответственности России за развитие ситуации в Сирии и в регионе в целом. Безусловно, это позволяет оказывать влияние (иногда – решающее) на динамику баланса сил. Вместе с тем остаются неясными перспективы «монетизации» столь важной и ответственной роли. Политически и геополитически Россия набирает очки. Необходимо создать механизм их конвертации в конкретные экономические выгоды.

Ближний Восток на пути к стратегической самостоятельности?

В течение многих десятилетий развитие, в частности, политическое, Ближнего Востока было «производной» от мировых трендов. Немного упрощая, можно сказать, что мир и война здесь зависели от решений и действий прежде всего внешних игроков, будь то «державы» 19-го века или «великие державы» века 20-го. Однако сейчас можно видеть все больше свидетельств «суверенизации» региона: внутренняя динамика ближневосточных политических процессов начинает превалировать, и теперь уже внешние игроки оказываются вынужденными подстраиваться под нее. Во всяком случае, такое впечатление складывается при взгляде на ситуацию с точки зрения нашей базовой гипотезы, согласно которой основу региональной архитектуры составляет система отношений между тремя неарабскими странами – Ираном, Израилем и Турцией, – а также неоднородным «арабским Машриком» (Востоком), внутри которого доминирует свой треугольник – КСА, ОАЭ, АРЕ, дополняемый Катаром. В рамках такой схемы мы видели некоторое время назад, как целенаправленно повышался статус Ирана – практически до уровня «ответственного регионального игрока» и ядерной державы de facto. Это поставило Тегеран на одну доску с Тель-Авивом и Анкарой. В этом своем новом – признанном – качестве Иран повел дело к нормализации отношений с арабами (прежде всего, КСА). То есть, по сути, он пошел тем же курсом, на который чуть-чуть ранее встал Израиль и по которому так же движется Турция. Ирано-арабская нормализация велась на трех основных площадках – в Ираке, Ливане и Йемене; главным ее содержанием было балансирование интересов Тегерана и Эр-Рияда. И, судя по всему, процесс этот шел и идет, в целом, продуктивно. Судите сами: в Ираке парламент наконец-то смог избрать президента и назначить новое правительство – и это несмотря на волну беспорядков, потрясших страну в конце лета – начале осени. В тот момент казалось, что никакого компромисса не будет, однако оказалось, что, напротив, компромисс родился как результат «мятежа» сторонников Муктады ас-Садра. В Ливане также был достигнут компромисс: там Хизболла одобрила соглашение с Израилем о морских границах. Не вдаваясь в толкование всех тонкостей региональной политики, все-таки можно сделать вывод: этот факт – сигнал о том, что Тегеран не станет стеной на пути израильско-ливанского примирения (или, говоря в местном контексте, «нормализации»). А это, в свою очередь, можно понимать как обеспечение иранцами себе более выгодных позиций в торге с КСА по вопросу о новом ливанском президенте. Ведь теперь, если Эр-Рияд не сумеет договориться с Тегераном по этому вопросу, под ударом окажется судьба морского соглашения. То есть, тем самым саудовцы окажутся в оппозиции не только иранцам, но и израильтянам и американцам (основным спонсорам и авторам ливано-израильской сделки по морским границам). Наконец, в Йемене, несмотря на то, что сроки договоренностей о прекращении огня между хуситами и правительством (а по факту – просаудовской коалицией) истекли, тем не менее масштабные боевые действия не возобновились. Стороны явно стремятся не нарушить равновесия. Конечно, на этом фоне весьма грозно прозвучали публикации в американской прессе «откровений» саудовской разведки о якобы «неминуемых» атаках Ирана на его арабских соседей и прежде всего на саму КСА. В ответ на этот «призыв» Вашингтон даже направил «в сторону Ирана» свои боевые самолеты с баз в Заливе. Наконец, Эр-Рияд заявил, что прекращает контакты с Тегераном, что, видимо, означало закрытие переговоров в Багдаде, которые стороны вели в течение достаточно долгого времени с целью восстановления дипотношений. Вся эта бутафория, особенно в условиях непрекращающихся беспорядков в ИРИ, казалось бы, должна была свидетельствовать о срыве попыток арабо-иранской нормализации. И если так, то за этим должна последовать очередная волна эскалации, которая неизбежно вернет регион под полный контроль внешних сил во главе с США, а значит, говорить о «суверенизации» Ближнего Востока не приходится. Однако представляется, что дело обстоит несколько иначе. И ключом к пониманию ситуации служит смена правительства в Израиле, вернее, первые заявления нового-старого премьера Нетаньяху, в которых он обрисовал приоритеты своей региональной стратегии. Номером один там числится вовлечение в нормализацию с Израилем новых арабских стран. И только номером вторым – противодействие Ирану. То, что Иран отошел на второй план – уже само по себе новость. Но главный вопрос, который хотелось бы прояснить: с какими именно арабскими странами Биби намерен «нормализоваться»? Ведь если посмотреть внимательно, то весь потенциальный резерв на этом направлении исчерпан: Израиль уже имеет отношения с Египтом, Иорданией, ОАЭ, Бахрейном, Марокко, отчасти – с Суданом. Вне процесса «нормализации» остались либо «непримиримые» - такие как Алжир, Ирак, Тунис, Сирия, Ливан; либо «ненужные» (потому что полуразваленные) вроде Ливии, Йемена; либо те, кто уже по факту сотрудничает с Тель-Авивом, но не хочет делать это официально – Оман, Катар. Эти последние, кстати, могут представлять немалый интерес, наряду, например, с Кувейтом. Но все-таки главная цель «нормализации» - это Саудовская Аравия. Не может быть сомнений в том, что именно ее вожделеет заполучить Тель-Авив – равно как и Тегеран, и Анкара. Если оценить события последних недель с этой точки зрения, то можно предположить, что суть происходящего, в частности, в Иране, а также в ирано-саудовских отношениях – это «ревность» израильтян. Они не могут допустить, чтобы ИРИ нормализовала свои отношения с КСА первой. Это значит, что между Израилем и Ираном разгорается борьба за Саудовское королевство – совсем как за сердце прекрасной (и сказочно богатой) царевны. До недавнего времени инициатива была в руках иранцев, и дело почти дошло до восстановления дипотношений с саудитами. Но взрыв широкомасштабных беспорядков в Иране сорвал этот процесс, и теперь инициативу готов перехватить Нетаньяху. При этом и Анкара не стоит в стороне, она так же хочет быть первой, кто заполучит Эр-Рияд в свои объятия. Турки давят на экономику: в ходе визита наследного принца КСА Мухаммеда бен Салмана в Турцию несколько месяцев назад были подписаны миллиардные контракты, и это – козырь, которым не могут похвастаться ни Израиль, ни Иран. Кроме того, турки, в отличие от двух своих соперников, наладили отличные отношения с ближайшими и весьма влиятельными соседями КСА – Эмиратами и Катаром. А еще они могут выступить в качестве союзника саудитов в Сирии (и Ливане), балансируя там влияние Ирана и Израиля. Оценивая ситуацию взаимодействия в рамках треугольника нужно всегда иметь в виду, что каждый из «углов» стремится не допустить союза против него двух других. То есть для Ирана страшен не Израиль или Турция как таковые, но их тандем. И это же касается всех других: Тель-Авив заботится о том, чтобы Тегеран и Анкара не стакнулись, а Анкара – чтобы этого не произошло между Тегераном и Тель-Авивом, каким бы невозможным этот вариант ни казался. Если исходить из того, что на данный момент главная борьба разворачивается между Израилем и Ираном за право «нормализации» с Саудовской Аравией, решающая роль может оказаться у Турции: именно она способна качнуть чашу весов в ту или иную сторону. Поэтому, прежде чем завоевать сердце саудитов, соперникам придется побороться за симпатии турок. У израильтян дело пошло споро: восстановление дипотношений, визит президента в Анкару, возобновление военно-технического сотрудничества и т.д. Иранцы вроде бы отстают. Но у них – свой набор предложений наследникам османов: тут главное блюдо – совместная борьба с курдскими боевиками в Иракском Курдистане. И, как можно видеть, на этом поле ИРИ и ТР вполне способны к совместным действиям: массированные удары иранского КСИР по курдским базам в Ираке фактически совпали с аналогичной турецкой операцией. Да и на сирийской почве у Ирана, наверное, есть, что предложить туркам. Особенно учитывая проект турецкого газового хаба, который смог бы вывести иранский газ на мировые рынки. Словом, возможность ирано-турецкого тандема, способного сделать Эр-Рияду предложение, от которого будет крайне трудно отказаться, не может не волновать (если не пугать) Тель-Авив. Здесь понимают, что удержать Анкару в израильской орбите очень непросто; она в любой момент может выскользнуть из рук. Поэтому не удивительно, что израильтяне втягивают в свою игру «родного брата» Турции – Азербайджан, при этом планомерно стравливая Баку и Тегеран. Расчет несложен: взаимная неприязнь между Азербайджаном и Ираном, их взаимные провокации (благо, есть Армения) заставят Анкару встать на сторону Баку и против Тегерана. Это – дополнительная страховка… Можно разбирать ситуацию и дальше, постепенно расширяя географию и/или углубляясь в местные проблемы. Однако представляется, что приведенного анализа достаточно, чтобы убедиться: политические процессы в ближневосточном регионе обретают собственную динамику, собственное содержание. Игра, которая ведется внутри описанных нами контуров, - не производная от развития внешнего, глобального окружения. И это – главная характеристика нового этапа регионального развития.

Иран – de facto ядерная держава

События в Газе, а также ситуация вокруг восстановления СВПД свидетельствуют: Иран превратился в «ответственного игрока» на Ближнем и Среднем Востоке. Начнем с венских переговоров по СВПД. Главный их итог – наделение ИРИ статусом ядерной державы de facto. И официальный Тегеран, и американская сторона выступили с заявлениями о том, что для создания атомной бомбы иранцам требуется «несколько недель», но они в этом не заинтересованы. В переводе на русский это означает: Иран уже обладает ядерным оружием, и это – новая реальность. Однако входить в клуб ядерных держав de jure Иран не намерен, он желает оставаться в таком же положении, что и Израиль, то есть быть ядерной державой «по умолчанию». Это означает, что отныне за Тегераном признана его доля ответственности за состояние дел в регионе от Средиземного моря до Афганистана и от Кавказа и Каспия до Йемена. Наиболее явно эта новая роль ИРИ была продемонстрирована в Газе и Ираке. В событиях в Газе обращает на себя внимание прежде всего тот факт, что с палестинской стороны главную скрипку играл Исламский джихад (ИД) - иранский клиент. Но не менее важно, что ХАМАС – доминирующая сила в секторе и клиент Катара, ближайшего союзника Ирана в Заливе – не принимал никакого видимого участия в боевых действиях. Это может служить явным доказательством того факта, что Иран теперь полностью контролирует Газу, имея здесь двух наиболее мощных представителей. При этом каждый из них вполне способен наносить по Израилю весьма чувствительные удары. И только Аллаху известно, что будет, если силы ИД и ХАМАС объединятся и ударят вместе… А поскольку за их спинами стоит Иран, то Израилю придется обеспечивать свою безопасность на южном направлении в диалоге с ним. Если же обратить внимание на тот факт, что ИД действует не только в Газе, но и на Западном берегу реки Иордан (ЗБРИ), то получается, что и на восточном направлении безопасность Израиля зависит от Ирана. Ведь позиции ИД здесь укрепляются, и он вполне в состоянии вступить в борьбу за контроль над Палестинской администрацией и за наследство престарелого Махмуда Аббаса. По сути, на ЗБРИ Израилю Ираном предложен выбор: либо продолжать делать ставку на раздробленность палестинцев, либо – ставить на ИД как представителя Тегерана. В первом случае Тель-Авив остается в привычной роли манипулятора, имея дело с огромным числом разношерстных палестинских группировок, каждая из которых ориентирована на своего «патрона» из числа арабских столиц: Эр-Рияд, Абу-Даби, Каир, Доха, Алжир… Но надо иметь в виду, что Тегеран намерен бороться с этим разноголосием, будет всеми силами укреплять своего клиента – Исламский джихад – и добиваться его доминирования, имея при этом в союзниках, как минимум, Катар. Это означает дестабилизацию Западного берега. И Израилю надо решить, нужна ли она ему. Если же Израиль уже сейчас согласится на то, чтобы ИД стал лидером, Иран готов взять на себя ответственное управление всеми палестинскими силами и в Газе, и на ЗБРИ. Более того, он же гарантирует управляемость и на северном, ливанском направлении. Ведь Хизбалла воздержалась от ударов по Израилю во время его столкновения с ИД в Газе. Но могла и ударить… Однако ограничилась лишь предупреждением: если вы не прекратите операцию в газе, мы атакуем ваши газовые месторождения в Средиземном море. Что Хизбалла в состоянии это сделать, она уже продемонстрировала. Так что в серьезности угроз сомнений в Тель-Авиве не было. И по информации некоторых арабских СМИ, именно они заставили израильтян остановить операцию «Рассвет». Так ли это на самом деле, не столь важно. По-настоящему важно, что Хизбалла (вкупе с ИД и ХАМАС) выступила в качестве полностью управляемого инструмента иранской политики, цель которой – доказать способность Тегерана контролировать ситуацию вокруг границ Израиля. И тем самым убедить израильтян в том, что их безопасность зависит от стратегического диалога с Тегераном. Добавьте сюда еще особые отношения Тегерана с Дамаском, и получится совершенно однозначная картина: Иран вышел к границам Израиля почти по всему их периметру, за исключением египетского и иорданского направлений. Но и здесь есть уязвимое место – Красное море, в котором уже обосновался иранский военный флот. Во всяком случае, Тегеран объявил, что его боевые корабли отбили там атаку неких «пиратов». Серьезность ситуации заключается в том, что отмахнуться от Ирана, отказаться от диалога с ним для Израиля невозможно. Ибо Иран – такая же ядерная держава, ровня Израилю. Это – явная победа ИРИ, которая переиграла не только израильтян, но и арабских соперников: ОАЭ, Саудовскую Аравию и Египет. Логика «соглашений Авраама» лишила их пространства для маневра. Абу-Даби и Эр-Рияд вынуждены были отказаться от значимой поддержки своих клиентов среди группировок палестинского сопротивления. Поэтому их влияние на ситуацию в Палестине будет сокращаться. Можно ожидать, что и в Ливане тоже. Что же до Каира, то он, взяв на себя роль посредника между Исламским джихадом и Тель-Авивом, попытался сыграть на стороне Израиля: как утверждают в ИД, египтяне дезинформировали движение относительно истинных намерений израильской армии начать военную операцию. Едва ли после этого к ним сохранится прежнее доверие. Таким образом, после августовских событий в Газе палестинцы убедились, что их бывшие арабские «патроны» фактически отвернулись от них и теперь полагаться можно только на Иран.

События в Карабахе: незаметная победа России

На прошлой неделе резко обострилась обстановка в Карабахе. Вновь гремели выстрелы, есть убитые и раненые. Но, прежде чем рассмотреть эти события и понять их, нужно разобраться, что им предшествовало. К середине июля ситуация развивалась позитивно. Ежедневные акции протеста, продолжавшиеся в Армении в течение многих недель, понемногу утихли; правительство Пашиняна сохранило контроль над ситуацией и продолжило налаживать контакты и с Турцией, и с Азербайджаном. На этом фоне Баку договорился с ЕС о перспективах наращивания энергопоставок в Европу. Параллельно велись активные переговоры между Азербайджаном, Грузией, среднеазиатскими республиками и Турцией по вопросам развития транспортных коридоров через Каспий и Закавказье. При этом явственно звучал тезис о том, что Армения могла бы с выгодой для себя подключиться к этим проектам. Все это позволяло надеяться на постепенный прогресс, итогом которого должна была стать полная нормализация обстановки, заключение мирного договора между Ереваном и Баку, разблокирование армяно-турецкой границы, создание основы для развития транспортных артерий по линиям Восток-Запад и Север-Юг. Главное тут было не спешить, не подгонять процессы искусственно. Ключевой вопрос, как и прежде, – статус Нагорного Карабаха. Всем, включая Ереван, ясно: те территории, что отошли к Азербайджану по итогам войны, остаются за ним; судьба же остального Арцаха будет решаться позже, причем с обязательным учетом интересов Баку. Но официальное, окончательное признание этого со стороны Армении – самый драматичный момент, ход ва-банк, точка невозврата. После этого шага Армения станет крайне уязвимой, здесь может произойти все что угодно. Понятно, что будет недовольство. Понятно, что правительство будет резко ослаблено. Но каких масштабов это все достигнет – неизвестно. И все будет зависеть от игры, которую ведут внешние силы: Россия, ЕС, США, Турция, Иран. Для Еревана же этот вопрос звучит примерно так: кто даст ему гарантии стабильности в стране? Кто обеспечит поддержку властей в неизбежном столкновении с противниками (внутренней оппозицией, возмущенными арцахцами, внешними конкурирующими игроками)? В принципе, такие гарантии дают Россия и ОДКБ. НО! Россия в одиночку, без координации, как минимум, с Турцией, Ираном (и Азербайджаном) с этим не справится. Действовать без их согласия – значит создавать основы для нового конфликта. А именно этого и добиваются на Западе в стремлении открыть «второй фронт» против РФ. При этом надо четко понимать, о каком конфликте может идти речь: до сих пор не было прямого столкновения между Азербайджаном и Арменией – членом ОДКБ. Если – не дай Бог! – оно произойдет, то в войну обязана будет вступить ОДКБ, что приведет к непредсказуемым, но крайне тяжелым для всех последствиям. Поэтому так важно добиться четкой и гарантированной координации между Россией, Турцией, Ираном, Азербайджаном и Арменией. Но это требует времени. Нет сомнений, что карабахская проблема обсуждалась в Тегеране во время саммита Астанинской тройки (Россия – Иран – Турция) 19 июля. И вполне вероятно, что там был достигнут определенный консенсус. Три страны, по-видимому, давали Еревану необходимые гарантии. Иначе вряд ли секретарь армянского Совбеза А. Григорян заявил бы 20 июля во всеуслышание, что в Армении не исключают заключения мирного договора с Азербайджаном без окончательного решения статуса Нагорного Карабаха. Это – очень серьезное заявление, которое говорило о том, что правительство Пашиняна готово сделать «шаг в неизвестность», полагаясь на гарантии «тройки». По сути, это означало, что путь к миру открыт. Вероятность этого была тем более велика, что Евросоюз, также активно работавший на карабахском направлении, вел дело к тому же. Так, во всяком случае, казалось, при взгляде на миссию главы Евросовета Шарля Мишеля, и Москва, кстати, приветствовала усилия Брюсселя. Однако с начала августа ситуация стала стремительно портиться. Сперва из Франции на родину потянулись ярые армянские националисты – дашнаки. Ереван был вынужден запретить им въезд в Армению. Это, естественно, вызвало недовольство в обществе, дало повод обвинить правительство в антинациональной политике. Затем последовали сообщения о минировании ереванского метро. Они оказались ложными, но спокойствия не придали. Знающие люди тут же привели пример Молдавии, где подобное «минирование» столичного аэропорта и госучреждений продолжалось ежедневно в течение нескольких недель. И если в Кишиневе на это реагируют спокойно, то в Ереване последствия могут быть куда более серьезными… И на этом фоне началось резкое обострение в зоне ответственности российского миротворческого контингента в Карабахе. И тут уместно вспомнить, что в середине июля в Ереван неожиданно прибыл Глава ЦРУ США Бернс. О чем он говорил с Пашиняном, неизвестно. Однако было бы логично предположить, что цель его визита была не столько в переговорах как таковых, сколько в том, чтобы продемонстрировать благожелательное отношений Вашингтона к Армении и армянам перед лицом «турок». В этом контексте очень важно, что США умело манипулируют темой Геноцида армян, поддерживая и в самой Армении, и в Карабахе, и в армянской диаспоре по всему миру иллюзию искренней проармянской позиции. Американские политики не останавливаются даже перед гневом и негодованием со стороны союзника по НАТО – Турции, регулярно поднимая вопрос о признании Геноцида. Эта игра подпитывает надежды армянских националистов и других «непримиримых», дает им повод рассуждать об «опоре на Америку» в противоборстве с врагами Армении. И очень возможно, что именно в рамках этой игры и был осуществлен визит Бернса в Ереван. Он еще раз дал «иллюзию надежды» «непримиримым» в Карабахе. Насколько можно судить, она была рассчитана на возобновление масштабных боевых действий, после чего последовали бы обвинения в адрес российских миротворцев (неэффективность, неспособность выполнения миссии), их втягивание в конфликт и обвинение в предвзятости. Параллельно готовились шаги по втягиванию в военные действия и Ирана (по следам прошлогодних событий). В итоге должна была получиться картина срыва перемирия в регионе из-за безответственности Москвы и Тегерана. Этого было бы достаточно для достижения минимальных целей: подрыв российских позиций в Закавказье, ухудшение отношений с Ираном и Турцией (примечательно, что почти одновременно обострилась ситуация в Ираке, где Тегеран и Анкара соперничают за влияние). Если бы все это переросло в раскол «астанинской тройки» и в новую войну в Карабахе, была бы достигнута и максимальная цель. К счастью, этот сценарий не сработал. И это, без преувеличения, можно назвать важной победой России. Конечно, на фоне событий вокруг Украины она не слишком заметна. Но это не умаляет ее значимости. Судя по всему, хорошо сработала российская разведка: параллельно с визитом Бернса в Ереван в Баку побывал шеф СВР Нарышкин; вполне возможно, что он проинформировал азербайджанскую сторону о существующих рисках. В то же время координация между РФ, ИРИ и Турцией не позволили ситуации выйти из-под контроля. Обращает на себя внимание и интенсивность телефонных контактов Кремля с Ереваном (два разговора за неделю), равно как и уверенное поведение Пашиняна внутри страны. Нельзя не отметить и последовательный курс соседней Грузии на сохранение нейтралитета в противостоянии Запада и России. Если бы политика Тбилиси имела иную направленность, все могло бы пойти значительно хуже. Словом, на сей раз можно констатировать, что попытки дестабилизации вокруг Карабаха удалось купировать. И этот успех необходимо закрепить и развить. О чем может идти речь? В первую очередь, об изменении роли российского миротворческого контингента, причем не только с военной точки зрения, но и в плане политической и идеологической. Она должна быть усилена. Статус наших военнослужащих как главных гарантов безопасности региона и его населения должен быть неоспоримым. Параллельно должны создаваться действенные гарантии безопасности со стороны азербайджанских сил: Баку обязан доказать свою способность работать на местности во имя мира, установления взаимного доверия. Без сомнения, это будет непросто, и здесь тоже роль российских миротворцев трудно переоценить. Большая ответственность ляжет на Иран и особенно Турцию. Они должны приложить максимум усилий и проявить максимум гибкости, чтобы добиться положительных результатов в деле разблокирования границ и транспортных связей, налаживания торгово-экономического взаимодействия с Арменией и Карабахом. Вполне понятно, что интересы Анкары и Тегерана в регионе разнятся. Поэтому важно не допустить перерастания их соперничества (которого не избежать) в конфликты, в которые обязательно будут втянуты Баку и Ереван. И, конечно, все участники процесса несут ответственность за стабильность внутриполитической ситуации в Армении. Она очень хрупкая, и понятно, что противники урегулирования (как внутренние, так и внешние) будут стремиться расшатать ее.

Марокко и Алжир: битва за Западную Сахару откладывается?

Обстановка на «Крайнем Западе» арабского мира – в Магрибе – остается стабильно напряженной. Как мы уже отмечали, между двумя основными региональными игроками – Марокко и Алжиром – продолжается латентный конфликт за Западную Сахару (ЗС). Стороны постепенно повышают ставки, однако намерения переводить конфликт в активную, военную фазу ни у кого из них нет. Несмотря на то, что принципиальных изменений в ситуации нет, тем не менее бурные события этого года внесли некоторый коррективы. Во-первых, как мы и предполагали, Алжир взял курс на решительное наращивание военного потенциала и его демонстрацию. Сенсацией стал военный парад 5 июля (первый с 1989 года), в день 60-летия независимости АНДР. На нем было показано множество нового оружия и техники, приобретенной у России, Китая, других стран. Тем самым был поддержан имидж алжирской армии как сильнейшей в регионе. Во-вторых, в регионе продолжает углубляться поляризация: Алжир все больше отходит от США и американских союзников в Европе (Франция, Испания) и укрепляет связи с Россией, а Марокко, наоборот, наращивает взаимодействие с Вашингтоном, Парижем, Тель-Авивом, тогда как отношения с Москвой ухудшаются. Так, появилась информация о том, что российская сторона попросила перенести место проведения форума «Россия – Арабский мир» из Марракеша в Каир. Эта, казалось бы, незначительная деталь расценивается марокканцами как свидетельство пренебрежения к ним, особенно учитывая, что форум в Марракеше должен был состояться еще в 2020 году. Пожалуй, самые интересные изменения произошли в связи с нарастающим «европейским энергетическим голодом». В условиях отказа от российской нефти резко возрос интерес к поставкам алжирских углеводородов. При этом надо иметь в виду, что Алжир перекрыл газопроводы, идущие в Марокко и Испанию (так он наказал Мадрид за поддержку марокканской позиции по ЗС). И тут же начались переговоры о закупке алжирского газа Италией. Подписанные с Римом документы практически гарантируют, что итальянцы не пойдут по стопам Испании и не станут на сторону Рабата в споре за Западную Сахару. Вполне вероятно, что от опрометчивых шагов воздержатся и другие члены ЕС. В результате Алжир может достаточно уверенно полагать, что единой промарокканской позиции в Евросоюзе не будет. Марокканцы приняли этот вызов и выступили с проектом строительства подводного газопровода, который должен пройти вдоль африканского побережья от Нигерии до Гибралтара и дальше на Иберийский полуостров. По задумке Рабата, эта затея должна обеспечить ему лояльность практически всей Западной Африки, а также усилить симпатии к нему со стороны Европы. Но этот проект представляется столь же фантастичным, сколь и дерзким. Специалисты полагают, что он неокупаем, особенно с учетом специфики газодобычи в Нигерии. Со своей стороны Алжир выдвигает альтернативу – проложить из той же Нигерии трубопровод через Сахару, выведя его в Европу на близких ему Апеннинах. Хотя эта идея имеет более долгую историю и, соответственно, лучше обдумана и просчитана, перспективы ее реализации так же упираются в Нигерию и ее нефтегазодобывающую отрасль. На которую ни Алжир, ни Рабат – пока – влиять не в состоянии. И это – не говоря уже о возможных сложностях при получении права на прокладку трубы через территорию Нигера (союзника Франции, которая на нынешнем историческом этапе вновь является заклятым врагом Алжира). Во всем этом нет ничего принципиально нового, кроме, пожалуй, попыток Марокко использовать энергетическое «оружие»: до сих пор на этой доске королевство не играло. Однако Рабат, насколько можно судить, намерен активизировать работу по раздуванию сепаратистских тенденций внутри Алжира. Мы уже упоминали о Кабилии: Рабат заявил о своей готовности признать независимость этой зоны берберских племен на севере Алжира. Но на этом дело не заканчивается. Вполне можно ожидать, что Марокко обновит свои претензии на алжирский Тиндуф, который марокканцы называют «Восточной марокканской Сахарой». Хотя темы Кабилии и Тиндуфа тоже отнюдь не новы в отношениях между двумя магрибинскими соседями, тем не менее в нынешних условиях они могут «заиграть новыми гранями». Дело в том, что марокканцев могут поддержать или даже «поощрить» их старые (США, Франция) и новые (Израиль) союзники. Вполне можно представить, что поляризация Африки, которая разворачивается все последние годы, захватит и Магриб. Ведь борьба за влияние на Черном континенте усиливается (о чем можно судить хотя бы по совпавшим по времени африканским турне главы МИД РФ С. Лаврова и президента Франции Э. Макрона), и глобальные игроки не смогут обойти вниманием столь влиятельные государства, как Марокко и Алжир. Едва ли США, Франция и Израиль откажутся от попыток дестабилизации российского стратегического союзника Алжира, и марокканские планы ослабить противника за счет инспирирования сепаратизма в Кабилии и Тиндуфе придутся здесь как нельзя кстати. Если это так, то перед другими участниками игры – Россией, Турцией, Ираном – встают новые проблемы. Достаточно ясно, что Москва займет твердую позицию в защиту единства и стабильности АНДР. Не исключено, что Турция также будет против нагнетания обстановки: содействие Алжира необходимо ей для уверенного обустройства в Ливии. К тому же Анкара вряд ли оставила планы по сотрудничеству с Алжиром в споре с израильско-греческими проектами по прокладке трубопроводов из Леванта в Европу по дну Средиземного моря: можно быть уверенным, что Алжир будет противодействовать любым инициативам Тель-Авива на этом направлении. Что касается Ирана, то его африканская политика пока не отличается особой активностью; по крайней мере, она несравнима с активностью, например, Турции. Но думается, что уже в ближайшее время мы сможем наблюдать наступление Тегерана на этом направлении, и Алжир, занимающий последовательно антиизраильскую позицию и стоящий в оппозиции к арабским монархиям Залива, является его естественным союзником. Марокко же, согласившееся на нормализацию с Еврейским государством, напротив, оказывается в стане врагов. Остается Китай. Пекин, подобно Вашингтону, признал суверенитет Рабата над Западной Сахарой. Однако сделано это было из чисто прагматических соображений: Марокко является важной частью проекта «Один пояс, один путь», его конечной точкой на берегу Атлантики. Скорее всего, свое признание марокканских прав на ЗС китайцы дали именно учитывая этот фактор. Вместе с тем Китай едва ли согласится поддерживать Рабат в разжигании сепаратизма в алжирских провинциях, тем более – с учетом претензий к ним со стороны королевства. Напротив, КНР будет с выгодой для себя продавать оружие алжирцам. Дружественные связи с ними всегда могут быть использованы для торговли с марокканцами…

Байден все-таки едет

Необычное впечатление складывается при взгляде на Ближний Восток в преддверии визита туда президента США Джо Байдена. Событие, что и говорить, важное. Ведь это – первый его визит в регион, и до сих пор нынешняя администрация Белого дома не предъявила собственной региональной доктрины. Всем ужасно интересно, что же это такое – ближневосточная политика Байдена. Традиционно от направления и содержания ближневосточной стратегии США зависит практически всё в регионе. Это та тема, вокруг которой разыгрываются все комбинации, создаются коалиции, возникают конфликты и т.п. Однако за полтора года, прошедшие с начала президентства Байдена, генеральная американская тема так и не задана. За это время на Ближнем Востоке накопилось множество проблем, каждой из которых американцы так или иначе занимаются, но целостной картины из такой мозаики не складывается. Поэтому неудивительно, что байденовского визита ждут с нетерпением все. Тем более, что его сроки переносились. Словом, можно было бы сказать, что «весь мир (или хотя бы весь регион) замер в ожидании приезда Байдена»… Но все оказывается не так. Регион отнюдь не замер. Напротив, активность местных политиков, королей, президентов, глав правительств, дипломатов, наверное, никогда не была столь высока. Все повидались и провели переговоры со всеми, и не по одному разу. И что замечательно: эту активность нельзя сравнить с лихорадкой перед большим событием, когда в спешке «сверяют часы», допечатывают документы, расставляют столы и стулья, прилаживают флаги, проверяют работу микрофонов и кондиционеров, наличие воды в кулерах… Такая ажитация накануне приезда «хозяина» осталась в прошлом. Теперь же все выглядит по-иному. А именно: президента США ждут не как «директора», который информирует о стратегических целях, дает ценные указания, обязательные к исполнению, и распределяет роли. Его ждут как партнера, которому будут предложены варианты взаимодействия и условия сотрудничества. В этом и заключается главная особенность «исторического» визита Байдена: Америка утратила инициативу. Не она предлагает и располагает. Не она формирует повестку. И глава Белого дома едет на Ближний Восток, не зная заранее результатов своих переговоров там. Такое, действительно, происходит впервые за многие и многие годы, если не десятки лет. Видимо, чтобы снять это ощущение, Байден в преддверии своей поездки опубликовал статью, в которой сделал попытку изложить собственную повестку. Ее тезисы уже много раз цитировались, поэтому нет необходимости на них останавливаться подробно. Однако несколько замечаний сделать все-таки будет уместным. Байден настаивает на том, что нынешнее состояние ближневосточного региона гораздо более спокойно и мирно, нежели ранее. При этом он указывает на снижение террористической активности в Ираке, восстановление единства арабских стран Залива, перемирие в Йемене, изоляцию Ирана, предотвращение крупномасштабной войны в Газе и возобновление прямого диалога между высшим руководством Палестины и Израиля. Все это, по уверению Байдена, есть заслуга США. Для американской публики такое описание ситуации, может быть, и приемлемо. Однако любой более или менее серьезный анализ меняет картину. Дело в том, что практически все перечисленные президентом США позиции в значительной степени завязаны на Иран. И ни на одном из этих треков не могло и не может быть никаких существенных изменений без согласия на то со стороны Тегерана. И прежде всего в Ираке и Йемене. Неужели в Вашингтоне и впрямь полагают, что уход Муктады ас-Садра из иракского парламента – это результат американской дипломатии? Или что йеменские хуситы пошли на перемирие в благодарность за удаление их из американского списка террористов? Или что Хамас в Газе неожиданно согласился на американские уговоры не продолжать ракетные обстрелы израильских городов? Думается, что все это было бы невозможно, если бы на то не было воли Ирана. Но ведь он же «в изоляции», утверждает Байден. О какой изоляции может идти речь, если президент Ирана посещает Оман, обменивается визитами с эмиром Катара, а в Багдаде вовсю идет подготовка к встрече министров иностранных дел ИРИ и КСА с целью восстановления полномасштабных отношений? И если сразу после визита американского лидера в Залив в Тегеран намерен прибыть президент Турции Реждеп Эрдоган? Нет никакой «изоляции» Ирана. Более того, если согласиться с мнением Байдена и признать все перечисленные им американские успехи и достижения, то логика потребует признать также, что всего этого США могли добиться исключительно опираясь на весьма тесное и доверительное сотрудничество с Тегераном. Ибо, повторим – на сегодняшнем Ближнем Востоке ничего подобного невозможно получить без согласия Ирана. И это прекрасно знают и из этого исходят все региональные игроки. И вокруг этого непреложного факта выстраивается вся региональная конструкция – а не вокруг той или иной американской доктрины, как то было раньше. Усилиями сменяющих друг друга американских администраций Иран стал не только «пороговой» ядерной державой и обзавелся собственными ракетами, но сумел создать крепкие плацдармы в арабском мире (Ирак, Ливан, Сирия, Йемен), наладить прочные торговые и политические отношения (Катар, Оман, Сирия, Газа, отчасти – ОАЭ и ПНА на Западном берегу Иордана). Иранские военные корабли уже вышли за пределы Персидского залива и освоились в Красном море. А в скором времени выйдут на просторы Мирового океана (объявлено об учениях в Венесуэле, где иранцы будут участвовать вместе с Россией и Китаем). Словом, Иран, как фактор влияния, сравнялся в регионе с США. И это перевело Ближний Восток в совершенно новое качество. Он более не пассивный объект американской (или любой другой) политики, но некий коллективный субъект. Он приобрел внутреннюю, самостоятельную динамику развития, управлять которой Белый дом (во всяком случае, при нынешнем хозяине) не в состоянии. Это значит, что здесь Байдена будут не только и не столько слушать, сколько требовать от него встроить Америку в складывающуюся региональную архитектуру. А она, как мы уже предполагали, складывается вокруг нескольких центров силы: трех неарабских (Тель-Авив – Тегеран – Анкара) и одного арабского, который, по-видимому, будет неоднородным. Ему еще предстоит сформироваться на основе конкуренции Эр-Рияда и Абу-Даби с участием Каира и Багдада. В этих условиях единственное, на что США действительно могут влиять – это как раз конкуренция в арабском лагере. Но и тут никаких единоличных решений Вашингтон принимать уже не может: ему не позволят это ни Тель-Авив, ни Анкара, ни сами арабы. Поскольку все они отлично понимают: Америке сейчас не до тонкостей ближневосточных раскладов. Она в них вникать не станет. А значит неизбежно наделает ошибок, последствия которых придется расхлебывать не один год. Авантюры в Ираке, Сирии, Ливии, Афганистане тому классические примеры. Повторения не хочет никто. Поэтому можно полагать, что основным содержанием ближневосточного визита Байдена станет, во-первых, попытка вернуть доверие арабов, прежде всего, Эр-Рияда. При этом следует учитывать, что главное требование, сформулированное арабскими странами Залива – это их полноправное участие в работе над «ядерной сделкой» с ИРИ. А реализация этого требования логически влечет за собой вытеснение США из процесса – хотя бы потому, что Тегеран последовательно настаивает на том, что вопросы безопасности Залива касаются только прибрежных государств и никакие внерегиональные силы сюда допущены быть не должны. Этот тезис, настойчиво повторяемый Ираном, как представляется, встречает понимание и молчаливое согласие арабов. И можно с достаточной долей уверенности утверждать, что именно таково их видение «ближневосточного НАТО», о котором в преддверии визита Байдена упомянул иорданский монарх Абдулла II. В США этот проект видят как формализованный американо-израильско-суннитский союз против Ирана. Но арабским странам Залива региональный блок нужен прежде всего для закрепления, институционализации арабского центра силы в регионе, а отнюдь не для того, чтобы легитимировать присутствие здесь США и Израиля и дать им право вето при решении региональных проблем. Это, кстати, понимают в Тель-Авиве, где совсем не мечтают связать себя союзными обязательствами ни с арабами (какими бы дружественными они ни были), ни с Вашингтоном. Так что на этом направлении Байдену предстоит очень непростой диалог. Не меньше сложностей, по-видимому, ожидает его и при обсуждении другой проблемы – «стабилизации» мирового энергорынка на фоне последствий российской спецопераций на Украине. Речь тут идет о том, чтобы убедить арабов (в основном КСА) нарастить нефтедобычу, чтобы «наказать» Москву. Технически эта задача не представляется невыполнимой. Несмотря на растиражированное мнение французского президента Макрона, саудовские мощности едва ли работают «на пределе». Вопрос не в том, чтобы быстро нарастить добычу. Для арабов вопрос заключается в гарантиях долгосрочного спроса. Ведь «зеленую повестку» еще никто не отменял, а она, будучи принята на самом высоком международном уровне, ориентирует нефтедобывающие страны на неуклонное снижение спроса на «черное золото». Если перспективы остаются прежними, и спрос будет сокращаться, то у арабов нет никаких оснований открывать свои краны. Им нужны долгосрочные контракты, а не разовые «гешефты». Так вот, в этих условиях вполне можно предположить, что в ответ на пожелания Байдена ему предложат выйти из парижских соглашений (как это сделал его предшественник Дональд Трамп). Такой шаг говорил бы о серьезности Вашингтона восстановить мировой рынок нефти и дал бы арабским экспортерам резон приступить к наращиванию добычи. Но пойдет ли Байден на такое? Возьмет ли он на себя ответственность за полный отказ от основ своей политической программы? Исключать такого нельзя, учитывая, что ответственность можно свалить на Путина: мол, это из-за него приходится отказываться от самого дорогого… Такой финт вероятен. И тут крайне важно, дадут ли арабы убедить себя. Ведь сам же Байден уже продемонстрировал, с какой легкостью вновь избранный президент США перечеркивает решения предшественника. Трамп вывел США из Парижских соглашений, а Байден вернул все назад. Но если Байден повторит действия Трампа – где гарантии, что его сменщик не повторит действия самого Байдена? Так что, с какой стороны ни посмотреть, на Ближнем Востоке президенту США предстоит весьма щекотливая миссия: вернуть хотя бы отчасти доверие со стороны стран региона и смириться с утратой роли всемогущего гегемона.

Газ или тормоз – что выберут Ливан и Израиль?

Газовая тема остается одной из наиболее актуальных на Ближнем Востоке. На этот раз внимание к ней привлек лидер ливанской Хезболлы шейх Хасан Насралла, который назвал газовые запасы на ливанском шельфе основой для развития страны и призвал ливанцев объединиться для их освоения ради будущего. С шейхом не поспоришь, но есть проблема: газовые месторождения расположены в районе, который оспаривают Ливан и Израиль. Две страны формально находятся в состоянии войны с 1948 года, и морские границы между ними не определены. Суть заключается в разнице определения линии прекращения огня от 1949 года. На картах двух стран они не совпадают. По израильскому варианту, линия морской границы с Ливаном упирается в границу кипрских экономических вод на 15 километров севернее точки, на которой настаивает Ливан. Изначально, когда газовые месторождения на левантийском шельфе только были открыты, Бейрут выступил против их разработки без согласования морских границ. Однако его усилия, в частности, обращение в ООН, остались тщетными. И до сих пор для Ливана «начать освоение месторождений» значит прежде всего заключить договор о морской границе. Что же касается Израиля, то он с самого начала попросту игнорирует проблему: Тель-Авив без каких-либо сомнений давно и успешно развивает добычу на «Левиафане» и «Тамаре». Такой же подход был им продемонстрирован и теперь. Вскоре после заявлений Хасана Насраллы израильтяне подогнали газодобывающую платформу в район месторождения «Кариш» в аккурат на спорном участке границы. В ответ на это Хезболла заявила, что не оставит без реакции «нарушение Израилем ливанского суверенитета» и будет действовать, в том числе, силой. Однако при этом была сделана примечательная оговорка: «если Израиль и Ливан не достигнут соглашения о границе». То есть во главу угла был поставлен именно вопрос о границе, а не вообще о праве непризнанного Ливаном «сионисткого образования» распоряжаться природными ресурсами шельфа. А ведь от Хезболлы вполне можно было ожидать такого радикального подхода. Но нет, ведущая проиранская сила в Ливане продемонстрировала готовность к конструктивному диалогу. Единственное условие – формальное согласование границ. Спорный участок акватории составляет 860 кв. км. Предметные переговоры между Бейрутом и Тель-Авивом по этой теме начались в 2020 году при посредничестве США. Однако на них ливанская сторона заявила о новых претензиях на 2,3 тыс. кв. км., включая месторождение «Кариш» и еще один перспективный блок. Естественно, что они были отвергнуты, а переговоры свернуты. Но в середине июня текущего года стороны к ним вернулись. В регионе появился американский посредник Амос Хохштейн. Бейрут решил отказаться от дополнительных претензий: мол, предыдущее правительство выдвинуло их не подумав. А израильский премьер (уже бывший) Нафтали Беннет призвал ливанское правительство начать разрабатывать шельф «в пределах своей исключительной экономической зоны», «воспользоваться возможностью улучшить свою экономику» и построить «лучшее будущее для ливанского народа». Слова – заметим – очень схожие с риторикой шейха Насраллы… На этом фоне позиция Хезболлы выглядит вполне конструктивной, переговорной. Ведь она сводится к тому, что «главное – это согласовать границы, без детализации, какие именно границы: с учетом ливанских претензий на «Кариш» или без них. При этом, как представляется, перспективы переговоров зависят прежде всего от того, готов ли будет Иран следовать в прежней логике «нормализации» с Саудовской Аравией на ливанской площадке. Если да, то прогресс на израильско-ливанской границе возможен, что откроет перед Бейрутом возможности для оживления полумертвой экономики и постепенного возрождения страны. Если же нет, то Хезболла восстанет против «предательской уступчивости» власти и превратит морскую границу в новый очаг напряженности.

Байден не прилетел

Президент США Джо Байден принял решение отложить свой давно анонсированный визит на Ближний Восток. Ранее предполагалось, что он посетит регион в конце июня, теперь же называется срок – июль. Официальной причиной названа большая загруженность графика хозяина Белого дома в его поездке по Европе. Однако есть основания полагать, что проблема не только в этом. Вполне вероятно, что Байдену попросту нет смысла ехать: программа, заготовленная его дипломатией, не была принята партнерами. Насколько можно судить, стратегический замысел визита заключался в создании коалиции арабских государств и Израиля. Цель – оформление суннитско-израильского союза против Ирана, а также вовлечение арабского мира в антироссийскую тотальную санкционную войну. Но умелые действия Москвы и Тегерана, с одной стороны, и все углубляющееся недоверие ближневосточных стран к США, с другой, расстроили этот план. Нетрудно заметить, что центральная идея визита является логическим продолжением стратегии «соглашений Авраама», инициатором и промоутером которых был предыдущий президент Дональд Трамп. Он позиционировал эти соглашения как «сделку века», творцом которой он себя вполне по праву ощущал. При этом важно, что одной из основ ближневосточной политики Трампа было укрепление тесных связей с Саудовской Аравией. С Эр-Риядом был подписан целый ряд соглашений о поставках современного оружия на миллиарды долларов. Думается, что вершиной стратегии «Авраама» должно было стать согласие КСА – лидера арабского и исламского мира – на признание Израиля. Если бы это удалось, Трамп вполне мог претендовать на место в Истории и на Нобелевскую премию мира. Байден же, ставший символом полного отказа от «трампизма», первым делом разрушил американо-саудовские отношения. Он обвинил наследного принца Мухаммеда бен Салмана в убийстве Кашогги (Хашукджи), прекратил (официальную) поддержку действиям КСА и саудовской коалиции в Йемене, заморозил оружейные контракты с Эр-Риядом, вывел из королевства системы ПВО. А главное – взял курс на восстановление расторгнутой Трампом «ядерной сделки» с Ираном. Можно полагать, что это было сделано в рамках той стратегии, которая была предложена Генри Киссинджером: превратить Иран из врага номер один в «ответственного» участника ближневосточного баланса сил. Неудивительно, что саудитам это не понравилось, и в результате саудовско-американские отношения оказались в наихудшем состоянии за всю историю. Перед лицом непоследовательности и недоговороспособности Вашингтона Эр-Рияд начал самостоятельно устанавливать собственные связи с Тегераном, по сути, включившись в работу по формированию динамического баланса сил в регионе. Последовательно укрепляются отношения и с Москвой, и особенно – с Пекином. Все это стало явным признаком потери Вашингтоном контроля над развитием региональной ситуации. Данное обстоятельство стало еще более очевидным, а главное – неприемлемым – в новых глобальных условиях, заданных украинским кризисом. Америке срочно потребовались союзники на Ближнем Востоке, причем союзники дисциплинированные, готовые исполнять приказы, исходящие из Белого дома. Собственно, срочным сколачиванием такой группы союзников американская дипломатия и занялась. Так, в марте была организована конференция с участием глав внешнеполитических ведомств США, Израиля, ОАЭ, Бахрейна, Египта и Марокко. И вполне вероятно, что тогда Вашингтон обнаружил, что у него нет никаких новых предложений, никаких новых перспектив, которыми он мог бы увлечь арабов, а точнее – КСА. У него в запасе – только план «регионального динамического равновесия» Кисинджера и «соглашения Авраама». Но первый морально устарел в условиях, когда нужна дисциплина. А вторые устарели, как «наследие Трампа». Все же ставка, по-видимому, была сделана на «Авраама»: в печати появилась информация, что Байден готовит очередную «историческую сделку» с участием Эр-Рияда, Тель-Авива и Каира. Ее предмет – передача двух островков (Тиран и Санафир) на выходе из Акабского залива в Красное море под суверенитет КСА, для чего нужно согласие Израиля и Египта. А смысл сделки – признание еврейского государства со стороны Хранителя Двух Святынь Ислама. В дополнение к этому планировалась новая конференция, на сей раз в верхах, между США, Израилем и девятью арабскими странами: шестерка ССАГПЗ, плюс Иордания, Ирак, Египет. В случае успеха это могла бы быть действительно внушительная победа американской дипломатии. Но она не состоялась. По крайней мере, она отложена. И, честно говоря, нет серьезных оснований верить в то, что она состоится. Почему? Во-первых, потому что по Тирану и Санафиру даже в Израиле намекнули американцам, чтобы они не суетились. Мол, мы сами тут разберемся, у нас достаточно компетенций для этого, а вы только воду мутите. А во-вторых, расширение «соглашений Авраама» на КСА представляется теперь уже почти невозможным. Дело в том, что для Тегерана это станет свидетельством отказа Эр-Рияда от курса на нормализацию отношений с ИРИ и даст иранцам карт-бланш на развертывание антисаудовской, антиамериканской, антиизраильской активности на всех фронтах. Эр-Рияд уже слишком далеко продвинулся на пути налаживания диалога с Тегераном. Повернуть назад можно, но цена едва ли будет приемлемой. Придется рушить уже достигнутые негласные договоренности по Ираку, Йемену, Ливану. Но от положения на этих направлениях КСА зависит куда больше, чем от состояния (вполне стабильного и предсказуемого) своих отношений с Израилем или даже от отношений с США (которые так импульсивны и вероломны и которых, как оказалось, вполне можно заменить – отчасти – Китаем). О том, с какими угрозами может столкнуться Саудовская Аравия в случае согласия на «Авраама», можно судить по следующим фактам. Иракский парламент принял закон, согласно которому признание Израиля карается пожизненным заключением или смертной казнью. Он был инициирован Муктадой ас-Садром, основным иранским ставленником в Багдаде, и принят единогласно (!) – притом, что депутаты вот уже восьмой месяц не в состоянии сформировать правительство и избрать президента страны. Такое единодушие свидетельствует о том, что Иран (через ас-Садра и других своих клиентов) полностью контролирует ситуацию в Ираке. Так что любое неверное движение со стороны Эр-Рияда приведет к взрыву. Аналогичный закон сейчас готовится к принятию парламентом хуситов в Йемене. Это значит, что присоединение КСА к «соглашениям Авраама» взорвет перемирие и здесь. Примерно та же ситуация в Ливане. Там «антиавраамовский» закон пока не обсуждают, но проиранская Хизбалла способна взорвать и эту страну. Для полноты картины: с резким и недвусмысленным осуждением «соглашений Авраама» выступило правительство Омана. Любопытно, что это произошло буквально по следам визита в Маскат президента Ирана Эбрахима Раиси. Все это означает, что для Саудовской Аравии любые шаги навстречу требованиям США нормализовать отношения с Израилем связаны с огромными и неоправданными рисками. Купировать их Вашингтон не в состоянии. Именно поэтому представляется крайне маловероятным, что ближневосточная затея Байдена увенчается успехом. Ведь без участия КСА она окажется попросту выхолощенной. На этом фоне весьма примечательным выглядит визит в Залив министра иностранных дел России Сергея Лаврова, который посетил Бахрейн и КСА, где участвовал в пятой сессии стратегического диалога РФ – ССАГПЗ на министерском уровне. Судя по скупости комментариев к этим переговорам, на них не было достигнуто каких-то «прорывов». Да они едва ли и планировались. Главное – удалось не допустить «разрыва», то есть сохранить сами отношения и положительную динамику их развития. А с «прорывами» торопиться не стоит. Нужно дать время американцам запутаться еще больше и еще больше потерять.

1 2

...